Chapter No.zzz
Вот было бы смешно, если бы кто-нибудь увидел меня прямо сейчас такую, сидящую на кровати посреди одеял и подушек, с порозовевшим лицом, простуженную и неряшливую, с коробкой, полной пирожных, в руках, и салфетками, разбросанными со всех сторон.
Нет, не кто-нибудь, а именно ты. Я жду твоего появления с тех самых пор, как сама решила расставить прозаичные точки над i. Я очень скромно и тихо, но все же тоскую. Я еще не придумала, как будут звать наших детей, но я абсолютно точно представляла старость с тобой. Скажете, самонадеянно? А вот и нет. Впервые в моей жизни кто-то сам убедил меня в том, что это не страшно, а, наоборот, здорово - не бояться будущего, совместной жизни и даже старости. И я смогла себе это представить. И опять как-то так все ушло в никуда, резко, но все же (ну можно я буду так считать?) как-то неокончательно.
И вот моя жизнь идет своим чередом. Я совершаю маленькие победы, иногда безутешно реву минут пять, иногда поражаю саму себя неиссякаемым оптимизмом, иногда не знаю, что с собой делать. Но не было еще и дня, а, может быть, и часа, чтобы я не думала о тебе.
...
Как сильно мы любили друг друга. До невозможности притягательно, как в фильмах, как в книгах, как в сказках. Такая любовь ведь не заканчивается. Вот и мне кажется, что сейчас происходит какой-то нонсенс. Тебя нет. Ты где-то далеко на своем чертовом острове. Скажи, ты думаешь обо мне? Был ли день, когда тебе удавалось обо мне не думать? Я так надеюсь, что нет. Хотя если так, то где же ты?
Я, смотри, вот тут - на кровати, в смешном пушистом халате, со взъерошенными мокрыми волосами и бирюзовыми ногтями. По привычке приподнимаю одну бровь. Как я звучу? Ты видишь мои подступающие слезы и гордо вздернутый подбородок? Честное слово, я не хочу написать бульварный роман. Просто все так криво вылазит наружу из души. А внутри оно казалось ломким, но красивым.
Когда мне было лет 15, мне казалось, что я совсем не умею влюбляться. Все вокруг уже который год делали это, а я… А что я? Давайте посмотрим правде в глаза.
Я была красивым ребенком лет до 6-7. По-детски пухлые щечки, тщедушные ручонки, умилительный животик, беленькие волосики, прозрачные реснички и серьезные голубые глазенки. Потом я росла как-то неравномерно. Хрупкой не была, но и девушкой еще становиться не спешила. Никогда не любила и не буду любить свои фотографии с 8 и до, может, лет 17.
Не помню откуда, но в голове моей засела сказка. Перед тем, как отправить человека на землю, его лепят, делают, создают. Берут основу и на ней рисуют особенные черты, линию бровей, веснушки, родинки, особый цвет глаз и искорки в них, ямочки на щеках, цвет волос и их завитушки. И вот мне казалось, что когда создавали меня, то, взяв основу, о чем-то задумались и отвлеклись, а потом, так ничего и не сделав, сослали вниз. Пожалуй, только капля ярко-голубых чернил успела капнуть в глаза. На том и порешили. Прозрачные бровки, невидные реснички, белые-белые волосики, светлейшая кожа, детско-юношеская нескладность, неуверенность в себе, неумение улыбаться, замкнутость. Внутри меня кипел целый мир, собранный из книг. Но мне не с кем было поделиться выплескивающимися мыслями.
...
Записано со слов девушки в твидовом пиджаке
Нет, не кто-нибудь, а именно ты. Я жду твоего появления с тех самых пор, как сама решила расставить прозаичные точки над i. Я очень скромно и тихо, но все же тоскую. Я еще не придумала, как будут звать наших детей, но я абсолютно точно представляла старость с тобой. Скажете, самонадеянно? А вот и нет. Впервые в моей жизни кто-то сам убедил меня в том, что это не страшно, а, наоборот, здорово - не бояться будущего, совместной жизни и даже старости. И я смогла себе это представить. И опять как-то так все ушло в никуда, резко, но все же (ну можно я буду так считать?) как-то неокончательно.
И вот моя жизнь идет своим чередом. Я совершаю маленькие победы, иногда безутешно реву минут пять, иногда поражаю саму себя неиссякаемым оптимизмом, иногда не знаю, что с собой делать. Но не было еще и дня, а, может быть, и часа, чтобы я не думала о тебе.
...
Как сильно мы любили друг друга. До невозможности притягательно, как в фильмах, как в книгах, как в сказках. Такая любовь ведь не заканчивается. Вот и мне кажется, что сейчас происходит какой-то нонсенс. Тебя нет. Ты где-то далеко на своем чертовом острове. Скажи, ты думаешь обо мне? Был ли день, когда тебе удавалось обо мне не думать? Я так надеюсь, что нет. Хотя если так, то где же ты?
Я, смотри, вот тут - на кровати, в смешном пушистом халате, со взъерошенными мокрыми волосами и бирюзовыми ногтями. По привычке приподнимаю одну бровь. Как я звучу? Ты видишь мои подступающие слезы и гордо вздернутый подбородок? Честное слово, я не хочу написать бульварный роман. Просто все так криво вылазит наружу из души. А внутри оно казалось ломким, но красивым.
Когда мне было лет 15, мне казалось, что я совсем не умею влюбляться. Все вокруг уже который год делали это, а я… А что я? Давайте посмотрим правде в глаза.
Я была красивым ребенком лет до 6-7. По-детски пухлые щечки, тщедушные ручонки, умилительный животик, беленькие волосики, прозрачные реснички и серьезные голубые глазенки. Потом я росла как-то неравномерно. Хрупкой не была, но и девушкой еще становиться не спешила. Никогда не любила и не буду любить свои фотографии с 8 и до, может, лет 17.
Не помню откуда, но в голове моей засела сказка. Перед тем, как отправить человека на землю, его лепят, делают, создают. Берут основу и на ней рисуют особенные черты, линию бровей, веснушки, родинки, особый цвет глаз и искорки в них, ямочки на щеках, цвет волос и их завитушки. И вот мне казалось, что когда создавали меня, то, взяв основу, о чем-то задумались и отвлеклись, а потом, так ничего и не сделав, сослали вниз. Пожалуй, только капля ярко-голубых чернил успела капнуть в глаза. На том и порешили. Прозрачные бровки, невидные реснички, белые-белые волосики, светлейшая кожа, детско-юношеская нескладность, неуверенность в себе, неумение улыбаться, замкнутость. Внутри меня кипел целый мир, собранный из книг. Но мне не с кем было поделиться выплескивающимися мыслями.
...
Записано со слов девушки в твидовом пиджаке