Опять про больнички и врачей
Побывала позавчера уже собственно в Железнодорожной больнице, куда собираюсь залечь. (Уж простите, что я всё про больницы - у кого что болит, причём в данном случае - буквально). Очень понравилось, хотя процедура, которую пришлось пройти, не из приятных. Ну нет, нет там этого чувства безнадёжности. Чистота идеальная, и поддерживать её, я думаю, легче, чем в тех помещениях, где полы выщерблены, на стенах плесень, а с потолка штукатурка падает. Все вежливы и доброжелательны, даже тётенька-полицейская, сидевшая у входа на лестницу, возле автомата со снеками. Гардеробщица улыбчива. Медперсонал какой-то по-хорошему расслабленный - не расхлябанный, а именно внутренне не напряжённый. Наверное, у персонала хорошая зарплата. И даже кружку и ложку не надо с собой приносить, я специально поинтересовалась у приветливой раздатчицы, развозившей завтраки. Из мужской палаты дядьки басили, что у них, мол, свои кружки, поэтому красивых кружечек из коричневого стекла им не дали.
По контрасту вспомнилась больница, куда мы в прошлом году отвозили маму со сломанной рукой. Я была уверена, что писала здесь об этом, но нет, не нашла. Ну и тогда, честно сказать, мне было не до описаний: сначала мама в начале июля, после кончины и похорон брата, свалилась с жестоким гипертоническим кризом и была госпитализирована, а через месяц, из-за нарушившейся координации, споткнулась о придверный коврик в магазине, упала, выставив руку, и сломала пястные кости. (Коврик этот директриса магазина быстро убрала, потому что на нём на матушкиных глазах навернулась и какая-то девушка, но без последствий, в силу молодости; да и я сама, помнится, там чуть носом не пробороздила - коврик своей странной конфигурацией располагал к падению. Ну и мама потом сходила к ней с загипсованной рукой и ласково - действительно ласково, вежливо - посоветовала коврик убрать, потому что народ падает). В нашей травме на Пирогова дежурным был молодой врач из числа - выразимся политкорректно - трудовых мигрантов. Он помедитировал на снимок и сказал, что собрать пястные кости не сможет, они таким не занимаются, а вот надо везти в больницу номер такой-то. А он может только наложить лангету, чтобы зафиксировать конечность. Пока конечность фиксировали, я позвонила дочери - они с зятем примчались, и мы поехали в больницу номер такой-то, в город, на Левый берег. Можно было казённую скорую подождать, но нам сказали, что все машины на вызовах, а медсестра, проходившая мимо кабинета, вполголоса посоветовала добираться своим ходом - можно и четыре часа прождать, пока освободится машина.
Приёмный покой этой больнички - это то самое преддверие ада. Кривое бетонное крылечко. Выкрашенные в жуткий колер (даже уже не припомню, какой именно, потому что не хотелось смотреть) стены. Вдоль стены - старые стулья. На стульях сидит контингент (дело шло уже к ночи и, видимо, по скорой в эту больничку попадали в том числе и лица обоего пола со сниженной социальной ответственностью). Смотровые представляют собой кабинки - типа примерочных, каждая с тяжёлой шторкой на штанге. В качестве перегородок - тоже натянутые шторки. В каждой смотровой - стол, стул и кушетка. Врач и больной уединяются в кабинке, задёрнув штору, но весь их диалог доступен ушам ожидающих своей очереди. Так, один врач долго и до занудства настойчиво выяснял, когда и как пациент болел сифилисом, и из их беседы стало ясно, что пациент и сейчас им болеет. Послушав это, я почувствовала, что, пожалуй, хочу помыть руки, ну и просто заглянуть в то самое заведение. Сортир был с классическим бетонным толчком, сумрачно-синими в нижней своей половине стенами и ржавыми трубами под раковиной. Кто сказал "туалетная бумага"? Издеваетесь? А между тем там, по первому этажу, бродили госпитализированные - значит, и они пользовались этими "удобствами".
Наш хирург был на операции, но нам сказочно повезло: мы прождали всего час. И он оказался молодым и совершенно замечательным специалистом. И даже несмотря на то, что ему предстояло дежурить в ночь, и на только что проведённую операцию, и на то, что мы ввалились в смотровую эдакой цыганской семьёй, он был мил, вежлив и даже шутил. Детей ласково выставил, оставил меня в качестве переводчика (мама плохо слышит, ей надо повторять), наложил гипс, но предупредил, что может потребоваться операция (это называется репозиция костей, а по-простому - сломать и заново сложить). Мне пришлось три раза ездить к нему с мамиными снимками по мере заживления перелома, но оно того стоило. Операция не понадобилась - правда, мама теперь никогда не сможет стяжать лавров Вана Клиберна и не станет лауреатом конкурса им. Чайковского из-за ограниченной подвижности двух пальцев на левой руке, но она обещала это как-нибудь пережить.
А в нашей поликлинике её вела наша травматолог Ольга Сергеевна. К Ольге Сергеевне попадала и я в 2016 году с обоими переломами моей многострадальной левой руки. В 2018 году, когда я привела маму с загипсованной рукой, выяснилось, что в поликлинике уволился врач-хирург, и Ольга Сергеевна теперь и за травматолога, и за хирурга - в частности, подписывает всякие "бегунки", где нужна подпись этого специалиста. Вдоль стеночки на стульях сидели пациенты: с палочками, костыльками, загипсованными конечностями, в воротниках Шанца. В первое наше посещение мы с мамой прождали семь часов. Во второй раз, когда я уже знала организацию процесса и бегала занимать ей очередь на рентген, мы уложились в пять. Третий раз, когда настало время снимать гипс, мы прождали всего три.
В первый раз, когда мы ждали семь часов, какая-то тётечка торжественно сообщила нам, что в очереди к онкологу она просидела все двенадцать. Это как-то не поспособствовало нашей бодрости духа. Когда мы вошли в кабинет, я выразила Ольге Сергеевне сочувствие в связи с таким количеством больных.
-- Ну, сегодня человек пятьдесят примем, - ответила она. - