Страруда - Истории Чудовищ: Шепот камышей. История Куро.
В деревне предгорной давно жил ребенок, что с детства бродил повсюду один. Костер разводил он в лесу, и нюхал туман, любил камыши и рыбу ловил, во сне трогал мох, на дереве спя, и звезды считал, когда пролетали они меж ветвей цвета сумрака теплого. Не очень любил он людей, и тьмы не боялся совсем. Когда в этот мир предвечных чудес весть неся сквозь лес пробиралась тьма, он все встретить хотел хозяйку ночного костра. И следом он шел и звуки ловил. Он жил нелюдим, но о многом мечтал. Однажды в ночи он увидел особенный свет, он шел из окна, там кто-то дышал, там кто-то боялся в постели холодной пришествия тьмы. В окно заглянув, он увидел мечту, о которой слагались все сны. Окно он закрыл за собой, оставив лишь в памяти лик, и в лес он пошел, навстречу грядущей и жаждущей этой души утренней тьмы. Он громко кричал, он весело лес свой по именам называл, он пел и плясал от счастья. Он тьму со следу сбил, вслед за собой в лес увел, но сам заплутал.
Он был лишь ребенок, что жил меж ветвей. Так странно в лесу становилось теперь. Он помнил, он знал, что в жизни нашел вновь мечту, и не надо больше спать и на звезды смотреть. Он шел все вперед и шел и слышал, как тьма продирается вслед за ним в его лес. Не помнил он лес, не помнил чем жил. Как страшно в лесу! Как глупо терять!! Он по лесу брел, устал он кричать… Да и незачем стало, тьму эту ему не напугать... Теперь так похож он на жителя стал, боящегося тьмы и не ходящего в лес за рекой. Упрямо вперед он все брел, и тьма настигала его. Он видел мечту, но видела она ли его? Он помнил лицо, за ним шла теперь тьма.
И понял он тех, кто в деревне той жил. Они все имели кусочки того, что тьме не отдать! Могли лишь солнце молить и дверь запирать, но тьма приближалась, хотела отнять, хотела заставить забыть…
-Не стану таким, - сказал он себе. - Не буду я плакать, не стану кричать. Мне есть что терять. И есть, зачем жить. Не сдамся я тьме. В ночи будет свет. Я лес подожгу. Он будет сиять!..
Зашла в сердце леса та Тьма. А Лес то горит!
Шепот камышей. История Куро.
Полосатые лучики солнца, что кружат под деревьями летом.
Мы рвали яблоки в саду. Полив включили и углубились дальше. Сад был длинный, метров сто в длину, но в ширину наш участок от силы пятнадцать. Вот такой вот коридор из крон, правда, если отойти от дома шагов двадцать - упрешься уже в непролазную чащу. Дальше сквозь заросли малины, крохотную полянку с цветами можно дойти до чужых «земель». Аня плыла в воздухе, наполненном жужжанием. Её улыбка была теплая как сам летний лучик, я зажмурилась, мне стало так тепло. И вдруг она остановилась и вскрикнула, стала отмахиваться от насекомых, я же стояла и смотрела на её нелепые прыжки и поклоны земле и траве.
Она сказала моему недоумению:
-А ты знаешь, что в любую минуту тебя может укусить пчела… или оса, - добавила она.
Я закивала.
-А в глаз? Надо часто моргать, иначе она в глаз укусит. Веко не прокусит, а так ты без глаза останешься.
Я кивала.
У нас кончился сок, и мы вернулись ко мне в дом. Дом собственно не совсем мой, я тут пока просто живу, вот и все. И Аня - моя одноклассница. Там есть в углу комната, самая прохладная. Там так хорошо, если задвинуть все шторы - и не скажешь, что наступило лето. Так успокоено и нежно лежали мы на кровати. Ничего не хотелось - ни игр, ни книг, ни обратно во двор, ни домой. Ничего и никого.
Я взяла своими руками её пальцы, наши кулачки - залоги дружбы, в двух экземплярах, закреплены нотариусом на небесах. Она смеялась и вырывалась, но не по правде, лишь понарошку.
-Что ты делаешь? - Она спросила. И снова расцвела в улыбке в полутьме комнаты. Тут было так прохладно, а на дворе такая полуденная жара.
-Давай тут полежим? Там слишком жарко.
Я провела языком по ресницам и поцеловала её глаз. Она зажмурилась, и все повторилось вновь - я придавливаю её, она пытается выползти из-под меня, но я-то знаю, как нужно сводить при этом ноги.
-Ты не поднимешь меня, даже не пытайся. Открой глаз. Не закрывай, сейчас будет приятно.
Сказала и провела языком по её глазному яблоку. Она вновь фыркнула и зажмурилась.
-Не надо!
-Надо. Просто расслабься. Ну, расслабилась?
Она повела плечами - мол, делай со мной что хочешь. Я наклонилась и поцеловала глазик, теперь судорога вновь прошла по телу Ани, но она не вырывалась, и смогла подавить в себе желание моргать.
Я быстро вздохнула, выдохнула и укусила. Она ногами сминала постель - я ей рот закрыла. Потом успокоилась только вся мокрая, и холодная… дрожала… а я рот ей закрывала и почти не открывая своего в ухо спросила:
-Больно?
Она заныла. Я руку отпустила и поцеловала её, она проглотила.
Аня порывалась вскочить и уйти, но я остановила. Опять кулачки сцепленных пальцев - наша дружба - и она вновь заныла. Хотела туда, на улицу снова, хотела под душ и домой. Но я ей шептала:
-Все будет отлично, верь мне. Ведь почти что не больно уже?
Она, молча, лежала и тяжело дышала. Я принесла перекись и по края кровь стирала. Вначале было много, но она быстро остановилась.
-Вот видишь, как пирсинг, все быстро.
Она мотнула головой, и вновь захотела уйти. Я уложила её и, стянув майку, легла рядом, положив на лоб руку с мокрой тряпкой. Мне показалось или она уснула, но я не двигалась, лишь слушала её постепенно успокаивающееся дыхание. Было прохладно, а за окном жужжали пчелы.
«Им не достанется на обед твой глазик, Аня! Теперь, никогда, навсегда, он лишь мой, Аня!»
В общем - в доме у неё был страшный переполох, когда мы вернулись в тот вечер. Вызывали скорую, воплей было тьма! Меня все допрашивали - как да что, а я все про гигантского шмеля. Они не верили, говорили - выдумала все. Тогда я стала убеждать их, что видела, как он кушал её глазик и все приговаривал - «вкусно, как же вкусно, очень-очень вкусно!» Отец Ани еле сдерживался, чтобы меня не ударить. Аня молчала, лишь изредка плакала. Не хотела в больницу она, а потом даже рассмеялась, мол - «все путем, смотрите на меня, пиратка я!».
Но её не поняли, как и меня. Аня как я и думала, была нормальной, её родители, как и подозревала - нет.
Меня отвели в комнату, налили чай - это бы ритуал, я поняла и расспросили во всех подробностях - как приключилась с нами такая вот беда, да почему она не сразу в дом пошла, да что же так спокойно мы вошли - мы, что же не понимаем, что дело-то непоправимое! Допрос мягко переходил в истерику и обратно, потом, правда все успокоились - особенно её мать, и поднялись к ней наверх в комнату. Мама у неё хорошая и добрая, она успокаивала дочь, как могла, но Аня уже безмятежно в наушниках читала, челка, скрывая пол-лица, до страниц книги свисала, и мама ей только мешала. От её спокойствия у женщины опять началась истерика. В общем, я только под утро вернулась к себе в мирный деревянный старый дом, где кроме меня никого, лишь изредка соседка приходит проведать и принести продукты.
Все-таки даже дружные и любящие семьи суета сует, а значит - зло. А вы как считаете, Хозяйка?
Я родилась и начала жить в городе, в котором есть хоспенс, психиатрическая больница и детский дом. Полный набор.
Морщинки.
-Если ты хочешь вернуться с этой войны домой, тебе придется умереть на этой линии фронта.
Она хватает её рукой за майку и наотмашь бьет по лицу. Смягчается потом, и уже просто наказывает. Но все ребята видели, какими были первые удары. У Юли кровь течет по лицу из разбитого носа, она смотрит на потолок и улыбается.
-Что ты улыбаешься дрянь? Может уже пора лечиться сдавать? - кричит учительница. Видно, что она хочет добавить, но не решается. Наверное, думает в этот момент, что переборщила. Или рука уже болит, а может, заметила или скорее поняла, что все отметили КАК она «била первые удары».
Юля начинает тихо с легким бульканьем смеяться. Учительница поворачивается к классу и обводит его взглядом. Все старательно скучают. Она снова кричит:
-Кто-нибудь, ну помогите же девочке, она ваша подруга! Или вы совсем совесть потеряли?
Все молча смотрят в разные стороны, кто на что горазд. У всех на лице скука и написано одно - «ты же сама это сделала, сама и веди её в медкабинет, мы-то здесь причем? И помогать ей не надо»
-Вадим?
-Что?
-Ты веди!
-Она смеется.
-Да ты что, - прыснул сидевший за его спиной парень.
Учительница посмотрела на него, она все еще сжимала в руках майку Юльки. А та старательно терла нос рукой и слизывала кровь. Учительница, наконец, увидела, чем она занимается, и почти с отвращением оттолкнула девочку.
-Ну, вы поганцы, заберите её уже!
В результате они оба шли по пятам за ней в медпункт. Там молодая девушка стирала перекисью уже подсыхавшую кровь с перемазанных веснушек и морщинок в уголках Юлькиных глаз, и смущенно поглядывала на мальчишек. Те стояли гордо и спокойно смотрели на всю эту никогда при них не используемую аппаратуру. У парней на лицах написано абсолютное спокойствие, они словно говорят всем своим видом - «даже если ты считаешь, что это сделали мы, нам все равно, оправдываться или объяснять, как было дело, мы не будем»
Влом, взрослые тут все равно не поверят. И если и поверят - какой толк?
Морщинки - громоотвод.
Юлька жила с мамой после «того случая». Каждый раз говоря «тот случай», было понятно, что именно за случай, но почему-то было легче. Как страусу когда он прячет голову в почти расплавленный песок. Это мазохизм, ему, наверное, больно, но он терпит, потому, что надеется так избежать большей боли. Тупой и слабый страус. Я ненавижу страусов и все что на них похоже!
Моя мама - начинающая писательница!
Как-то после занятий Рита увязалась за мной по дорожке из школы. Я шла по тротуару, она, нелепо размахивая руками, прыгала по бордюрным камням. Новенькая девочка в нашем классе, единственная с кем я еще не познакомилась. Черные короткие волосы и очки в тонкой оправе. «Все-таки теперь она наша…», подумала я и произнесла, на пол-оборота развернувшись к ней и слегка наклонив челку:
-А что ты не носишь линзы?
Она остановилась, вздохнула как перед прыжком в воду, взмахнула руками, взглянув при этом в небо, и спрыгнула вниз, ко мне на тротуар. С полуметровой высоты.
-Боишься высоты и контактных линз? Бывает.
