Страруда - Дверь Снов. Сон второй - «Истории и Звуки» [2]
-Не отпускай. - Сказала тихо Мария. - Держи меня крепче. Я видела сестру…
Маленькая Мария поняла, что видела изнанку мира, а значит, знает его весь, до самой сердцевины косточки. Её тошнило.
Прошли одиннадцать лет, чуть больше того, что она прожила до первого знакомства со своим адом.
Однажды Мария приехала в город на восточном побережье Австралии. В нем было сухо, и трудно глотать. На автостоянке её машину скормила механическая страховка такой же металлической на вид девушке, которая куском металла, выделявшим чернила, расписалась на платковом бланке, не отторгавшем чернила как прочие.
На носу у Марии были зеркальные очки, что когда-то носил её отец, огромные, в пол лица, такие до сих пор были популярны у местной полиции. Еще одна старая вещь - посеребренная бензиновая зажигалка - лежала в нагрудном кармане рубашки тонкой и завязанной на талии. Живот загорал, полная грудь дышала, бедра не жали джинсам, те не жаловались на тонкую фигуру полногрудой Марии.
Кактус смотрел на неё своими иголками.
-Земляк. - Спросила она риторически. Кактус молчал всеми своими иглами испаряя влагу по чуть-чуть.
Что-то шевельнулось в Марии.
Небо было слишком голубым, почти черным. До города всего ничего, но идти не хотелось.
Что-то вспомнилось, если не разуму, то телу.
Нечто старое, и впрочем - хорошее. Внутри защемило мышцы сердца, удары стали аритмичными, грудь переполнялась кровью, соски твердели, живот напрягся, влажное лоно потекло. Мария стояла посреди улицы, забыв обо всем - зачем она здесь и что нужно делать и что будет, если она опоздает…
Мария не была фригидной, но она редко занималась любовью, причем чаще всего сама с собой, еще реже испытывала удовольствие от неё. Но было одно «но»… В моменты, подобные этому, когда память стирала грань между прошлым и настоящим, временами приоткрывая и будущее, когда Мария могла чувствовать запахи тех позабытых до поры дней, свои тогдашние чувства…
Это было удовольствие, которое не сравнить ни с чем в жизни. Иногда Мария думала, что ущербна, потому что так и не смогла найти и полюбить. Впрочем, можно было гордиться этим, если захочется…
Она сняла очки и сунула их в левый карман джинсов. Наклонила голову вбок, и так и осталась стоять посреди проезжей части. Что-то менялось, показавшись и махнув приветливо хвостиком, убегало, виляя в норы памяти, чтобы моргнуть мордой зверя из самого неожиданного места.
Тишина. Вокруг никого. Люди, шедшие к своей машине, поглядывая каждую секунду на странно вставшую на дороге девушку, значили чуть меньше, чем ничто.
-Подбросить? - Осмелился один.
Второй, уже из машины, подавал ей знаки. Зазвучала музыка - он крутил ручку громкости, разворачивая старый седан. Такие только в Австралии-то и остались не на свалках или музеях или в перебранном виде - частных коллекциях. Девушка смотрела застывшим взглядом слегка напряженных и должно быть заводящих эту парочку глаз на машину. Металл блестел.
-Не мешай… мне… - Прошептали её губы, но парни конечно не услышали. Они остановились рядом с ней и белобрысый высунулся на полкорпуса. Он улыбнулся, и слегка затормозив, словно это было все-таки чересчур даже для него, дал ей пятерней по заднице.
Машина слегка качнулась в обратную сторону. Мария словно в приятном трансе улыбнулась им, она чувствовала все, что происходит вокруг, как бьются их сердца и как ползет змея, пытаясь скорее укрыться от жары в норе, которую разделит с бурым скорпионом. Как вдалеке едет тяжелый транспорт, и его пытаются обогнать две легковушки, как неправильно и сбивчиво работает двигатель машины этих двоих. Только одного она уже не слышит - себя, того чувства, что возникнув на мгновение, сразу же ушло.
-Конечно. - Улыбается Мария, размеренным движением отправляя свое тело на заднее сиденье открытого автомобиля. На первом же углу, они угощали Марию, загружая багажник спиртным и о чем-то долго калякая с заправлявшим машину пареньком лет пятнадцати. Тот мельком взглянул на Марию, перебравшуюся на переднее сиденье и уснувшую с открытыми глазами. Очки её лежали в кармане. Паренек старательно делал вид, что в упор не видит труп наркотки в машине.
Улыбчивый блондин тер её бедро, успевая просекать все вокруг, управлять машиной и трещать без умолку. Второй смотрел то на него, то на неё, хмурился, под конец заснул, погрузившись во сны нагретого кожаного сиденья.
Когда они приехали, и девушку разбудили, первое, что она увидела, как в замедленном кино были дети, раскачивающиеся на качелях. Вверх - вниз, мальчик и девочка, у паренька была смешная прическа, должно быть мода, он ужасно походит на пацанку. Он смеялся, девочка визжала, они вместе закрывали глаза, когда касались земли ногами. Обычные качели. Мария прищурилась, в глазах двоилось. Перед ней мерцали блики, как у камеры в руках опытного оператора: когда нужно - появляется ностальгия в кадре.
Рядом на земле валялась обертка от мороженного. Зрачки Марии стали расширяться. Настроение меланхолии не отпускало мир существа с именем Мария. Когда парни вышли из машины, девушка все еще лежала, расслабившись и устремив расширенные зрачки глаз к свету. Такие зрачки бывают у кота в полной темноте.
-Что это с ней? Она ничего не принимала из сумочки?
-У неё не было сумочки, - ответил белобрысый пожимая плечами. Второй закурил, оглядываясь не смеющихся детей, он, конечно, не видел упавшего мороженного.
Марию взяли на руки и потащили в дом. В прихожей было грязно, но эта особенная грязь ударила слабым удовольствием по девушке. Она встала на пол и огляделась. Кругом царил бардак, деревянные стены двухэтажного дома требовали ремонта, из кухни доносились звуки радио, мух не было, как и тараканов и прочей живности. Мария всегда чувствовала жизнь. Тут не было ничего, даже комаров за штукатуркой, спящих в своих особых колыбелях. Все дерево было не покрашенным!
Она прошла на кухню, вывернула громкость радио до нуля, затем скинув легкие кроссовки, прошла по старой деревянной, изъеденной в губку лестнице наверх.
-Тут грязно, зря обувь сняла.
Она не ответила.
-Слушай, это не наш дом, просто покат тормознулись тут! - Закричал из кухни белобрысый, он вскрыл бутылку теплого пива.
-Тормознулись? - Шепнул ему брюнет. Оба тихо рассмеялись. Блондин расстегнул рубашку и, перевернув теплое пиво, воткнул его в кадку с чахлым лимоном. Лимон не возражал. Со второго этажа донесся грохот, оба кинулись туда - блондин чуть ли не бегом, второй, раздеваясь, медленно за ним.
Мария опрокинула шкаф, разлила воду из старой бутыли стеклянной (когда-то в ней хранили кислоту) и выбила оба окна во двор, которые были заколочены досками. Теперь стояла, уперев руки в бока, и рассматривала помещение. Взгляд девушки скользнул по игравшим во дворе детям.
-Меня звать Джимом, а этого тормоза - Род. - Начал было белобрысый, Мария его прервала, спросив про веревку первый раз.
