флэшмоб воспоминаний
Когда lerabel назначила мне год - 1992, я впала в сильную ажитацию - это ж, думаю, первый год в Москве, разврат, разброд и шатание, падение нравов, и, главное, он же такой длинный был, там столько всего! Но уже честно в голове все почти составила, а потом посчитала, оказалось, все в порядке, 1992 - это последний майкопский год, это я еще Наташа Ростова, ну с допусками и посадками, конечно=)
Третий курс музыкального училища - гармония, полифония, анализ музыкальной формы, фортепиано, история русской музыки, мемуары, журнал «Наше наследие», книжки умные, комментарии к ним, девочка-отличница, скукотища страшная. .
Сразу после нового года началась самая длинная обида в моей жизни, на папу, и не разговаривала я с ним, страшно вспомнить, больше полугода! Обиделась я за маму, через месяц она его уже простила, а я-то нет! Гордая птица была, нда. Жили в одном доме и не разговаривали, сейчас я не могу такого представить. Вечером я возвращалась из училища, мама просила отца меня встречать. Я выходила из троллейбуса и шла домой, а он в 10 метрах шел сзади).
Между тем, хоть и отличница, но как у классика, «давно сердечное томленье теснило ей младую грудь» или если посовременней, то «девочка созрела». Поэтому вокруг стали появляться ухажеры, все они мне мало нравились, но одного я даже честно привела домой и поила чаем, а тут пришла мама. В руке у мамы были с трудом купленные синие курицы, и, увидев на кухне молодого человека, мама как-то так стала громко говорить, говорить, и вроде уже почти кричать, а курицы в ее руке как-то поднялись и полетели, а молодой человек быстренько ретировался. Мама потом оправдывалась, что она знала, какая у него репутация в Майкопе, но было поздно - больше я домой молодых людей не приглашала. А другого, в которого «пришла пора, она влюбилась» вообще просила провожать меня только до соседнего дома. Это было летом, бабушка сшила мне длинную розовую юбку-солнце по выкройке из бурды, но из розовых занавесок, прям, как у Скарлетт. В этом, другом случае, вообще была беда - он был прекрасен, аж на 6 (!) лет меня старше, учился на врача и жил в Краснодаре, поэтому был неотразим, и даже вполне отвечал мне на чувства, насколько это возможно, но, к сожалению, уже был женат. Поэтому прострадавши остаток лета, я решила, что из Майкопа надо уезжать.
Весной одна наша преподавательница на несколько дней возила меня в Ростов, который на Дону. Там проходила конференция какая-то по вопросам, вероятно, науки гармонии (эх, хорошо, наверное, звучит для немузыкантов!), потому что там выступал Юрий Николаевич Холопов. Преподавательница жила где-то у знакомых, а меня подселили к майкопским девчонкам в общагу. Кроме майкопских там жила такая шикарная девушка из Москвы с удивительной фамилией Бессараб, и она постоянно разглагольствовала о Москве, об Ипполитовском училище, в котором училась, о том, какие у них там преподаватели - это же интеллигенция, это ж элита, это ж московский стиль! я лежала на раскладушечке и завидовала.
Холоповский доклад слушала с благоговением (он действительно был прекрасен, как и потом, когда читал курс гармонии нам на 1 и 2 курсе и прочее), цветочки подарила, а он внимательно порасспрашивал, откуда я, советовал поступать к ним в Москву, в консерваторию.
Легко сказать - поступайте к нам в консерваторию! А у нас, в Майкопе, таких случаев никто и не припомнит! В гнесинку еще бывало, но редко. Ну ладно, какая разница - консерватория, гнесинка, главное, что в Москву! А путь тех редких счастливцев был такой: с 3 курса ездить и заниматься с преподавателем - то есть платить ему денюжку, получать от него задания, выполнять и приезжать с ними раз в месяц (полтора, два, кого на сколько хватит). Не знаю, откуда мы собирались эту денюжку брать - и на занятия и на дорогу постоянную, но - решимость точно была.