Мы шли домой и она, словно плотина, которую прорвало так вот внезапно по весне, рассказывала мне о себе, своей жизни в прошлой школе, коньках, Таньке, Вадике, тонком предательстве, которого никто кроме неё не видит. А еще о черном ноутбуке, врачебных ошибках, зубных болях, когда не поймешь, что болит - голова или все-таки зубы, стерильности шприцов, которыми колют всех подряд в больницах, где лечат зубы, а потом только моют их, о шортиках, которые купили её маленькому братику и о том, почему она должна теперь всегда следить, чтобы они с него не упали, если они не могут просто вставить туда нормальную резинку! А потом снова о каких-то своих болях и о книге, которую ей дали почитать, она такая классная, только вот Рита забыла опять её название.
-Что же такое, каждый раз как хочу вспомнить что-то важное и интересное, как назло забываю! В последнее время стоит подумать о том, что - вот оно, сейчас скажу что-то интересное, и бац - я опять забыла. Что со мной? Это пройдет, когда я вырасту?
Я ответила, что - нет, только еще хуже станет, и чтобы прервать словесный понос, вскинув подбородок, заявила, что моя мама - начинающая писательница! У неё рот отвис, дальше она говорила, не поднимая его, слегка картавя при этом, мне подумалось - «и это с возрастом у тебя не пройдет…»
-Пи… писательница? Настоящая, вау! - её подбородок поднялся и встал на место, образовав изогнутый слегка кривовато от счастья рот. И мне пришлось рассказать ей, про свою маму и её творчество…
Когда папа умер, я осталась жить у мамы, бабушка хотела забрать меня, даже в суд подавала, но моя мать умудрилась выиграть это дело. Она воистину удивительный человек с пробивным характером!
Однажды она вернулась с дневной работы в прекрасном расположении духа, правда сильно уставшая и потащила меня вверх к себе в комнату. Включила ноутбук и, суетясь вокруг него, ждала, пока он загружается, она при этом как обычно кусала в нетерпении свои губы. Мне каждый раз хотелось в таких случаях ей помочь как-то, но если его ткнуть или пнуть - быстрее он не загрузится. Это я уже проверила, мы носили несчастный компьютер в ремонт и там с нас содрали кучу денег. Мама не расстроилась, она вообще никогда из-за таких мелочей не расстраивается, она положила мне руку на голову, и слегка лохматя мои кудри, сказала:
-Ты молодец, ты сделала все что смогла. Только больше не бросай его об пол, ладно? Ты бросила его с метровой высоты, а как сказал нам мастер - это почти что новый рекорд, который выдерживает винчестер (на испытаниях Acer - 87 см. прим. КО), а он цел, а ведь там все мои работы, чтобы случилось тогда? И она поцеловала меня в щеку. Я ответила:
-Мам, но у тебя же есть флешка, куда ты скидываешь все! Я сама тебе после того случая рекомендовала этим озаботиться и не валить вину на меня.
Она сказала, что это так, но флешки размагничиваются от сильных электромагнитных полей, а у нас и микроволновка и рядом соседи что-то в гараже мутят, и вообще все эти сотовые. Она достала из сумки телефон и с отвращением на него посмотрела, словно это огромная личинка жука. Потом сунула его обратно. Я на неё взглянула исподлобья, и не решилась говорить, правда, по пути назад не сдержалась и возразила, что это не флешки, а как раз винчестер перемагничивается, и микроволновки с сотовыми соседями тут не причем. В результате мы снова немного поспорили, и каждая осталась при своем мнении.
Комп, наконец, загрузился. Мама, мурлыча себе что-то под нос, уселась, и радостно потирая руки продемонстрировала мне свою находку.
-Социальная сеть для молодых писателей, - прочитала я. Мама кивнула и кинулась меня обнимать и целовать, проявляя бурю эмоций, а я, пытаясь отмахнуться от неё как от мухи, лезла к экрану. Причем смотреть на него она мне почему-то не давала, прикрывая ладошкой глаза.
-Мам, - сказала я, когда она слегка успокоилась, однако, - мамочка, а что же там такое, если мне смотреть нельзя, ты случаем не вляпалась во что-то темное?
Мама расцвела и сказала, что это провидение подсунуло ей мысль на работе покопаться и поискать подобные сети. И вот он результат!
-Доченька, мы с тобой скоро уедем из этого дома! - Пропела мама. - Почему? - Спросила я, и она ответила: - Нам не нужно больше будет думать, где взять деньги на еду и на коммунальные услуги, скоро я заработаю кучу денег и прославлюсь!
Я по её глазам поняла, что мама сама в этом ни капельки не сомневается и вообще на седьмом небе от счастья. Я слегка улыбнулась, и украдкой выглянув из-за её плеча, посмотрела на экран.
-На этом что можно заработать деньги? - С сомнением спросила я. Но мама покачала перед носом пальцем и ответила:
-Не в деньгах счастье, главное в творчестве - самоотдача!
И укоризненно на меня взглянула, словно не признавала теперь во мне дочь, как будто не она, а я тут только строил планы, на что мы потратим эти деньги.
-И не во славе. - Сказала я, мама утвердительно кивнула и, взяв мои щечки в ладошки, их по очереди поцеловала.
-Будь тут твой отец, он тобой гордился бы! - Я чуть не упала от таких слов. Моего отца она поминала крайне редко, в основном во время патовых ситуаций.
Всю следующую неделю мама была как невеста за день до свадьбы, еще неделю она просто радовалась, через месяц все стало как обычно, на второй месяц она заперлась в своей комнате и впервые не пошла на работу.