-Зачем? Любишь связанной лежать?
-Да. - Ответила девушка, подумав секунду. - Так лучше для меня. - Добавила она.
-Наручники подойдут? - Спросил блондин, закуривая правой рукой, левой он достал из кармана браслеты.
Девушка следила за его руками, словно тот был фокусником, работавшим в балагане, и за деньги обдуривая прихожан соседней церкви.
-Нет. Нужна веревка.
Блондин пожал плечами и затянулся. Зрачки Марии сузились до точек, она смотрела на горящий огонек сигареты, слегка покачиваясь на пятках. Потом раскинула рук и упала навзничь.
-Она точно чем-то закинулась. - Тихо сказал тот, кого звали Род, рассматривая лежащую на полу Марию. Тело девушки покрывалось холодным потом, зрачки то сужались, то расширялись, полная грудь вздымалась при каждом вздохе, сквозь мокрую рубашку отчетливо торчали соски.
-У тебя хоть презерватив есть? А-то я…
Блондин показал ему два пальца, а затем приложил палец к губам. Подошел к окну. Выглянул.
На игравших на качелях детей лаяла, оскалив зубы чья-то собака, на ней был противо блошиный ошейник, зубы торчали так, словно она ими только что-то кого-то загрызла насмерть, подавившись и отравившись при этом. Пена шла изо рта. Хозяина поблизости не было. Вдалеке звучала приглушенная сирена, изменив тональность, она еще пару раз взвизгнула и смолкла.
-Тащи. - Сказал блондин. Род бегом кинулся вниз, отскакивая от стен как резиновый балдеющий шарик.
Табуретка была перевернута, пока Род перетягивал себе руку жгутом, Джим смешивал в ложке крэк. Глаза его отчего-то были грустными. У Рода тоже не было улыбки на лице. Мария громко дышала, аритмично, глаза её по-прежнему были открыты.
-Ей?
-Представится еще.
Марию затащили на ковер, подложили под голову и таз подушки. Род начал аккуратно расстегивать её рубашку, Джим достал ножик бабочку и срезал все пуговицы.
-Они ей больше не понадобятся, друг, девочки должны ходить… ходить… вообще-то они должны лежать пай девочками. - Закончил он свою дрожащую от предвкушения мысль. Расстегнул ширинку и достал дрожащий член, в свете заходящего багрового солнца его глаза сверкали. Хрустнул костяшками пальцев.
-Ну, с Богом!
-Да отведет он от нас всяку напасть венерическую… - Род шутливо перекрестился, его член достигал почти двадцати пяти сантиметров и тоже пульсировал. Оба были под кайфом и на взводе. Дальше просто рвали на ней одежду, слегка повизгивая и ухмыляясь словно черти. Приподняли - Джим залез под девушку, а Род оказался сверху. Два члена упрямо терлись о промежность Марии.
-Слушай, ты прикинь… анекдот… - Заявил Род. - Она целка. Схватит груди девушки руками, сжав их так, что они налились кровью между пальцами, он, не выпуская сигарету изо рта, стал давить между ног Марии.
-Вих-ву! - Закричал Джим и, сделав упор ногами в пол, за пару толчков вошел до упора в анус Марии. Следом за ним в лоно девушки погрузился член Рода, он вошел наполовину и уперся в шейку матки.
-Вот те на! - Заметил Род и, вынув его, всадил снова. Мария откинулась на спину, глаза почти закатились, рот открылся, вязкая слюна изо рта заливала левый глаз. Но это уже не могло помешать двум парням получить удовольствие по полной! Джим и Род старались изо всех сил, с каждым парным толчком они все дальше сдвигали Марию с ковра. За тазом девушки оставался кровавый след.
Я теку, - подумала Мария, рассматривая окровавленные пальцы. - Так быстро? Времени мало.
Девушка смотрела из окна на то место, где только что качались дети. Теперь там росла жуткая трава. Мария обернулась, она не видела себя и того, что происходило в комнате, зато чувствовала, как меняется её тело - жар поднимался от живота к груди. Она была на втором этаже старого деревянного дома. Схватила руками горячую раму окна.
Оттолкнувшись, Мария бросилась к земле. Увязла в ней по колено, пришлось сделать упор на руки, чтобы вытащить из плотной почвы ноги. Поняв, что в спешке забыла про самое главное, Мария стала раздеваться, она оставила на месте всю одежду, сохранив только три предмета - очки, зажигалку и дымящуюся сигарету, зажатую в кулак, чтобы не погасла от случайного ветерка. Очки надела, сигарету оставила в левом кулаке, засунула зажигалку во влагалище и принялась рвать одежду на тонкие полоски, помогая себе зубами, как могла. Время быстро утекало в щелку ночи.
Трава обнаружила её и стала расти наизнанку земли. К тому моменту, как над поверхностью показались первые беловатые корни, у девушки в руках была хоть какая-то веревка.
А раньше считали, при переливании крови увеличивается продолжительность жизни, - заметила Мария, вдыхая в веревку жизнь. Сигарета еще дымилась, когда облако дыма заструилось вдоль волокон.
-Поехали! - Закричала девушка, нанося хлесткий удар траве. В доме через улицу закричала пронзительно девочка. Из рассеченной травы брызнула кровь. Брызги крови текли и нервно стекались, узоры менялись, а время уходило. Открылась дверь и из дома вышел, а скорее вывалился ребенок. Мария ждала. Секунду. Другую. Хоть кого-то. Никого?
Когда-то давным-давно, - сказала себе мысленно Мария, - у животных была способность общаться не так, как это они делают сейчас. Телепатия - пережито тех дней, когда не существовало ноосферы людей, особо опасна она стала для такого вот бога. И растет трава теперь. Как память пресно-пряных дней.
Вскочив на качели, Мария толчком мышц выкинула из себя зажигалку. Вумены сократились и расслабились, металл скользнул в руку девушки. «Щелк-щелк», - чирикнуло желтое пламя пятидесятых. «Пшы-ых!» - полетело оно в остатки травы. Стебли, взвизгнув, заметались, вынырнули из-под земли и, открыв пасти, издали свой коронный звук.
У Марии на секунду сжались все внутренности, а кожа стала похожа на наждак. Медленно опускались поднятые кровью волосы на голове. По бедру текла кровь. Девушка сняла её пальцем и лизнула.
-Да что такое?
Из всех вариантов появления такого кровотечения в живых к этому моменту оставался один, который и приходил первым на ум. Девушка оскалилась. Верхняя губа поползла вверх как у обозленного волчонка. Несколько раз встряхнув рукой, она прошептала:
-Фу-ты, мерзость! Без разрешения, да?!
Мария представила себе, как эта парочка становится телепатами и умирает от шока, узнав, как большинство людей относится к ним. Это пока ты «по ту сторону стенки», кажется, что на все плевать. А если под твоими ногами растет подобная трава, и хоть один из людей за километр от тебя ненавидит даже не лично тебя, а просто такой тип людей, как ты - то ощущения подобны подвешиванию за вынутые через вагину яичники над костром каннибала. Постоянно каждый день и во сне и наяву у тебя мигрень в… как результат пациент сходит с ума, если только… если только…
Мария огляделась вокруг, ища то, ради чего все и затеяла, но кроме валявшейся без сознания девочки не увидела ничего.
Когда Мария спрыгнула с качелей, чтобы отправиться проведать свое бренное тело, то увидела их. Они брели по дороге, трое.
Мария щелкнула зажигалкой. Сунула остаток сигареты в рот и закурила. Почему она так мало предметов может утянуть с собой?
Мария смерила расстояние до девочки. Не больше двадцати метров, но она-то знала, как долго будет бежать даже голая, пока прорвется сквозь свое осознанное желание туда попасть, потом бессознательную тягу этому не осуществиться никогда, затем сквозь их нежелание её пускать к ребенку, если все просуммировать, учитывая, что их трое - она вполне может бежать себе на месте. Мария выругалась снова.
Средний, трехметровая кефирная горилла, опиравшаяся на свои руки лениво портила по пути автомобили. Не сильно, не так, чтобы уж точно смертник после в них залезал, но достаточно, чтобы хоть ключи потерялись, или еще чего, оставил прямо перед школой, скажем, водитель свою машину и её оштрафовали либо угнали. То есть половину из этих машин через неделю, скорее всего, угонят или отправят на временный отдых в разных районах города.
Может быть, кто-то заметит позже, что все угнанные в городе автомобили когда-то стояли на одной улице, и подумает, что тут поработала хорошо организованная банда автомобильных воров. На самом деле все практически так и есть, вот только происходит не сознательно, а скорее произвольно, примитивно, но неумолимо. Видя одни и те же следствия, все находят к ним разные причины, но так как люди похожи и похоже видят мир из-за внутренней Системы, Великой Спирали, то и причины эти ограничены так узко. Может быть вся история людей - лишь миф, который они сами себе внушили, который больше всего подходит их ожиданиям.
-Отдайте девочку. - Заметила Мария, смотря в сторону. - Достали уже.
Кефирный закрыл лапами головы двум безбашенным, на его груди открылась щель и заговорила грохочущее, но со всхлипами кефира:
-Парулить хотят.
-Ясно. - Мария отвернулась в противоположную сторону. Всей кожей ощущала, как безбашенные наклоняют головы то туда, то сюда, пытаясь рассмотреть девушку сквозь лапища кефирного. - Вы думаете, я позволю в себе этим двум бродить по округе? А в девочке вы только поваляетесь на сорок четыре, потом она умрет.
-Реципиенты. - Живот Кефирного вспучился, из щели вылезла рука и стала лапать живот Марии. Девушка отстраненно на это смотрела пару взмахов ресниц, потом отскочила.
-Я вам искать их не буду.
-Не надо искать, реципиенты. - Рука Кефирного удлинилась еще и стала срастаться с животом Марии. - Реципиенты уже в тебе.
-Слово-то какое выучил. - Слегка устало подумала она, брезгливость была на грани сознания, но возникать окончательно не желала, зато усталость всегда полна сил. - Профессором, небось, был.
Безбашенные начали визжать, лапища Кефирного всасывали из их голов и пропускали сквозь себя, «оплодотворяя» Марию. Та щелкала зажигалкой, рассматривая желтый старый огонь. Даже во сне было противно.
Безбашенные дымились. Кефериный убрал свои лапы. Мари взглянула на то место, где были их головы, теперь там только нижние челюсти.
Сознательно бродить удумали?
Мария открыла рот.
-А…эм, они что…
Кефирный вздохнул. Рука залезла в живот, оттуда вылетели брызги кефира залив лицо и грудь Марии. Кефирный вздохнул. Чавкая, пошел прочь по улице, по пути пороча все машины, даже почтовый ящик задел лапищей, чтобы письма кидали мимо него.
Дурак, - думала Мария, собирая кефир руками и слизывая его с пальцев языком. - Письма уже двадцать лет не кидают в ящики. И сколько ты тут?
Белобрысый визжал на стене, его рот открылся. Зубы вытаращились, слюна текла целым потоком вдоль обоев и на пол, образуя лужицу. Красные-прекрасные глазки дергаясь, смотрели в разные стороны как перископы подводной лодки.
-Прелесть. - Сказала, поднявшись на ноги, Мария. - Ну, вы и удумали!
Посмотрела на Рода, который вжавшись в угол, пытался разбить голову о трубу.
- Скоро пройдет, боль уйдет, и думать перестанете. За вас теперь… есть, кому подумать.
Мария подошла к тумбочке и поставила на неё ногу. Взглянула на рану между ног. Раздвинула пальцами половые губы. Кровь!
Одиннадцать лет назад не Мария пошла за Софией в ад. Это Софи была так напугана, что сознательно или нет, попыталась ухватиться за последнюю соломинку - за младшую сестренку, с которой у неё была связь, причем обоюдная.
Розионе думала: Человечество хочет Судить, поэтому ад такой, там есть только несформировавшиеся палачи, жаждущие на свободу в мир, что «выше».
Розионе думала: Человечество хранит в себе души мертвецов, чтобы удовлетворять в себе свои бесчисленные желания на них, как на игрушках или куклах. Судить - так сладко! Кто людям запретит судить? А кто-то говорил им не судить, они послушали?
Мария думала: А причем тут человечество? Какое мне дело до этой помойки? То, что я одна из них не значит мне ковыряться в этом?
В этот день… увидев играющих мальчика и девочку, двойню из разных семей с тайной которую они хранили…
Мария почувствовала страх, за себя, или скорее за прошлое свое. Она думала, что видела изнанку мира, а оказалось и у той есть изнанка. Когда-то давным-давно Мария потеряла свой шанс на счастье, оставила голову сестры в Аду.
Она подобрала девочку и, закинув её на плечо, направилась голая по улице прямо в сторону центра города. Прохожие в этот поздний час - ровно три с половиной человека и собака не обратили на них никакого внимания - они за свою жизнь в районе Мали, что под Сиднеем и не такое видали.
К тому же до нудистских пляжей, знаменитых на весь мир - рукой подать.
Девочка проспала три дня, а когда пришла в себя - Мария стояла над ней и раздевалась, разглядывая без смущения черты лица ребенка.
-Я вылижу тебя, Мескалинка! - Задорно сказала девочка и расстегнула застежку бюстгальтера Мари.
-Ты ценное приобретение. - Шепнула ей девушка, расстегивая остальную одежду. - Полезли в ванную!
-Я могу лизать могу и кусать, но что с меня взять? Хочешь? - Спросила девочка, Мари номер два. Её губы приоткрылись, и оттуда появилась конфетка.
-Это слишком, - заметила мама Мари. Новая мама открыла рот и взяла конфетку острыми зубами.
-Это игра? - Спросили они обе вместе сразу.
-Ты помнишь мои мысли? - Спросила старшая Мари.
-Они токсичны, и я не люблю кефиры ваши всякие и разные. - Мари младшая плюхнулась в ванную так, что через край полилась вода.
-Как далеко ты хочешь зайти в игре своей?
-А ты? - Глаз один прикрыв, девочка била ладошками по воде. Потом нырнула, задержав дыхание, и у Ловчей Королевского Зоопарка что-то засосало между ног.
-Это рана. - Сказала она. Схватила девочку под водой за волосы и развернула к себе спиной. - А сейчас мы ранку будем лечить. Ты моя дочь? - Спросила она.
-Окей мистресс! - Взвизгнула девочка, поднимая вверх лапку и закрывая левый глаз. Пальцы Марии скользнули по телу Мари, спустились до попки и нащупали девственное лоно.