Еще вопрос был про счастливцев. Меня там со всех сторон все друзья-учителя-знакомые уговаривали не ехать, и главный их аргумент был: «лучше быть первым человеком в Майкопе, чем не-сосчитать-каким в Москве». Но для меня такой вопрос не стоял, почему-то. «Ах, Москва!» Музеи-выставки-концерты-театры-улицы, коридоры консерватории!
Я уже несколько раз была в Москве летом с женой моего дяди, и, заходя в кассы Большого Зала, дрожала мелкой дрожью. Там еще круглый первый холл, знаете? - и акустика такая, что каждый шаг многократно повторяется. А Наташа мне строго: да не дрожи ты так! тебе ведь поступать сюда!
Но до поступления еще долго, а тут только поучиться надо. Мы приехали в октябре, эта же Наташа меня и повезла, пришли в Гнесинку, там вроде был «блат», т.е. приятель нашего майкопского директора. И даже вроде у меня была с собой «приношение», не помню, может, какие-то деньги, а может, какие-то конфеты? Ему было скучно, он стал говорить, ну, понимаете, что эти уроки, ну они дают так мало пользы, вот если бы вы перевелись, сами понимаете, вы могли бы выйти на московский уровень обучения.
Я сглотнула воздух и спросила, что же, разве такое возможно?
ну, конечно, почему нет, только надо, чтобы было, где жить, потому что в большинстве музучилищ москвы плохо с общежитиями.
ну разумеется, есть, где жить, конечно. (где? где я собиралась жить, ума не приложу. у дальних родственников, наверное).
- тогда нет проблем, - сказал дяденька и стал звонить директору гнесинского училища. У того было занято несколько минут. - Быть может, позвоним в ипполитовское?
Шикарная девушка Марина Бессараб с воспоминаниями о московской элите всплыла передо мной, и я кивнула. Ипполитовский директор оказался на месте, они мило пообсуждали воскресный шашлык на даче и велели мне приходить прослушиваться на следующий день в ипполитовку.
На негнущихся ногах я дошла до этого четырехэтажного унылого желтого здания на Пролетарке. Кто, кто внушил мне, что в Майкопе нас учили плохо, что по сравнению с этими вот девочками я ничего не знаю? Откуда была эта дикая неуверенность в себе?
Фортепиано я сыграла хорошо, по истории музыки побеседовала тоже славно, дело немного застопорилось на гармонии. Старенький и прекрасный Игорь Борисович Постников, который единственный и выглядел как представитель старой московской элиты или чего уж там, нахмурил густые брови и сказал: «ну, голубушка, у вас все хорошо, конечно, вы все слышите и интонируете, но ведь вы там у себя, в этом, как его, Майкопе, небось по «бригадному» учебнику занимаетесь?»
(все пропало, подумала я). Печально кивнула.
«Ну вот, а мы-то тут по Мясоедову, понимаете? Мы уже на 3 курсе прошли уже модуляцию в 3 степень родства, а вы только во 2-ю!!!» Я еще более печально кивнула.
Почему было не сказать: ну так я ж догоню вашу 3 степень в один момент!
Нет, я ждала приговора.
«ну, голубушка, как это ни печально, я бы вам посоветовал в этом случае переводиться с потерей курса, на второй…»
о, господи, ну, конечно. хоть на первый!!!
(как еще что было бы, если бы я перевелась на третий, неизвестно, потому что мой будущий муж Колька учился как раз на втором).
домой я приехала собирать вещи несколько обалдевшим триумфатором, а как это перенесла моя эмоциональная мама, вообще до сих пор не понимаю. Она-то рассчитывала, что уеду я только года через полтора. Учиться в Москве я начала зимой после новогодних праздников 1993 года.
Кому хочется повспоминать, просите, я год назову.