«Рейсы ржавых скорпионов», написано на бумаге, Чарли перевернула её.
Пусто.
-Куколка была пустой, - пробормотала Чарли и щелкнула пальцами.
«Рейнджены, они же на востоке Ренджайны, И Ренглены в стране кровавой пятиконечной звезды. Но суть одна - кровавые кровожадны ублюдки!» - Говорила про них Теххи.
«Патриоты, единственные из оставшихся. Маниакальны и кровожадны, но с кем не бывает. Нелюди, но у каждого свои недостатки!» - Говорил про них Анатолий, куря свою кубинку и глядя на свой авиадром.
«Самое спокойное семейство. О Боже, сделай ты так, чтобы их было побольше в этом мире. Мы устали... Затирать следы. Взрывчатка нынче дешева, а вот заткать глотки власть имеющим становится накладно. И не говори, что они плохие. Самые спокойные, Господи, сделай так, чтобы подобных было больше!» - Святой Патрик встал на колени и начал молиться.
-Понятно, - сказала Чарли и поправила непокорную шляпу. Она порывалась сорваться с быстрой головы, несмотря на две тонкие веревочки. Но это было единственное, что она нашла подходящее в огромном магазине одежды. Впрочем, головной убор - дело святое!
Башни близнецы упали, когда она пересекала океан, летя в Нью-Йорк. Они видели дым с борта, при заходе на запасной аэродром.
На форуме сайта Восхищенных Солнцем кто-то написал, что верхние этажи были выжраны целиком, и тогда решили трех зайцев сразу, заодно начав готовиться к вторжению интересов в Нефтерай. А Чарли заснула убаюканная воплями людей из нескончаемой прямой трансляции через интернет в тот день. Самолет был пуст и тихо одиноко мечтал на загородной взлетной полосе под стрекот кузнечиков, когда она открыла глаза. Все пассажиры ушли, но на спящую в салоне девушку никто не обратил внимания. Как и на её включенный ноутбук. Вытянувшись и выгнув спинку кресла собой, она её нечаянно сломала, впрочем, как и не хотевшую открываться дверь самолета.
Сначала она подумала, что пропустила краулинг. Но потом Чарли вспомнила дату и поняла, почему все так гуляли. В этот день, а точнее в эту ночь Кэролл исполнилась третья эспада. Отмечали, конечно, с помпой.
-Тупая девчонка.
Официантка шла с подносом, ставя ноги правильно меду ножек стульев.
А Чарли улыбалась стоя в дверях.
А четыре человека смотрели на неё. Карты падали вращаясь и убегая со стола.
А девушка балансируя подносом пробиралась к ним между смыкавшихся стульев. При этом с абсолютно отрешенным видом.
Улыбка Чарли мощность сто ватт сияла за стеклом пуленепробиваемой витрины. Но они все равно, закричав, открыли огонь.
Первый патриот получил пулю в горло и, выпустив фонтан крови в лицо одинокому мужчине, сидевшему за стоявшем в самом углу столиком, начал заваливаться назад, хватаясь руками за улыбавшийся ему в лицо воздух, в нем, этом воздухе, текли смазанные огни посуды и отблески света витрин.
Из-за прилавка вылетела граната, она тихо выплюнула чеку и, вращаясь неторопливо, летела в самый центр зала, вот еще чуть-чуть, и она окажется на тарелке с недоеденной отбивной у пожилого банкира, ужинавшего (вот сюрприз!) со своей дочерью. Она смотрела в витрину, он на умершего в этот момент от шальной пули патриота официанта.
Смерть была вполне обыденной и спокойной. Криков и суеты не было, все слишком быстро случилось. Фонтаны стекла красиво играли переливами радужных оттенков, фаршированные зайцы взрывались, выплевывая свою начинку, и крови брызги смешивались с брызгами вина, разбитая бутылка - магнум - бордо - гранд-крю - падала под ноги раненой в бедро девушки-официантки. Ароматы и цвета, все смешалось в этот момент и творило неповторимую гармонию вечерней смерти в дорогом ресторане. Вот только человеку трудно было насладиться ей.
Пули пахли как пули, а вот порох был другой. Но все равно перед ней вставали ровные ряды синих мундиров, и слышалась команда:
-Огонь!
И в брызгах вырванных щепок она помнила запахи длинных библиотечных коридоров, по которым с фонарем ходил учитель, разнося обратно найденные им то там, то тут, под тенистыми кронам и на мраморных краях фонтанов книги.
Мимо летел, вращаясь, пробитый поднос. Она стояла на улице, расставив ноги, и вытянув вперед обе руки. Витрина была почти цела, только вся в дырках от пуль, от них медленно расходились трещинки, грозя обрушить плотину едва сдерживаемых запахов из прошлого.
Рванула граната. И плотину прорвало.
В наушниках Чарли успокаивалась буря «Лет Даун» Радиохед. И смолкла вместе с последним упавшим на землю кусочком стекла. Никто не вопил и не кричал и не звал полицию - все были мертвы, а шедшие по улице люди видели идеально организованную ресторанную жизнь за миражами стекол.
Улыбка Чарли, выросшая до прожектора в тысячу ватт, вдруг разом перегорела.
-Стой Чарли. Жди седого старика.
-Не используй мушку Чарли, окидываешь всю цель взглядом и используешь свой «внутренний прицел», тогда с небольшой дистанции пули попадают в самый центр.
-Его нет?
-Где он?
Она вертела головой, смотря на ровные ряды припаркованных блестящих автомобилей. Они были вызывающе надраены. В них отражалось все, словно в зеркале.
-Столько зеркал…
А в колонках играет радиохед.
Он оказывается на столе, качнувшись вперед, спрыгивает, и несется на врага, разнося в цепки стулья. Официантка визжит от восторга, такие уж тут официантки. В колонках смолкает радиохед.
Удар.
-Я думаю, твое вдохновение закончится на этой миле Майкл!
-Мое вдохновение Максим не закончится никогда!
Кулак Макса взлетел вверх и рванул вперед, причем его тело не двигалось с места, мышцы на руке свело судорогой в тугой узел, они запредельно напряглись и тут же лопнули, раздался отчетливый хлопок, стекла их цветочной витрины полетели прочь, этот самый кулак, обогнав звук, врезался в челюсть Майкла.
-Свочь!
Наверное, он хотел сказать «сволочь», но не успел. Кости не выдержали ни у того ни у этого, кисти руки у Макса треснула, Майкл отлетел метров на пять и врезался в стальные перила, прогнув их под собой и так и остался висеть, медленно сползая вниз.
-Хороший джеб, мой мальчик, - заметил старый цветочник. - Вы боксер? Вам точно надо становиться боксером! Я, конечно, не знаю, что он вам сделал, но удар был как в моей молодости на профессиональном ринге. Я помню, мы с отцом ходили туда каждое воскресенье, и по пятницам тоже ходили! Эх, как же, черт возьми, давно это было. Но вам нельзя упускать такого случая. У вас явно талант!
Он еще долго говорил что-то сам себе. Но улица перед ним была пуста. Исчез и Макс и Майкл. Первый курил на палубе теплохода отходящего от пристани под утренний разбуженный пере крик чаек. В его протяжном гудке утонула вся пристань. Одна рука парня свисала безвольной плетью, во второй руке зажата сигарета.
Его «противник» брел по улице в нутро города, и пасти домов смачно щелкали зажигалками девушек стоявших у красных фонарей, блестели глаза и зубы витринами, они ожидали пира в эту ночь. Его лицо было залито кровью, но так привычно это в этих местах, что никто не удивлялся особо. А вот присмотрись он повнимательнее, увидь выражение его глаз, их блеск, услышь, как бьется его сердце - этот наблюдатель удивился бы. Определенно он бы не поверил, что можно так радоваться, когда твоя челюсть не двигается, когда ты еле дышишь и почти ничего не видишь.
Радость. Это не боль!