-Играть так играть. Гитарка, ты гавайская гитарка?
-Я твое ЛСД! - Сказала девочка, едва не прикусив язык от наплыва наслаждения.
-Ты слишком разучилась мыслить сама, смотришь прямо в меня? Разве не Я разорвала связь твою с тем мальчиком? Ты должна меня ненавидеть по идее.
-Идеи не для детей. Я знаю - ты мескалиновая королева ада, и я твоя раба! Играйся мной ты до утра!
-Намокнешь же! И растаешь, жалко.
-Твоя игрушка. Насади!
-Будет больно. - Сказала Мария. - Я не хочу причинять боль, это ты забери мою. - Девушка поцеловала ухо девочки задорной так нежно, что красная-красная кровь юности, струясь, стала заливать плечи и кончики пальцев отчетливо проступили в прозрачной воде - розовый-розовый цвет.
Мария прижалась грудью полной к тонкой и нервной спине девочки, и провела по её груди пальцами, лаская и щелкая, как по струнам гитары. Пальцы опустились вниз и сжали живот.
-Где храбрость твоя? - Спросила малышка Мари. Схватила руки девушки и прижала к своему естеству. - Дави, рви меня, я твоя!
-Не хочу. - Призналась Мария-Мать. - Это ты залечи тут меня.
-Как? - Открыла удивленно рот девочка.
Мария приняла её пальцы и прижала их к кровоточащей понемногу ране между тугих бедер. Погрузила пальчики девочки туда, и сказал шепотом.
-Дыши как я, слейся!
А потом взяла её лицо и запрокинула назад, на себя. Открылся рот и погрузился туда язык. Глубже! Да…
Это мы. - Думали они вместе в такт. А ванна колыхалась на розовой траве.
Они срастались в траве. Ванная наполнялась телепатией. Вода розовая и розовые тени на полу. Их рты срослись на мгновение, их языки вращались в танце любви матери и дочери. Общая слю-ня и общая жизнь. Две души в общем теле.
Расти! - В голове билась мысль одна. - Нам так хорошо вместе!
Глаз девочки гулял - глазное яблоко дрожало. Зрачок сошелся в точки, а потом расширился до предела. А потом пришла она, та, про которую всегда молчали. Вдвоем.
Когда Мария оторвалась ото рта девочки, последняя была без сознания. Мария не помнила, сколько минут или может, даже часов они целовались в этой живой воде.
Она встала в ванной и раздвинула свои половые губы. Девственная плева заросла, и славненько.
Девочка закашляла и открыла глаза. Посмотрела, слегка так странно улыбаясь на свою новую маму.
-Я твоя мескалиновая карамелька, съешь меня на ночь… - прошептала она.
Мария подошла и опустилась в ванной на колени. Приподняла грудь и подала. Сжали зубы молодые розовый сосок. Давление клыков и потекло в рот молоко.
-Пьешь меня?
-Уму. - Сказала девочка. И подумала: ты мескалинка в молоке… горькая зараза…
Растирая зеркало, Мария думала: все дети как дети, а мне попалась нимфетка, сдвинутая на наркотиках… эх… но она такая милая, если честно рассудить - я о такой и мечтала дочке всегда…
Отныне - я Мари! - Сказала она себе. И больше не Ловчий Королевского Зоопарка! Теперь у меня есть семья. Это не так плохо?
Отблески красного камина. Девушка смотрит, запрокинув голову назад. Так, что еще немного - и может сломаться шея. Люди так не смотрят. Она стоит наклонившись. Выпрямляется и поворачивается туловищем к девочке. Та начинает скидывать с себя одежду, пока не остается в трусиках. Медленно подходя к женщине, трет свой лобок и щиплет крохотные торчащие соски. Стягивает трусики - капли оставляют свой след на них - белые! Нитка слизи - сладкая! Девушка встает на колени. Девочка затыкает трусиками ей рот, улыбка начинает прорезаться на напряженном личике. Девушка выплевывает их в сторону не меняясь в лице, наклоняется к ковру и целует пальцы на ногах ребенка. Приподнимает ножку и обхватывает ртом пальчик, язык вращается вокруг него. Залазит в каждую щелку. Это продолжается несколько десятков минут. Девочка стоит, откинувшись назад и закрыв глаза.
Мария поднималась, шелестя пальцами кожу все выше и выше. Чуткая мать. Нежно дитя. Она так дышит! Мария открыла рот и приникла к бутону нежной и все еще девственной плоти, туда, губы к губам. Язык внутрь и - лизать - пока не насытишься единением с ребенком. Кошка, вылизывающая котят, гигиена душ. Язык прошелся анусом, и закусили губы кожу ягодиц. Внутри горела страсть огнем - её сносили в бездну пальцы. Мокрым веером, внутри погасли звезды.
И только тьма.
Сжав голову матери руками, мескалиновая лоли двигалась туда-сюда как маятник в часах, как язычок пламени лизали её чувства ласки матери. Она сжала пальцы на щеках, вонзились ногти в тонкую кожу. Выгнулась и тихо засмеялась, открыла рот и в любви богу призналась. Бог - есть мать! Повторяй опять. И опять. Туда-сюда. В движении - свобода. Бог - есть мать. Бога я люблю. Глубже бога я хочу обнять, прижать, в себя впустить и часть себя отдать. Бог - кушать мать. Девочка кушать бога. Внутри созрел цветок любви. И не отнять!
Она наклоняется, горя глазами цвета зелени садов внутри, внутри, бьется у неё пламя пожаров библиотек. Туда, туда. Открываются её рот, и высовывается язык, он хочет, он течет. Он в рот матери мечту зовет.
Стоя на коленях перед друг другом, наклонившись вперед и едва коснувшись пальцами невесомых рук деревянного пола под толстенным ковром, мама и дочь дотрагиваются друг до друга языками, словно котята, словно мать тигрица и приплод. Словно птицы, кормящие своих детей. Их рты встречаются, и языки погружаются, во рту горит оргазма сок, сладкая, сладкая слю-ня, оттуда утекает в каждый рот.
В кровати на красных простынях лежат мать и дочь. Мария сжимает дочку, обхватив ногами, сжав бедрами, прижав к полной груди. Соски хотят её губ, но та уже спит. Ноги иногда да и делают движение, вжимая в себя дитя. Словно оно из этого лона вышло и то хочет его обратно заполучить. Но дитя спит. Постепенно и Мария успокаивается. Прижав к себе голову девочки, она гладит её черные, спутанные и смазанные зачем-то той гелем волосы. Ротик у неё приоткрылся, камелька слюни растянулась между губ.
Мария приподнимает лицо это, и непроизвольно собрав всю любовь в губах, во рту, в слюне на языке - целует, оставляя там. У девочки начинают дрожать под веками глаза, тяжелый сон без сновидений сменяется красочными детскими цветными фантазиями. В волшебной мескалиновой стране, в садах покрытых непонятного назначения, формы и формулы плодами бегает маленькая Мари, гоняя хилых нариков, ворующих подобно соням плоды с деревьев. Она улыбается, рот полон блестящих, словно солнце зубов. И размахивает сачком для бабочек, отгоняя наркоту.
Я знала, где я, я была в Австралии. Зеркала везде одинаковые, для Страруды нет расстояний, для снов не имеет значения места, но все не имело значения, пока их не находила я. Девочка из зоопарка.
