(no subject)
Впервые я попала в театр в городе Козлове. Было мне тогда года два с половиной, может, чуть больше. На лето меня отвезли к бабушке, потому что, во-первых, "мама по горам лазила" (то есть была в экспедиции), а во-вторых, участковая педиатриня сказала же, что если ребёнка не увезти из страшной Сибири поближе к теплу, то ребёнок отдаст концы. Та зима была действительно тяжёлой: помню себя всё время в кроватке, всё время больной, всё время в полутёмной комнате. Тогда мы жили на Морском, 38, с того торца, что сейчас смотрит на Дом учёных. А тогда там даже котлован под него вырыт не был, а за лесочком только-только строился тот дом, где я сейчас живу - уже скоро тридцать лет.
Да, вот так меня и увезли к бабушке (здравствуй, моя вторая жизнь!) Как-то раз к нам зашла соседская девочка, Ниночка Пономарёва, и очём-то солидно поговорила с моей бабушкой. Ниночка была уже очень взрослая - она ходила в шестой класс и учила физику. Что такое физика, я не знала - мне она почему-то представлялась в виде голубой стеклянной розетки для варенья. Но я знала, что только большие и умные люди, которые ходят в школу, учат физику. Да, так вот, оказывается, Ниночка просила бабушку отпустить меня с нею на представление. Где-то (в Доме культуры? В кинотеатре? В Доме пионеров? Не спрашивайте, я и тогда не знала, да и какая разница!) должны были давать "Аленький цветочек". С нами, со мной и Ниной-большой, как мы называли Ниночку дома, пошла ещё Нина-маленькая - худенькая девочка семи лет, которой осенью предстоял важный шаг: она должна была Пойти в Школу!
Когда мы вошли в зал, я немного напряглась. Дело в том, что у меня уже был печальный опыт похода в кино с бабушкой. Когда в кинозале погас свет, несколько секунд прошли в полной темноте, и я разревелась так, что бабушке пришлось меня увести, до такой степени я темноты боялась, даже рядом со взрослыми. Но здесь девочки уверили меня, что темно не будет, ведь мы должны будем видеть, что происходит на сцене. Свет погас, но сцена оказалась действительно ярко освещённой. Не помню, был ли там занавес и как он открывался, если был. Помню ощущение волшебства и сказки. И ещё помню себя.
Тогда я ещё не утеряла способность видеть своё тело со стороны. Мы заняли места в первом ряду с левой стороны. Кресла были простые, с откидными сиденьями и дерматиновым покрытием, какие были в большинстве советских кинотеатров. Меня усадили глубоко в кресло, так что мои ноги лежат на сиденье под прямым углом к телу. На ногах у меня носочки в красно-бело-зелёную полоску и коричневые сандалики. Я одета в белый сарафанчик в цветочек, а поверх него - в светло-голубую кофточку из хлопкового трикотажа. Руки у меня, как это часто бывает у маленьких детей, от подмышек до локтей прижаты к бокам, а дальше выставлены вперёд, с пальцами полусогнутыми и слегка растопыренными (боже, до чего же неудобная поза - а они так и вправду сидят). Шея по-гусиному вытянута, глаза широко распахнуты, рот полуоткрыт, и верхняя губа выступает "домиком". В полумраке зрительного зала коротко подстриженные волосы, слегка вьющиеся на затылке, кажутся совсем тёмными.
Я была слишком мала, чтобы связно что-то понимать. Сказка для меня была не в разворачивании сюжета - она была в самой красоте того, что происходило на сцене. Там ходила Алёнушка в малиновом сарафане и тонкой белой рубахе. Её тёмные волосы, расчёсанные на прямой пробор и заплетённые в длинную косу, красивыми полукружиями ложились на высокий лоб, увенчанный повязкой, узор которой я помню до сих пор и которую я про себя, естественно, назвала короной. Какие у Алёнушки были огромные карие очи! Какие нежные руки с тонкими пальцами! Как она не шла - плыла, скользила вдоль рампы и поднималась по ступенькам отчего терема, расположенного в левой части сцены, как раз против нас! Мне тоже очень хотелось в этот терем, но я уже тогда не то чтобы понимала - скорее чувствовала, что в сказку входить нельзя, она живёт только на расстоянии. Но когда батюшка принёс дочерям подарки и вручил Алёнушке аленький цветочек, сердце моё всё-таки сжалось от несбыточности мечты. Цветочек был не просто прекрасен - он ещё и светился! Ладно: малиновый сарафан и корона мне не положены, я всего лишь маленькая девочка, но цветочек! Он же волшебный! Ну почему маленькой девочке его нельзя - ведь он же, наверное, выполняет желания! Как он светился? Не знаю. Нет, светодиодов тогда никаких не было. Но флуоресцентные краски уже были. Как и фонарики на батарейках.
Помню и чудовищ, которые вылезали из-под кочек в заколдованном лесу у Чудища. Они напоминали лохматых медведей с человеческими лицами и были скорее смешные, чем страшные - режиссёр всё-таки не ставил задачу напугать малышню. Каким было само Чудище и в какого доброго молодца преобразилось - не помню совершенно. Добрые молодцы в моей картине мира тогда отсутствовали. Не помню и сестёр Алёнушки, и очень смутно припоминается её отец. А вот что в финале Алёнушка вышла в как бы парчовом сарафане и роскошной "короне" - помню. Она сказала: "Ой, батюшка, смотри: аленький цветочек завял!" А отец отвечал, что ей нарвут новых цветочков, краше прежнего. Это укрепило меня в мысли, что волшебных предметов в мире неисчерпаемое множество, надо просто знать где искать. А поскольку я не знаю, то у меня их и нет.