-У них одни дуэли на уме! - Сказала она мне и посмотрела с сожалением на засохшие на окне цветы. Потом улыбнулась мне как можно мягче и сказала:
-А давай мы выпьем чаю на улице?
-Давай мама! - С радостью прокричала я, каким-то удаленным до орбиты Земли местом подумав, что сидя на тротуаре рядом с едущими по дороге машинами и распивающие чай мы будем слегка странно смотреться. Но ведь это с мамой!
Мы собрали все, что смогли найти дома и вышли на улицу. Мама закашляла и со злобой посмотрела на бредущих по своим делам пешеходом, я еле удерживала тяжеленный столик. Повертев головой, она отыскала глазами калитку с улыбающимся солнышком и позвала меня за собой. Я перла этот тяжелый стол, каждую минуту опуская его, чтобы передохнуть. Вокруг шли люди по своим делам, но никто и не подумал маленькой девочке предложить помочь. Доперла-таки, и настроение сразу поднялось - мама, устроившись в огороде у соседки прямо на грядках с морковкой и капустой, приветливо махала мне рукой. Я всадила ножки стола в чернозем и плюхнулась рядом на землю сама.
-Не пачкай платье, мне нечем стирать! - Укоризненно покачала головой мать, и поставив два стула села сама и усадила меня. Скоро мы, любуясь на зелень соседского огорода, чайовничали вовсю и разговаривали о разном, в первую очередь об искусстве.
-Представляешь доченька, там повсюду плагиаторы! - В сердцах выговорила моя мама и отхлебнула чай. - Воруют и воруют и спросу и защиты на них нет.
Я немного не поняла, какого спросу, но тактично промолчала и отхлебнула чаю, изучая мамину блузку. Она мне показалась серее, чем была в прошлый раз до стирки.
-А нас не прогонят? - Спросила я? Мама замахала руками, свалившись со стула. - Нет, нет, что ты они там уже ко всему привыкли, я-то там ничем незаконным не занимаюсь, в отличие от некоторых. - Закричала она так, что мелькнуло в голове - «сейчас крестное знамение творить начнет ведь!» Не начала. Поднялась, отряхнулась и села обратно. Я так и не сказала ей, что имела в виду наше вторжение на чужой огород и порчу кочанов капусты, на которой мы сидели. Впрочем, мне было все равно, главное, что мама рядом!
-Но ниче, я нашла верное решение! - Вскинула голову на облачка, летящие над нами моя мама. И снова посмотрев мне в глаза, разъяснила:
-Они как определяют хорошие работы, там система баллов. Так они из-за них дерутся. Дураки! Во дурачье! Не понимают что плагиаторы повсюду, и вершина в местном топе им ничего не дает! А я, - мама снова отхлебнула уже почти остывший чай, - я зарегистрировала всех моих двоюродных братьев и сестер и, написав кучу хвалебных комментариев, проставила везде отрицательные оценки! - Она, искря глазами, взглянула на меня, мол, подхватывай, в чем гениальность моего хода?
Я сказала приблизительное:
-Мэ, ну так, они там, ты молодец мама! - И улыбнулась как можно милее.
-Ты ничего не поняла? Смотри, плагиатор-агент открывает очередной сайт, смотрит топ работ и выбирает свою жертву, так? - Спросила меня она, перегнувшись через весь стол. При этом задела пухлой грудью свой стакан с чаем и по блузке начало расползаться кремовое пятно.
-Так, - ответила я, взяв салфетку и пытаясь вытереть чай с маминой груди. Вы когда-нибудь вытирали жидкость с груди четвертого размера? Которая мягкая, как… как… я даже не знаю с чем сравнить мягкость и теплоту материнской груди, короче чай с неё не стереть, я это быстро поняла и выкинула салфетку под стол.
Мама ничего не замечала, она по пальцам перечисляла достоинства своего коварного хода.
-Вот смотри, так как теперь все мои работы в самом низу списка, то плагиатор на них никогда не обратит внимание, ведь ему какой смысл нарушать закон из-за строительной арматуры, торчащей на старой стройке, а редактор любого известного издательства, зайдя на сайт в поисках новых шедевров, которые войдут в историю мировой литературы, - тут она совершенно легка передо мной на стол, даже ноги оторвала от чернозема, - он, естественно посмотрит андеграунд, то что люди ненавидят, то что в самом низу. Ему-то какая разница, любят или нет, главное - читают! Если книгу покупают, её продают, а уж потом они могут материться сколько душе угодно, что не понравилось! Ты поняла - со сладостью выплюнула как конфетку изо рта мама, и слегка наклонив увязший в земле стол, скатилась в грядку.
Я очень сильно сомневалась, что издатели или редакторы известных издательств имеют подобное хобби, но тактично спорить не стала, заметив про себе что у мамы бывают просветы, когда она кажется умнее чем я.
Я не выдержала.
-Мама, у тебя бывают просветы!
Подала ей ручку, и она встала, отряхиваясь, под мышкой держала кочан капусты. Протянув его мне, сказала:
-Смотри доча, мы с папой тебя в такой же нашли! - И прижав его сначала к щеке, потом к груди, в конце расцеловала. Кочан, не меня.
Когда мы тащили наш стол обратно, на этот раз вдвоем, у матери на щеке висел кусочек земли, но она полузакрыв мечтательно глаза ничего не замечала. Впрочем, как и прохожие, что шли мимо нас.
Через неделю я нашла маму, заплаканную у темного монитора ноутбука.
-Опять сломался? Мамочка, не переживай, все исправимо в этом мире, пока есть ты и есть я.
Она обняла меня и прижала к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом и вцепилась в кожу пальцами сквозь тонкую майку.
-Мама, что бы ни случилось, я тебя не покину. Я всегда с тобой. Я люблю тебя мама. Ты просто знай это.
Пока я мыла пол во всех комнатах, мама во дворе вилась вокруг нашего нового соседа, чинившего рядом с гаражом машину. Я выглянула в окно и подслушала часть их разговора. Моя мама - настоящая Катерина Медичи! Она полчаса изощренно пыталась дознаться и вывести соседа-плагиатора на чистую воду, не возбудив при этом в нем подозрений!
Он был лишь ребенок, что жил меж ветвей. Так странно в лесу становилось теперь. Он помнил, он знал, что в жизни нашел вновь мечту, и не надо больше спать и на звезды смотреть. Он шел все вперед и шел и слышал, как тьма продирается вслед за ним в его лес. Не помнил он лес, не помнил чем жил. Как страшно в лесу! Как глупо терять!! Он по лесу брел, устал он кричать… Да и незачем стало, тьму эту ему не напугать... Теперь так похож он на жителя стал, боящегося тьмы и не ходящего в лес за рекой. Упрямо вперед он все брел, и тьма настигала его. Он видел мечту, но видела она ли его? Он помнил лицо, за ним шла теперь тьма.
И понял он тех, кто в деревне той жил. Они все имели кусочки того, что тьме не отдать! Могли лишь солнце молить и дверь запирать, но тьма приближалась, хотела отнять, хотела заставить забыть…
-Не стану таким, - сказал он себе. - Не буду я плакать, не стану кричать. Мне есть что терять. И есть, зачем жить. Не сдамся я тьме. В ночи будет свет. Я лес подожгу. Он будет сиять!..
Зашла в сердце леса та Тьма. А Лес то горит!
Шепот камышей. История Куро.
Полосатые лучики солнца, что кружат под деревьями летом.
Мы рвали яблоки в саду. Полив включили и углубились дальше. Сад был длинный, метров сто в длину, но в ширину наш участок от силы пятнадцать. Вот такой вот коридор из крон, правда, если отойти от дома шагов двадцать - упрешься уже в непролазную чащу. Дальше сквозь заросли малины, крохотную полянку с цветами можно дойти до чужых «земель». Аня плыла в воздухе, наполненном жужжанием. Её улыбка была теплая как сам летний лучик, я зажмурилась, мне стало так тепло. И вдруг она остановилась и вскрикнула, стала отмахиваться от насекомых, я же стояла и смотрела на её нелепые прыжки и поклоны земле и траве.
Она сказала моему недоумению:
-А ты знаешь, что в любую минуту тебя может укусить пчела… или оса, - добавила она.
Я закивала.
-А в глаз? Надо часто моргать, иначе она в глаз укусит. Веко не прокусит, а так ты без глаза останешься.
Я кивала.
У нас кончился сок, и мы вернулись ко мне в дом. Дом собственно не совсем мой, я тут пока просто живу, вот и все. И Аня - моя одноклассница. Там есть в углу комната, самая прохладная. Там так хорошо, если задвинуть все шторы - и не скажешь, что наступило лето. Так успокоено и нежно лежали мы на кровати. Ничего не хотелось - ни игр, ни книг, ни обратно во двор, ни домой. Ничего и никого.
Я взяла своими руками её пальцы, наши кулачки - залоги дружбы, в двух экземплярах, закреплены нотариусом на небесах. Она смеялась и вырывалась, но не по правде, лишь понарошку.
-Что ты делаешь? - Она спросила. И снова расцвела в улыбке в полутьме комнаты. Тут было так прохладно, а на дворе такая полуденная жара.
-Давай тут полежим? Там слишком жарко.
Я провела языком по ресницам и поцеловала её глаз. Она зажмурилась, и все повторилось вновь - я придавливаю её, она пытается выползти из-под меня, но я-то знаю, как нужно сводить при этом ноги.
-Ты не поднимешь меня, даже не пытайся. Открой глаз. Не закрывай, сейчас будет приятно.
Сказала и провела языком по её глазному яблоку. Она вновь фыркнула и зажмурилась.
-Не надо!
-Надо. Просто расслабься. Ну, расслабилась?
Она повела плечами - мол, делай со мной что хочешь. Я наклонилась и поцеловала глазик, теперь судорога вновь прошла по телу Ани, но она не вырывалась, и смогла подавить в себе желание моргать.
Я быстро вздохнула, выдохнула и укусила. Она ногами сминала постель - я ей рот закрыла. Потом успокоилась только вся мокрая, и холодная… дрожала… а я рот ей закрывала и почти не открывая своего в ухо спросила:
-Больно?
Она заныла. Я руку отпустила и поцеловала её, она проглотила.
Аня порывалась вскочить и уйти, но я остановила. Опять кулачки сцепленных пальцев - наша дружба - и она вновь заныла. Хотела туда, на улицу снова, хотела под душ и домой. Но я ей шептала:
-Все будет отлично, верь мне. Ведь почти что не больно уже?
Она, молча, лежала и тяжело дышала. Я принесла перекись и по края кровь стирала. Вначале было много, но она быстро остановилась.
-Вот видишь, как пирсинг, все быстро.
Она мотнула головой, и вновь захотела уйти. Я уложила её и, стянув майку, легла рядом, положив на лоб руку с мокрой тряпкой. Мне показалось или она уснула, но я не двигалась, лишь слушала её постепенно успокаивающееся дыхание. Было прохладно, а за окном жужжали пчелы.
«Им не достанется на обед твой глазик, Аня! Теперь, никогда, навсегда, он лишь мой, Аня!»
В общем - в доме у неё был страшный переполох, когда мы вернулись в тот вечер. Вызывали скорую, воплей было тьма! Меня все допрашивали - как да что, а я все про гигантского шмеля. Они не верили, говорили - выдумала все. Тогда я стала убеждать их, что видела, как он кушал её глазик и все приговаривал - «вкусно, как же вкусно, очень-очень вкусно!» Отец Ани еле сдерживался, чтобы меня не ударить. Аня молчала, лишь изредка плакала. Не хотела в больницу она, а потом даже рассмеялась, мол - «все путем, смотрите на меня, пиратка я!».
Но её не поняли, как и меня. Аня как я и думала, была нормальной, её родители, как и подозревала - нет.
Меня отвели в комнату, налили чай - это бы ритуал, я поняла и расспросили во всех подробностях - как приключилась с нами такая вот беда, да почему она не сразу в дом пошла, да что же так спокойно мы вошли - мы, что же не понимаем, что дело-то непоправимое! Допрос мягко переходил в истерику и обратно, потом, правда все успокоились - особенно её мать, и поднялись к ней наверх в комнату. Мама у неё хорошая и добрая, она успокаивала дочь, как могла, но Аня уже безмятежно в наушниках читала, челка, скрывая пол-лица, до страниц книги свисала, и мама ей только мешала. От её спокойствия у женщины опять началась истерика. В общем, я только под утро вернулась к себе в мирный деревянный старый дом, где кроме меня никого, лишь изредка соседка приходит проведать и принести продукты.
Все-таки даже дружные и любящие семьи суета сует, а значит - зло. А вы как считаете, Хозяйка?
Я родилась и начала жить в городе, в котором есть хоспенс, психиатрическая больница и детский дом. Полный набор.
Морщинки.
-Если ты хочешь вернуться с этой войны домой, тебе придется умереть на этой линии фронта.
Она хватает её рукой за майку и наотмашь бьет по лицу. Смягчается потом, и уже просто наказывает. Но все ребята видели, какими были первые удары. У Юли кровь течет по лицу из разбитого носа, она смотрит на потолок и улыбается.
-Что ты улыбаешься дрянь? Может уже пора лечиться сдавать? - кричит учительница. Видно, что она хочет добавить, но не решается. Наверное, думает в этот момент, что переборщила. Или рука уже болит, а может, заметила или скорее поняла, что все отметили КАК она «била первые удары».
Юля начинает тихо с легким бульканьем смеяться. Учительница поворачивается к классу и обводит его взглядом. Все старательно скучают. Она снова кричит:
-Кто-нибудь, ну помогите же девочке, она ваша подруга! Или вы совсем совесть потеряли?
Все молча смотрят в разные стороны, кто на что горазд. У всех на лице скука и написано одно - «ты же сама это сделала, сама и веди её в медкабинет, мы-то здесь причем? И помогать ей не надо»
-Вадим?
-Что?
-Ты веди!
-Она смеется.
-Да ты что, - прыснул сидевший за его спиной парень.
Учительница посмотрела на него, она все еще сжимала в руках майку Юльки. А та старательно терла нос рукой и слизывала кровь. Учительница, наконец, увидела, чем она занимается, и почти с отвращением оттолкнула девочку.
-Ну, вы поганцы, заберите её уже!
В результате они оба шли по пятам за ней в медпункт. Там молодая девушка стирала перекисью уже подсыхавшую кровь с перемазанных веснушек и морщинок в уголках Юлькиных глаз, и смущенно поглядывала на мальчишек. Те стояли гордо и спокойно смотрели на всю эту никогда при них не используемую аппаратуру. У парней на лицах написано абсолютное спокойствие, они словно говорят всем своим видом - «даже если ты считаешь, что это сделали мы, нам все равно, оправдываться или объяснять, как было дело, мы не будем»
Влом, взрослые тут все равно не поверят. И если и поверят - какой толк?
Морщинки - громоотвод.
Юлька жила с мамой после «того случая». Каждый раз говоря «тот случай», было понятно, что именно за случай, но почему-то было легче. Как страусу когда он прячет голову в почти расплавленный песок. Это мазохизм, ему, наверное, больно, но он терпит, потому, что надеется так избежать большей боли. Тупой и слабый страус. Я ненавижу страусов и все что на них похоже!
Моя мама - начинающая писательница!
Как-то после занятий Рита увязалась за мной по дорожке из школы. Я шла по тротуару, она, нелепо размахивая руками, прыгала по бордюрным камням. Новенькая девочка в нашем классе, единственная с кем я еще не познакомилась. Черные короткие волосы и очки в тонкой оправе. «Все-таки теперь она наша…», подумала я и произнесла, на пол-оборота развернувшись к ней и слегка наклонив челку:
-А что ты не носишь линзы?
Она остановилась, вздохнула как перед прыжком в воду, взмахнула руками, взглянув при этом в небо, и спрыгнула вниз, ко мне на тротуар. С полуметровой высоты.
-Боишься высоты и контактных линз? Бывает.
Мы шли домой и она, словно плотина, которую прорвало так вот внезапно по весне, рассказывала мне о себе, своей жизни в прошлой школе, коньках, Таньке, Вадике, тонком предательстве, которого никто кроме неё не видит. А еще о черном ноутбуке, врачебных ошибках, зубных болях, когда не поймешь, что болит - голова или все-таки зубы, стерильности шприцов, которыми колют всех подряд в больницах, где лечат зубы, а потом только моют их, о шортиках, которые купили её маленькому братику и о том, почему она должна теперь всегда следить, чтобы они с него не упали, если они не могут просто вставить туда нормальную резинку! А потом снова о каких-то своих болях и о книге, которую ей дали почитать, она такая классная, только вот Рита забыла опять её название.
-Что же такое, каждый раз как хочу вспомнить что-то важное и интересное, как назло забываю! В последнее время стоит подумать о том, что - вот оно, сейчас скажу что-то интересное, и бац - я опять забыла. Что со мной? Это пройдет, когда я вырасту?
Я ответила, что - нет, только еще хуже станет, и чтобы прервать словесный понос, вскинув подбородок, заявила, что моя мама - начинающая писательница! У неё рот отвис, дальше она говорила, не поднимая его, слегка картавя при этом, мне подумалось - «и это с возрастом у тебя не пройдет…»
-Пи… писательница? Настоящая, вау! - её подбородок поднялся и встал на место, образовав изогнутый слегка кривовато от счастья рот. И мне пришлось рассказать ей, про свою маму и её творчество…
Когда папа умер, я осталась жить у мамы, бабушка хотела забрать меня, даже в суд подавала, но моя мать умудрилась выиграть это дело. Она воистину удивительный человек с пробивным характером!
Однажды она вернулась с дневной работы в прекрасном расположении духа, правда сильно уставшая и потащила меня вверх к себе в комнату. Включила ноутбук и, суетясь вокруг него, ждала, пока он загружается, она при этом как обычно кусала в нетерпении свои губы. Мне каждый раз хотелось в таких случаях ей помочь как-то, но если его ткнуть или пнуть - быстрее он не загрузится. Это я уже проверила, мы носили несчастный компьютер в ремонт и там с нас содрали кучу денег. Мама не расстроилась, она вообще никогда из-за таких мелочей не расстраивается, она положила мне руку на голову, и слегка лохматя мои кудри, сказала:
-Ты молодец, ты сделала все что смогла. Только больше не бросай его об пол, ладно? Ты бросила его с метровой высоты, а как сказал нам мастер - это почти что новый рекорд, который выдерживает винчестер (на испытаниях Acer - 87 см. прим. КО), а он цел, а ведь там все мои работы, чтобы случилось тогда? И она поцеловала меня в щеку. Я ответила:
-Мам, но у тебя же есть флешка, куда ты скидываешь все! Я сама тебе после того случая рекомендовала этим озаботиться и не валить вину на меня.
Она сказала, что это так, но флешки размагничиваются от сильных электромагнитных полей, а у нас и микроволновка и рядом соседи что-то в гараже мутят, и вообще все эти сотовые. Она достала из сумки телефон и с отвращением на него посмотрела, словно это огромная личинка жука. Потом сунула его обратно. Я на неё взглянула исподлобья, и не решилась говорить, правда, по пути назад не сдержалась и возразила, что это не флешки, а как раз винчестер перемагничивается, и микроволновки с сотовыми соседями тут не причем. В результате мы снова немного поспорили, и каждая осталась при своем мнении.
Комп, наконец, загрузился. Мама, мурлыча себе что-то под нос, уселась, и радостно потирая руки продемонстрировала мне свою находку.
-Социальная сеть для молодых писателей, - прочитала я. Мама кивнула и кинулась меня обнимать и целовать, проявляя бурю эмоций, а я, пытаясь отмахнуться от неё как от мухи, лезла к экрану. Причем смотреть на него она мне почему-то не давала, прикрывая ладошкой глаза.
-Мам, - сказала я, когда она слегка успокоилась, однако, - мамочка, а что же там такое, если мне смотреть нельзя, ты случаем не вляпалась во что-то темное?
Мама расцвела и сказала, что это провидение подсунуло ей мысль на работе покопаться и поискать подобные сети. И вот он результат!
-Доченька, мы с тобой скоро уедем из этого дома! - Пропела мама. - Почему? - Спросила я, и она ответила: - Нам не нужно больше будет думать, где взять деньги на еду и на коммунальные услуги, скоро я заработаю кучу денег и прославлюсь!
Я по её глазам поняла, что мама сама в этом ни капельки не сомневается и вообще на седьмом небе от счастья. Я слегка улыбнулась, и украдкой выглянув из-за её плеча, посмотрела на экран.
-На этом что можно заработать деньги? - С сомнением спросила я. Но мама покачала перед носом пальцем и ответила:
-Не в деньгах счастье, главное в творчестве - самоотдача!
И укоризненно на меня взглянула, словно не признавала теперь во мне дочь, как будто не она, а я тут только строил планы, на что мы потратим эти деньги.
-И не во славе. - Сказала я, мама утвердительно кивнула и, взяв мои щечки в ладошки, их по очереди поцеловала.
-Будь тут твой отец, он тобой гордился бы! - Я чуть не упала от таких слов. Моего отца она поминала крайне редко, в основном во время патовых ситуаций.
Всю следующую неделю мама была как невеста за день до свадьбы, еще неделю она просто радовалась, через месяц все стало как обычно, на второй месяц она заперлась в своей комнате и впервые не пошла на работу.
-У них одни дуэли на уме! - Сказала она мне и посмотрела с сожалением на засохшие на окне цветы. Потом улыбнулась мне как можно мягче и сказала:
-А давай мы выпьем чаю на улице?
-Давай мама! - С радостью прокричала я, каким-то удаленным до орбиты Земли местом подумав, что сидя на тротуаре рядом с едущими по дороге машинами и распивающие чай мы будем слегка странно смотреться. Но ведь это с мамой!
Мы собрали все, что смогли найти дома и вышли на улицу. Мама закашляла и со злобой посмотрела на бредущих по своим делам пешеходом, я еле удерживала тяжеленный столик. Повертев головой, она отыскала глазами калитку с улыбающимся солнышком и позвала меня за собой. Я перла этот тяжелый стол, каждую минуту опуская его, чтобы передохнуть. Вокруг шли люди по своим делам, но никто и не подумал маленькой девочке предложить помочь. Доперла-таки, и настроение сразу поднялось - мама, устроившись в огороде у соседки прямо на грядках с морковкой и капустой, приветливо махала мне рукой. Я всадила ножки стола в чернозем и плюхнулась рядом на землю сама.
-Не пачкай платье, мне нечем стирать! - Укоризненно покачала головой мать, и поставив два стула села сама и усадила меня. Скоро мы, любуясь на зелень соседского огорода, чайовничали вовсю и разговаривали о разном, в первую очередь об искусстве.
-Представляешь доченька, там повсюду плагиаторы! - В сердцах выговорила моя мама и отхлебнула чай. - Воруют и воруют и спросу и защиты на них нет.
Я немного не поняла, какого спросу, но тактично промолчала и отхлебнула чаю, изучая мамину блузку. Она мне показалась серее, чем была в прошлый раз до стирки.
-А нас не прогонят? - Спросила я? Мама замахала руками, свалившись со стула. - Нет, нет, что ты они там уже ко всему привыкли, я-то там ничем незаконным не занимаюсь, в отличие от некоторых. - Закричала она так, что мелькнуло в голове - «сейчас крестное знамение творить начнет ведь!» Не начала. Поднялась, отряхнулась и села обратно. Я так и не сказала ей, что имела в виду наше вторжение на чужой огород и порчу кочанов капусты, на которой мы сидели. Впрочем, мне было все равно, главное, что мама рядом!
-Но ниче, я нашла верное решение! - Вскинула голову на облачка, летящие над нами моя мама. И снова посмотрев мне в глаза, разъяснила:
-Они как определяют хорошие работы, там система баллов. Так они из-за них дерутся. Дураки! Во дурачье! Не понимают что плагиаторы повсюду, и вершина в местном топе им ничего не дает! А я, - мама снова отхлебнула уже почти остывший чай, - я зарегистрировала всех моих двоюродных братьев и сестер и, написав кучу хвалебных комментариев, проставила везде отрицательные оценки! - Она, искря глазами, взглянула на меня, мол, подхватывай, в чем гениальность моего хода?
Я сказала приблизительное:
-Мэ, ну так, они там, ты молодец мама! - И улыбнулась как можно милее.
-Ты ничего не поняла? Смотри, плагиатор-агент открывает очередной сайт, смотрит топ работ и выбирает свою жертву, так? - Спросила меня она, перегнувшись через весь стол. При этом задела пухлой грудью свой стакан с чаем и по блузке начало расползаться кремовое пятно.
-Так, - ответила я, взяв салфетку и пытаясь вытереть чай с маминой груди. Вы когда-нибудь вытирали жидкость с груди четвертого размера? Которая мягкая, как… как… я даже не знаю с чем сравнить мягкость и теплоту материнской груди, короче чай с неё не стереть, я это быстро поняла и выкинула салфетку под стол.
Мама ничего не замечала, она по пальцам перечисляла достоинства своего коварного хода.
-Вот смотри, так как теперь все мои работы в самом низу списка, то плагиатор на них никогда не обратит внимание, ведь ему какой смысл нарушать закон из-за строительной арматуры, торчащей на старой стройке, а редактор любого известного издательства, зайдя на сайт в поисках новых шедевров, которые войдут в историю мировой литературы, - тут она совершенно легка передо мной на стол, даже ноги оторвала от чернозема, - он, естественно посмотрит андеграунд, то что люди ненавидят, то что в самом низу. Ему-то какая разница, любят или нет, главное - читают! Если книгу покупают, её продают, а уж потом они могут материться сколько душе угодно, что не понравилось! Ты поняла - со сладостью выплюнула как конфетку изо рта мама, и слегка наклонив увязший в земле стол, скатилась в грядку.
Я очень сильно сомневалась, что издатели или редакторы известных издательств имеют подобное хобби, но тактично спорить не стала, заметив про себе что у мамы бывают просветы, когда она кажется умнее чем я.
Я не выдержала.
-Мама, у тебя бывают просветы!
Подала ей ручку, и она встала, отряхиваясь, под мышкой держала кочан капусты. Протянув его мне, сказала:
-Смотри доча, мы с папой тебя в такой же нашли! - И прижав его сначала к щеке, потом к груди, в конце расцеловала. Кочан, не меня.
Когда мы тащили наш стол обратно, на этот раз вдвоем, у матери на щеке висел кусочек земли, но она полузакрыв мечтательно глаза ничего не замечала. Впрочем, как и прохожие, что шли мимо нас.
Через неделю я нашла маму, заплаканную у темного монитора ноутбука.
-Опять сломался? Мамочка, не переживай, все исправимо в этом мире, пока есть ты и есть я.
Она обняла меня и прижала к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом и вцепилась в кожу пальцами сквозь тонкую майку.
-Мама, что бы ни случилось, я тебя не покину. Я всегда с тобой. Я люблю тебя мама. Ты просто знай это.
Пока я мыла пол во всех комнатах, мама во дворе вилась вокруг нашего нового соседа, чинившего рядом с гаражом машину. Я выглянула в окно и подслушала часть их разговора. Моя мама - настоящая Катерина Медичи! Она полчаса изощренно пыталась дознаться и вывести соседа-плагиатора на чистую воду, не возбудив при этом в нем подозрений!