Маленькая Мария поняла, что видела изнанку мира, а значит, знает его весь, до самой сердцевины косточки. Её тошнило.
Прошли одиннадцать лет, чуть больше того, что она прожила до первого знакомства со своим адом.
Однажды Мария приехала в город на восточном побережье Австралии. В нем было сухо, и трудно глотать. На автостоянке её машину скормила механическая страховка такой же металлической на вид девушке, которая куском металла, выделявшим чернила, расписалась на платковом бланке, не отторгавшем чернила как прочие.
На носу у Марии были зеркальные очки, что когда-то носил её отец, огромные, в пол лица, такие до сих пор были популярны у местной полиции. Еще одна старая вещь - посеребренная бензиновая зажигалка - лежала в нагрудном кармане рубашки тонкой и завязанной на талии. Живот загорал, полная грудь дышала, бедра не жали джинсам, те не жаловались на тонкую фигуру полногрудой Марии.
Кактус смотрел на неё своими иголками.
-Земляк. - Спросила она риторически. Кактус молчал всеми своими иглами испаряя влагу по чуть-чуть.
Что-то шевельнулось в Марии.
Небо было слишком голубым, почти черным. До города всего ничего, но идти не хотелось.
Что-то вспомнилось, если не разуму, то телу.
Нечто старое, и впрочем - хорошее. Внутри защемило мышцы сердца, удары стали аритмичными, грудь переполнялась кровью, соски твердели, живот напрягся, влажное лоно потекло. Мария стояла посреди улицы, забыв обо всем - зачем она здесь и что нужно делать и что будет, если она опоздает…
Мария не была фригидной, но она редко занималась любовью, причем чаще всего сама с собой, еще реже испытывала удовольствие от неё. Но было одно «но»… В моменты, подобные этому, когда память стирала грань между прошлым и настоящим, временами приоткрывая и будущее, когда Мария могла чувствовать запахи тех позабытых до поры дней, свои тогдашние чувства…
Это было удовольствие, которое не сравнить ни с чем в жизни. Иногда Мария думала, что ущербна, потому что так и не смогла найти и полюбить. Впрочем, можно было гордиться этим, если захочется…
Она сняла очки и сунула их в левый карман джинсов. Наклонила голову вбок, и так и осталась стоять посреди проезжей части. Что-то менялось, показавшись и махнув приветливо хвостиком, убегало, виляя в норы памяти, чтобы моргнуть мордой зверя из самого неожиданного места.
Тишина. Вокруг никого. Люди, шедшие к своей машине, поглядывая каждую секунду на странно вставшую на дороге девушку, значили чуть меньше, чем ничто.
-Подбросить? - Осмелился один.
Второй, уже из машины, подавал ей знаки. Зазвучала музыка - он крутил ручку громкости, разворачивая старый седан. Такие только в Австралии-то и остались не на свалках или музеях или в перебранном виде - частных коллекциях. Девушка смотрела застывшим взглядом слегка напряженных и должно быть заводящих эту парочку глаз на машину. Металл блестел.
-Не мешай… мне… - Прошептали её губы, но парни конечно не услышали. Они остановились рядом с ней и белобрысый высунулся на полкорпуса. Он улыбнулся, и слегка затормозив, словно это было все-таки чересчур даже для него, дал ей пятерней по заднице.
Машина слегка качнулась в обратную сторону. Мария словно в приятном трансе улыбнулась им, она чувствовала все, что происходит вокруг, как бьются их сердца и как ползет змея, пытаясь скорее укрыться от жары в норе, которую разделит с бурым скорпионом. Как вдалеке едет тяжелый транспорт, и его пытаются обогнать две легковушки, как неправильно и сбивчиво работает двигатель машины этих двоих. Только одного она уже не слышит - себя, того чувства, что возникнув на мгновение, сразу же ушло.
-Конечно. - Улыбается Мария, размеренным движением отправляя свое тело на заднее сиденье открытого автомобиля. На первом же углу, они угощали Марию, загружая багажник спиртным и о чем-то долго калякая с заправлявшим машину пареньком лет пятнадцати. Тот мельком взглянул на Марию, перебравшуюся на переднее сиденье и уснувшую с открытыми глазами. Очки её лежали в кармане. Паренек старательно делал вид, что в упор не видит труп наркотки в машине.
Улыбчивый блондин тер её бедро, успевая просекать все вокруг, управлять машиной и трещать без умолку. Второй смотрел то на него, то на неё, хмурился, под конец заснул, погрузившись во сны нагретого кожаного сиденья.
Когда они приехали, и девушку разбудили, первое, что она увидела, как в замедленном кино были дети, раскачивающиеся на качелях. Вверх - вниз, мальчик и девочка, у паренька была смешная прическа, должно быть мода, он ужасно походит на пацанку. Он смеялся, девочка визжала, они вместе закрывали глаза, когда касались земли ногами. Обычные качели. Мария прищурилась, в глазах двоилось. Перед ней мерцали блики, как у камеры в руках опытного оператора: когда нужно - появляется ностальгия в кадре.
Рядом на земле валялась обертка от мороженного. Зрачки Марии стали расширяться. Настроение меланхолии не отпускало мир существа с именем Мария. Когда парни вышли из машины, девушка все еще лежала, расслабившись и устремив расширенные зрачки глаз к свету. Такие зрачки бывают у кота в полной темноте.
-Что это с ней? Она ничего не принимала из сумочки?
-У неё не было сумочки, - ответил белобрысый пожимая плечами. Второй закурил, оглядываясь не смеющихся детей, он, конечно, не видел упавшего мороженного.
Марию взяли на руки и потащили в дом. В прихожей было грязно, но эта особенная грязь ударила слабым удовольствием по девушке. Она встала на пол и огляделась. Кругом царил бардак, деревянные стены двухэтажного дома требовали ремонта, из кухни доносились звуки радио, мух не было, как и тараканов и прочей живности. Мария всегда чувствовала жизнь. Тут не было ничего, даже комаров за штукатуркой, спящих в своих особых колыбелях. Все дерево было не покрашенным!
Она прошла на кухню, вывернула громкость радио до нуля, затем скинув легкие кроссовки, прошла по старой деревянной, изъеденной в губку лестнице наверх.
-Тут грязно, зря обувь сняла.
Она не ответила.
-Слушай, это не наш дом, просто покат тормознулись тут! - Закричал из кухни белобрысый, он вскрыл бутылку теплого пива.
-Тормознулись? - Шепнул ему брюнет. Оба тихо рассмеялись. Блондин расстегнул рубашку и, перевернув теплое пиво, воткнул его в кадку с чахлым лимоном. Лимон не возражал. Со второго этажа донесся грохот, оба кинулись туда - блондин чуть ли не бегом, второй, раздеваясь, медленно за ним.
Мария опрокинула шкаф, разлила воду из старой бутыли стеклянной (когда-то в ней хранили кислоту) и выбила оба окна во двор, которые были заколочены досками. Теперь стояла, уперев руки в бока, и рассматривала помещение. Взгляд девушки скользнул по игравшим во дворе детям.
-Меня звать Джимом, а этого тормоза - Род. - Начал было белобрысый, Мария его прервала, спросив про веревку первый раз.
-Зачем? Любишь связанной лежать?
-Да. - Ответила девушка, подумав секунду. - Так лучше для меня. - Добавила она.
-Наручники подойдут? - Спросил блондин, закуривая правой рукой, левой он достал из кармана браслеты.
Девушка следила за его руками, словно тот был фокусником, работавшим в балагане, и за деньги обдуривая прихожан соседней церкви.
-Нет. Нужна веревка.
Блондин пожал плечами и затянулся. Зрачки Марии сузились до точек, она смотрела на горящий огонек сигареты, слегка покачиваясь на пятках. Потом раскинула рук и упала навзничь.
-Она точно чем-то закинулась. - Тихо сказал тот, кого звали Род, рассматривая лежащую на полу Марию. Тело девушки покрывалось холодным потом, зрачки то сужались, то расширялись, полная грудь вздымалась при каждом вздохе, сквозь мокрую рубашку отчетливо торчали соски.
-У тебя хоть презерватив есть? А-то я…
Блондин показал ему два пальца, а затем приложил палец к губам. Подошел к окну. Выглянул.
На игравших на качелях детей лаяла, оскалив зубы чья-то собака, на ней был противо блошиный ошейник, зубы торчали так, словно она ими только что-то кого-то загрызла насмерть, подавившись и отравившись при этом. Пена шла изо рта. Хозяина поблизости не было. Вдалеке звучала приглушенная сирена, изменив тональность, она еще пару раз взвизгнула и смолкла.
-Тащи. - Сказал блондин. Род бегом кинулся вниз, отскакивая от стен как резиновый балдеющий шарик.
Табуретка была перевернута, пока Род перетягивал себе руку жгутом, Джим смешивал в ложке крэк. Глаза его отчего-то были грустными. У Рода тоже не было улыбки на лице. Мария громко дышала, аритмично, глаза её по-прежнему были открыты.
-Ей?
-Представится еще.
Марию затащили на ковер, подложили под голову и таз подушки. Род начал аккуратно расстегивать её рубашку, Джим достал ножик бабочку и срезал все пуговицы.
-Они ей больше не понадобятся, друг, девочки должны ходить… ходить… вообще-то они должны лежать пай девочками. - Закончил он свою дрожащую от предвкушения мысль. Расстегнул ширинку и достал дрожащий член, в свете заходящего багрового солнца его глаза сверкали. Хрустнул костяшками пальцев.
-Ну, с Богом!
-Да отведет он от нас всяку напасть венерическую… - Род шутливо перекрестился, его член достигал почти двадцати пяти сантиметров и тоже пульсировал. Оба были под кайфом и на взводе. Дальше просто рвали на ней одежду, слегка повизгивая и ухмыляясь словно черти. Приподняли - Джим залез под девушку, а Род оказался сверху. Два члена упрямо терлись о промежность Марии.
-Слушай, ты прикинь… анекдот… - Заявил Род. - Она целка. Схватит груди девушки руками, сжав их так, что они налились кровью между пальцами, он, не выпуская сигарету изо рта, стал давить между ног Марии.
-Вих-ву! - Закричал Джим и, сделав упор ногами в пол, за пару толчков вошел до упора в анус Марии. Следом за ним в лоно девушки погрузился член Рода, он вошел наполовину и уперся в шейку матки.
-Вот те на! - Заметил Род и, вынув его, всадил снова. Мария откинулась на спину, глаза почти закатились, рот открылся, вязкая слюна изо рта заливала левый глаз. Но это уже не могло помешать двум парням получить удовольствие по полной! Джим и Род старались изо всех сил, с каждым парным толчком они все дальше сдвигали Марию с ковра. За тазом девушки оставался кровавый след.
Я теку, - подумала Мария, рассматривая окровавленные пальцы. - Так быстро? Времени мало.
Девушка смотрела из окна на то место, где только что качались дети. Теперь там росла жуткая трава. Мария обернулась, она не видела себя и того, что происходило в комнате, зато чувствовала, как меняется её тело - жар поднимался от живота к груди. Она была на втором этаже старого деревянного дома. Схватила руками горячую раму окна.
Оттолкнувшись, Мария бросилась к земле. Увязла в ней по колено, пришлось сделать упор на руки, чтобы вытащить из плотной почвы ноги. Поняв, что в спешке забыла про самое главное, Мария стала раздеваться, она оставила на месте всю одежду, сохранив только три предмета - очки, зажигалку и дымящуюся сигарету, зажатую в кулак, чтобы не погасла от случайного ветерка. Очки надела, сигарету оставила в левом кулаке, засунула зажигалку во влагалище и принялась рвать одежду на тонкие полоски, помогая себе зубами, как могла. Время быстро утекало в щелку ночи.
Трава обнаружила её и стала расти наизнанку земли. К тому моменту, как над поверхностью показались первые беловатые корни, у девушки в руках была хоть какая-то веревка.
А раньше считали, при переливании крови увеличивается продолжительность жизни, - заметила Мария, вдыхая в веревку жизнь. Сигарета еще дымилась, когда облако дыма заструилось вдоль волокон.
-Поехали! - Закричала девушка, нанося хлесткий удар траве. В доме через улицу закричала пронзительно девочка. Из рассеченной травы брызнула кровь. Брызги крови текли и нервно стекались, узоры менялись, а время уходило. Открылась дверь и из дома вышел, а скорее вывалился ребенок. Мария ждала. Секунду. Другую. Хоть кого-то. Никого?
Когда-то давным-давно, - сказала себе мысленно Мария, - у животных была способность общаться не так, как это они делают сейчас. Телепатия - пережито тех дней, когда не существовало ноосферы людей, особо опасна она стала для такого вот бога. И растет трава теперь. Как память пресно-пряных дней.
Вскочив на качели, Мария толчком мышц выкинула из себя зажигалку. Вумены сократились и расслабились, металл скользнул в руку девушки. «Щелк-щелк», - чирикнуло желтое пламя пятидесятых. «Пшы-ых!» - полетело оно в остатки травы. Стебли, взвизгнув, заметались, вынырнули из-под земли и, открыв пасти, издали свой коронный звук.
У Марии на секунду сжались все внутренности, а кожа стала похожа на наждак. Медленно опускались поднятые кровью волосы на голове. По бедру текла кровь. Девушка сняла её пальцем и лизнула.
-Да что такое?
Из всех вариантов появления такого кровотечения в живых к этому моменту оставался один, который и приходил первым на ум. Девушка оскалилась. Верхняя губа поползла вверх как у обозленного волчонка. Несколько раз встряхнув рукой, она прошептала:
-Фу-ты, мерзость! Без разрешения, да?!
Мария представила себе, как эта парочка становится телепатами и умирает от шока, узнав, как большинство людей относится к ним. Это пока ты «по ту сторону стенки», кажется, что на все плевать. А если под твоими ногами растет подобная трава, и хоть один из людей за километр от тебя ненавидит даже не лично тебя, а просто такой тип людей, как ты - то ощущения подобны подвешиванию за вынутые через вагину яичники над костром каннибала. Постоянно каждый день и во сне и наяву у тебя мигрень в… как результат пациент сходит с ума, если только… если только…
Мария огляделась вокруг, ища то, ради чего все и затеяла, но кроме валявшейся без сознания девочки не увидела ничего.
Когда Мария спрыгнула с качелей, чтобы отправиться проведать свое бренное тело, то увидела их. Они брели по дороге, трое.
Мария щелкнула зажигалкой. Сунула остаток сигареты в рот и закурила. Почему она так мало предметов может утянуть с собой?
Мария смерила расстояние до девочки. Не больше двадцати метров, но она-то знала, как долго будет бежать даже голая, пока прорвется сквозь свое осознанное желание туда попасть, потом бессознательную тягу этому не осуществиться никогда, затем сквозь их нежелание её пускать к ребенку, если все просуммировать, учитывая, что их трое - она вполне может бежать себе на месте. Мария выругалась снова.
Средний, трехметровая кефирная горилла, опиравшаяся на свои руки лениво портила по пути автомобили. Не сильно, не так, чтобы уж точно смертник после в них залезал, но достаточно, чтобы хоть ключи потерялись, или еще чего, оставил прямо перед школой, скажем, водитель свою машину и её оштрафовали либо угнали. То есть половину из этих машин через неделю, скорее всего, угонят или отправят на временный отдых в разных районах города.
Может быть, кто-то заметит позже, что все угнанные в городе автомобили когда-то стояли на одной улице, и подумает, что тут поработала хорошо организованная банда автомобильных воров. На самом деле все практически так и есть, вот только происходит не сознательно, а скорее произвольно, примитивно, но неумолимо. Видя одни и те же следствия, все находят к ним разные причины, но так как люди похожи и похоже видят мир из-за внутренней Системы, Великой Спирали, то и причины эти ограничены так узко. Может быть вся история людей - лишь миф, который они сами себе внушили, который больше всего подходит их ожиданиям.
-Отдайте девочку. - Заметила Мария, смотря в сторону. - Достали уже.
Кефирный закрыл лапами головы двум безбашенным, на его груди открылась щель и заговорила грохочущее, но со всхлипами кефира:
-Парулить хотят.
-Ясно. - Мария отвернулась в противоположную сторону. Всей кожей ощущала, как безбашенные наклоняют головы то туда, то сюда, пытаясь рассмотреть девушку сквозь лапища кефирного. - Вы думаете, я позволю в себе этим двум бродить по округе? А в девочке вы только поваляетесь на сорок четыре, потом она умрет.
-Реципиенты. - Живот Кефирного вспучился, из щели вылезла рука и стала лапать живот Марии. Девушка отстраненно на это смотрела пару взмахов ресниц, потом отскочила.
-Я вам искать их не буду.
-Не надо искать, реципиенты. - Рука Кефирного удлинилась еще и стала срастаться с животом Марии. - Реципиенты уже в тебе.
-Слово-то какое выучил. - Слегка устало подумала она, брезгливость была на грани сознания, но возникать окончательно не желала, зато усталость всегда полна сил. - Профессором, небось, был.
Безбашенные начали визжать, лапища Кефирного всасывали из их голов и пропускали сквозь себя, «оплодотворяя» Марию. Та щелкала зажигалкой, рассматривая желтый старый огонь. Даже во сне было противно.
Безбашенные дымились. Кефериный убрал свои лапы. Мари взглянула на то место, где были их головы, теперь там только нижние челюсти.
Сознательно бродить удумали?
Мария открыла рот.
-А…эм, они что…
Кефирный вздохнул. Рука залезла в живот, оттуда вылетели брызги кефира залив лицо и грудь Марии. Кефирный вздохнул. Чавкая, пошел прочь по улице, по пути пороча все машины, даже почтовый ящик задел лапищей, чтобы письма кидали мимо него.
Дурак, - думала Мария, собирая кефир руками и слизывая его с пальцев языком. - Письма уже двадцать лет не кидают в ящики. И сколько ты тут?
Белобрысый визжал на стене, его рот открылся. Зубы вытаращились, слюна текла целым потоком вдоль обоев и на пол, образуя лужицу. Красные-прекрасные глазки дергаясь, смотрели в разные стороны как перископы подводной лодки.
-Прелесть. - Сказала, поднявшись на ноги, Мария. - Ну, вы и удумали!
Посмотрела на Рода, который вжавшись в угол, пытался разбить голову о трубу.
- Скоро пройдет, боль уйдет, и думать перестанете. За вас теперь… есть, кому подумать.
Мария подошла к тумбочке и поставила на неё ногу. Взглянула на рану между ног. Раздвинула пальцами половые губы. Кровь!
Одиннадцать лет назад не Мария пошла за Софией в ад. Это Софи была так напугана, что сознательно или нет, попыталась ухватиться за последнюю соломинку - за младшую сестренку, с которой у неё была связь, причем обоюдная.
Розионе думала: Человечество хочет Судить, поэтому ад такой, там есть только несформировавшиеся палачи, жаждущие на свободу в мир, что «выше».
Розионе думала: Человечество хранит в себе души мертвецов, чтобы удовлетворять в себе свои бесчисленные желания на них, как на игрушках или куклах. Судить - так сладко! Кто людям запретит судить? А кто-то говорил им не судить, они послушали?
Мария думала: А причем тут человечество? Какое мне дело до этой помойки? То, что я одна из них не значит мне ковыряться в этом?
В этот день… увидев играющих мальчика и девочку, двойню из разных семей с тайной которую они хранили…
Мария почувствовала страх, за себя, или скорее за прошлое свое. Она думала, что видела изнанку мира, а оказалось и у той есть изнанка. Когда-то давным-давно Мария потеряла свой шанс на счастье, оставила голову сестры в Аду.
Она подобрала девочку и, закинув её на плечо, направилась голая по улице прямо в сторону центра города. Прохожие в этот поздний час - ровно три с половиной человека и собака не обратили на них никакого внимания - они за свою жизнь в районе Мали, что под Сиднеем и не такое видали.
К тому же до нудистских пляжей, знаменитых на весь мир - рукой подать.
Девочка проспала три дня, а когда пришла в себя - Мария стояла над ней и раздевалась, разглядывая без смущения черты лица ребенка.
-Я вылижу тебя, Мескалинка! - Задорно сказала девочка и расстегнула застежку бюстгальтера Мари.
-Ты ценное приобретение. - Шепнула ей девушка, расстегивая остальную одежду. - Полезли в ванную!
-Я могу лизать могу и кусать, но что с меня взять? Хочешь? - Спросила девочка, Мари номер два. Её губы приоткрылись, и оттуда появилась конфетка.
-Это слишком, - заметила мама Мари. Новая мама открыла рот и взяла конфетку острыми зубами.
-Это игра? - Спросили они обе вместе сразу.
-Ты помнишь мои мысли? - Спросила старшая Мари.
-Они токсичны, и я не люблю кефиры ваши всякие и разные. - Мари младшая плюхнулась в ванную так, что через край полилась вода.
-Как далеко ты хочешь зайти в игре своей?
-А ты? - Глаз один прикрыв, девочка била ладошками по воде. Потом нырнула, задержав дыхание, и у Ловчей Королевского Зоопарка что-то засосало между ног.
-Это рана. - Сказала она. Схватила девочку под водой за волосы и развернула к себе спиной. - А сейчас мы ранку будем лечить. Ты моя дочь? - Спросила она.
-Окей мистресс! - Взвизгнула девочка, поднимая вверх лапку и закрывая левый глаз. Пальцы Марии скользнули по телу Мари, спустились до попки и нащупали девственное лоно.
-Играть так играть. Гитарка, ты гавайская гитарка?
-Я твое ЛСД! - Сказала девочка, едва не прикусив язык от наплыва наслаждения.
-Ты слишком разучилась мыслить сама, смотришь прямо в меня? Разве не Я разорвала связь твою с тем мальчиком? Ты должна меня ненавидеть по идее.
-Идеи не для детей. Я знаю - ты мескалиновая королева ада, и я твоя раба! Играйся мной ты до утра!
-Намокнешь же! И растаешь, жалко.
-Твоя игрушка. Насади!
-Будет больно. - Сказала Мария. - Я не хочу причинять боль, это ты забери мою. - Девушка поцеловала ухо девочки задорной так нежно, что красная-красная кровь юности, струясь, стала заливать плечи и кончики пальцев отчетливо проступили в прозрачной воде - розовый-розовый цвет.
Мария прижалась грудью полной к тонкой и нервной спине девочки, и провела по её груди пальцами, лаская и щелкая, как по струнам гитары. Пальцы опустились вниз и сжали живот.
-Где храбрость твоя? - Спросила малышка Мари. Схватила руки девушки и прижала к своему естеству. - Дави, рви меня, я твоя!
-Не хочу. - Призналась Мария-Мать. - Это ты залечи тут меня.
-Как? - Открыла удивленно рот девочка.
Мария приняла её пальцы и прижала их к кровоточащей понемногу ране между тугих бедер. Погрузила пальчики девочки туда, и сказал шепотом.
-Дыши как я, слейся!
А потом взяла её лицо и запрокинула назад, на себя. Открылся рот и погрузился туда язык. Глубже! Да…
Это мы. - Думали они вместе в такт. А ванна колыхалась на розовой траве.
Они срастались в траве. Ванная наполнялась телепатией. Вода розовая и розовые тени на полу. Их рты срослись на мгновение, их языки вращались в танце любви матери и дочери. Общая слю-ня и общая жизнь. Две души в общем теле.
Расти! - В голове билась мысль одна. - Нам так хорошо вместе!
Глаз девочки гулял - глазное яблоко дрожало. Зрачок сошелся в точки, а потом расширился до предела. А потом пришла она, та, про которую всегда молчали. Вдвоем.
Когда Мария оторвалась ото рта девочки, последняя была без сознания. Мария не помнила, сколько минут или может, даже часов они целовались в этой живой воде.
Она встала в ванной и раздвинула свои половые губы. Девственная плева заросла, и славненько.
Девочка закашляла и открыла глаза. Посмотрела, слегка так странно улыбаясь на свою новую маму.
-Я твоя мескалиновая карамелька, съешь меня на ночь… - прошептала она.
Мария подошла и опустилась в ванной на колени. Приподняла грудь и подала. Сжали зубы молодые розовый сосок. Давление клыков и потекло в рот молоко.
-Пьешь меня?
-Уму. - Сказала девочка. И подумала: ты мескалинка в молоке… горькая зараза…
Растирая зеркало, Мария думала: все дети как дети, а мне попалась нимфетка, сдвинутая на наркотиках… эх… но она такая милая, если честно рассудить - я о такой и мечтала дочке всегда…
Отныне - я Мари! - Сказала она себе. И больше не Ловчий Королевского Зоопарка! Теперь у меня есть семья. Это не так плохо?
Отблески красного камина. Девушка смотрит, запрокинув голову назад. Так, что еще немного - и может сломаться шея. Люди так не смотрят. Она стоит наклонившись. Выпрямляется и поворачивается туловищем к девочке. Та начинает скидывать с себя одежду, пока не остается в трусиках. Медленно подходя к женщине, трет свой лобок и щиплет крохотные торчащие соски. Стягивает трусики - капли оставляют свой след на них - белые! Нитка слизи - сладкая! Девушка встает на колени. Девочка затыкает трусиками ей рот, улыбка начинает прорезаться на напряженном личике. Девушка выплевывает их в сторону не меняясь в лице, наклоняется к ковру и целует пальцы на ногах ребенка. Приподнимает ножку и обхватывает ртом пальчик, язык вращается вокруг него. Залазит в каждую щелку. Это продолжается несколько десятков минут. Девочка стоит, откинувшись назад и закрыв глаза.
Мария поднималась, шелестя пальцами кожу все выше и выше. Чуткая мать. Нежно дитя. Она так дышит! Мария открыла рот и приникла к бутону нежной и все еще девственной плоти, туда, губы к губам. Язык внутрь и - лизать - пока не насытишься единением с ребенком. Кошка, вылизывающая котят, гигиена душ. Язык прошелся анусом, и закусили губы кожу ягодиц. Внутри горела страсть огнем - её сносили в бездну пальцы. Мокрым веером, внутри погасли звезды.
И только тьма.
Сжав голову матери руками, мескалиновая лоли двигалась туда-сюда как маятник в часах, как язычок пламени лизали её чувства ласки матери. Она сжала пальцы на щеках, вонзились ногти в тонкую кожу. Выгнулась и тихо засмеялась, открыла рот и в любви богу призналась. Бог - есть мать! Повторяй опять. И опять. Туда-сюда. В движении - свобода. Бог - есть мать. Бога я люблю. Глубже бога я хочу обнять, прижать, в себя впустить и часть себя отдать. Бог - кушать мать. Девочка кушать бога. Внутри созрел цветок любви. И не отнять!
Она наклоняется, горя глазами цвета зелени садов внутри, внутри, бьется у неё пламя пожаров библиотек. Туда, туда. Открываются её рот, и высовывается язык, он хочет, он течет. Он в рот матери мечту зовет.
Стоя на коленях перед друг другом, наклонившись вперед и едва коснувшись пальцами невесомых рук деревянного пола под толстенным ковром, мама и дочь дотрагиваются друг до друга языками, словно котята, словно мать тигрица и приплод. Словно птицы, кормящие своих детей. Их рты встречаются, и языки погружаются, во рту горит оргазма сок, сладкая, сладкая слю-ня, оттуда утекает в каждый рот.
В кровати на красных простынях лежат мать и дочь. Мария сжимает дочку, обхватив ногами, сжав бедрами, прижав к полной груди. Соски хотят её губ, но та уже спит. Ноги иногда да и делают движение, вжимая в себя дитя. Словно оно из этого лона вышло и то хочет его обратно заполучить. Но дитя спит. Постепенно и Мария успокаивается. Прижав к себе голову девочки, она гладит её черные, спутанные и смазанные зачем-то той гелем волосы. Ротик у неё приоткрылся, камелька слюни растянулась между губ.
Мария приподнимает лицо это, и непроизвольно собрав всю любовь в губах, во рту, в слюне на языке - целует, оставляя там. У девочки начинают дрожать под веками глаза, тяжелый сон без сновидений сменяется красочными детскими цветными фантазиями. В волшебной мескалиновой стране, в садах покрытых непонятного назначения, формы и формулы плодами бегает маленькая Мари, гоняя хилых нариков, ворующих подобно соням плоды с деревьев. Она улыбается, рот полон блестящих, словно солнце зубов. И размахивает сачком для бабочек, отгоняя наркоту.
Я знала, где я, я была в Австралии. Зеркала везде одинаковые, для Страруды нет расстояний, для снов не имеет значения места, но все не имело значения, пока их не находила я. Девочка из зоопарка.