Радио М7, передача "Открываем прописные истины"
Человек одинок. Совершенно.
Не только ты и не только сейчас, когда тебя этим ощущением накрыло. И тот, что флегматично дежурит у трассы с ворохом плетеных корзин или связками лука. И каждый из тех, что так резво несутся по дороге, чтобы через два часа слипнуться в глухую пробку. И та, что таки героически сдала ненавистную математику, Спасибо-без-вас-бы-никак, и та, которой так прикольно делиться никому нафиг не нужным умением. И тот, который Конечно-заходи-буду-рада, и те, кто Тили-тили-тесто и замочки на заборе, и тот, который Мама-где-мои-носки - не больше и не меньше, чем та, что Спасибо-я-всё-сама или Кому-я-такая-нужна или Слишком-хороша-для-всех-вас и кто угодно еще.
Некоторые умеют об этом не думать совсем. Другие - когда очень заняты важным делом (те же пробки и сравнительная характеристика навигаторов, не говоря уже об антирадарах, футбол и, кстати, кому бы продать мешок бутс, как понять, почему ребенок наотрез отказывается идти в музыкалку, и как это отражается на его судьбе, моей родительской хорошести и наследовании мировой культуры). Ясное дело, чаще всего и заняты. Есть такие, в ком эта тема слышна постоянно. Мое почтение мужественным людям, которые находят в себе силы каждое утро вставать и честно заниматься всяким с такой музыкой внутри. Тем, кто не видит смысла - и не бьется в истерике, как некоторые, каждый раз как его не видит.
Человек - это космос. Бесконечное количество темной холодной безвидной пустоты. Самозамкнутой. В ней бытуют всякие сущности разной степени плотности - мелькают факты и даты, крутятся по своим орбитам дела, привычки, обязанности, желания, складываясь в личности и субличности.
Душа существует в какой-то параллельной картинке мира, и по сути где-то между космосом и снующими в нем деталями. И ей бывает больно внезапно соприкоснуться с его абсолютным холодом. Говорят, можно приучиться помнить его, видеть и не съеживаться в отчаянии...
Человека нельзя ни приручить, ни присвоить. Нельзя причинить ему добро насильственно по своему разумению. Нельзя его вполне узнать и понять, и не стоит полагаться на понятое и известное. Человека можно только принимать таким какой есть. И любить. Не собой - с твоей-то жадностью, с твоими-то страхами, с твоим-то эгоизмом. Можно искать и растить в себе возможность пропускать любовь, помогать ей продраться через всё перечисленное и прочее подобное. Тому единственному, что подошло бы вместо этого дурацкого вечно ускользающего смысла...
Нигде так хорошо не думается о жизни, как в дороге (ну разве что еще на плаву! чтобы не спеша и подальше)). К Владимирской объездной вместе с населенкой, светофорами и тягучими ремонтными участками начинает отпускать рабочая и домашняя суета, в мире вдруг появляются кучевые облака и заросли люпинов, организм ловит драйв от растущей скорости, и впереди маячит и с каждым синим столбиком приближается к реальности намечтанный город, где тот кто надо ждет так как надо, главное верить! А на обратном пути к Владимирской объездной уже налюбовался крутыми откосами в Вязниках, и забавной речкой Тарой, которая трижды подряд пересекает дорогу, и намечтался, что вот по этой дороге обязательно надо прокатиться, и вон туда заглянуть, и мы еще не видели устье Клязьмы, которая сопровождает всю дорогу, постепенно подрастая, и так и не попали в музеи в Гороховце.... И разогнался немножко слишком, весь такой пристегнутый, и даже мягкий платочек подложил под ремень, чтобы шею не натирало, и крепко держишь руль, и тут как раз осознаешь иллюзорность всякого этого управления, потому что я, конечно, рулю и даже правила выполняю, но это всё пока не придет мой час и не заснет вовремя водитель встречного грузовика, или колесо не отлетит менее удачно, чем в прошлый раз. В общем, жизнь моя совсем не в моих руках (как я внушаю своему ответственному водителю), а в других, и знаешь, меня там дети дома ждут, пока я тут ношусь, и вон пассажиров полный салон набрала, и, может, еще не сегодня? а впрочем, Тебе виднее...
А после начинаешь постепенно замедляться во всяких Лакинсках и Петушках, одновременно разгоняясь внутренне на московских энергиях до московских скоростей и зарастать всякими планами и расписаниями прямо на ходу. И хорошо, коли пассажиры молчат и не нервничают, чтобы оно не наседало слишком скоро...
И нигде так не чувствуется горечь бытия, к в городе Д. Течение времени, вот это "мы стали немного старше, мы чуть больше усталые и менее резвые да гибкие". Вот это "мы все умрем, слишком скоро, скорей всего больно, и также нелепо и бессмысленно, как жили".
Там вообще другое время-безвременье, там рядом и параллельно со взрослыми усталыми нами молодой папа едет на работу на троллейбусе когда-то бывшего маршрута, и дедушка бодро шагает на лыжах, и звенит утром под окном отмененный уже на моей памяти трамвай, и все школьные учителя рядом и на связи, и деревья такие же большие, как в детстве, и ягоды такие же вкусные... Здесь у нас не так, здесь всё слишком быстро зарастает, и нет ни тех качелей, ни игрушек, ни людей, и ту девочку с бантиками поди поищи с фонарем, да и кому бы она понадобилась...
И нигде так не плачется обо всем об этом, как в городе Д., где душа, оторвавшись от привычного ускоренного кино про занятую жизнь, как раз натыкается на внутреннюю пустоту и memento mori и уважительно поглядывает за левое плечо. Дома всегда как-то негде и некогда. А там какие-то особенно располагающие плюшевые мишки, диванные подушки, а случается, что и жилетки, коленки или шарфики...)