Где та Алёнушка, жива ли ещё, если её маленькой зрительнице уже седьмой десяток катит? Вот уж воистину - нам не дано предугадать: какой след оставлен! И осветителю того спектакля - отдельный мой поклон: именно свет, падавший на костюмы и декорации, сделал пространство сцены сказочным. А ведь не знаю, что за труппа то была, кто ставил, кто играл... Да и надо ли знать? Разве у магии могут быть авторы?
Large Visitor Map
Да, вот так меня и увезли к бабушке (здравствуй, моя вторая жизнь!) Как-то раз к нам зашла соседская девочка, Ниночка Пономарёва, и очём-то солидно поговорила с моей бабушкой. Ниночка была уже очень взрослая - она ходила в шестой класс и учила физику. Что такое физика, я не знала - мне она почему-то представлялась в виде голубой стеклянной розетки для варенья. Но я знала, что только большие и умные люди, которые ходят в школу, учат физику. Да, так вот, оказывается, Ниночка просила бабушку отпустить меня с нею на представление. Где-то (в Доме культуры? В кинотеатре? В Доме пионеров? Не спрашивайте, я и тогда не знала, да и какая разница!) должны были давать "Аленький цветочек". С нами, со мной и Ниной-большой, как мы называли Ниночку дома, пошла ещё Нина-маленькая - худенькая девочка семи лет, которой осенью предстоял важный шаг: она должна была Пойти в Школу!
Когда мы вошли в зал, я немного напряглась. Дело в том, что у меня уже был печальный опыт похода в кино с бабушкой. Когда в кинозале погас свет, несколько секунд прошли в полной темноте, и я разревелась так, что бабушке пришлось меня увести, до такой степени я темноты боялась, даже рядом со взрослыми. Но здесь девочки уверили меня, что темно не будет, ведь мы должны будем видеть, что происходит на сцене. Свет погас, но сцена оказалась действительно ярко освещённой. Не помню, был ли там занавес и как он открывался, если был. Помню ощущение волшебства и сказки. И ещё помню себя.
Тогда я ещё не утеряла способность видеть своё тело со стороны. Мы заняли места в первом ряду с левой стороны. Кресла были простые, с откидными сиденьями и дерматиновым покрытием, какие были в большинстве советских кинотеатров. Меня усадили глубоко в кресло, так что мои ноги лежат на сиденье под прямым углом к телу. На ногах у меня носочки в красно-бело-зелёную полоску и коричневые сандалики. Я одета в белый сарафанчик в цветочек, а поверх него - в светло-голубую кофточку из хлопкового трикотажа. Руки у меня, как это часто бывает у маленьких детей, от подмышек до локтей прижаты к бокам, а дальше выставлены вперёд, с пальцами полусогнутыми и слегка растопыренными (боже, до чего же неудобная поза - а они так и вправду сидят). Шея по-гусиному вытянута, глаза широко распахнуты, рот полуоткрыт, и верхняя губа выступает "домиком". В полумраке зрительного зала коротко подстриженные волосы, слегка вьющиеся на затылке, кажутся совсем тёмными.
Я была слишком мала, чтобы связно что-то понимать. Сказка для меня была не в разворачивании сюжета - она была в самой красоте того, что происходило на сцене. Там ходила Алёнушка в малиновом сарафане и тонкой белой рубахе. Её тёмные волосы, расчёсанные на прямой пробор и заплетённые в длинную косу, красивыми полукружиями ложились на высокий лоб, увенчанный повязкой, узор которой я помню до сих пор и которую я про себя, естественно, назвала короной. Какие у Алёнушки были огромные карие очи! Какие нежные руки с тонкими пальцами! Как она не шла - плыла, скользила вдоль рампы и поднималась по ступенькам отчего терема, расположенного в левой части сцены, как раз против нас! Мне тоже очень хотелось в этот терем, но я уже тогда не то чтобы понимала - скорее чувствовала, что в сказку входить нельзя, она живёт только на расстоянии. Но когда батюшка принёс дочерям подарки и вручил Алёнушке аленький цветочек, сердце моё всё-таки сжалось от несбыточности мечты. Цветочек был не просто прекрасен - он ещё и светился! Ладно: малиновый сарафан и корона мне не положены, я всего лишь маленькая девочка, но цветочек! Он же волшебный! Ну почему маленькой девочке его нельзя - ведь он же, наверное, выполняет желания! Как он светился? Не знаю. Нет, светодиодов тогда никаких не было. Но флуоресцентные краски уже были. Как и фонарики на батарейках.
Помню и чудовищ, которые вылезали из-под кочек в заколдованном лесу у Чудища. Они напоминали лохматых медведей с человеческими лицами и были скорее смешные, чем страшные - режиссёр всё-таки не ставил задачу напугать малышню. Каким было само Чудище и в какого доброго молодца преобразилось - не помню совершенно. Добрые молодцы в моей картине мира тогда отсутствовали. Не помню и сестёр Алёнушки, и очень смутно припоминается её отец. А вот что в финале Алёнушка вышла в как бы парчовом сарафане и роскошной "короне" - помню. Она сказала: "Ой, батюшка, смотри: аленький цветочек завял!" А отец отвечал, что ей нарвут новых цветочков, краше прежнего. Это укрепило меня в мысли, что волшебных предметов в мире неисчерпаемое множество, надо просто знать где искать. А поскольку я не знаю, то у меня их и нет.
Где та Алёнушка, жива ли ещё, если её маленькой зрительнице уже седьмой десяток катит? Вот уж воистину - нам не дано предугадать: какой след оставлен! И осветителю того спектакля - отдельный мой поклон: именно свет, падавший на костюмы и декорации, сделал пространство сцены сказочным. А ведь не знаю, что за труппа то была, кто ставил, кто играл... Да и надо ли знать? Разве у магии могут быть авторы?
Large Visitor Map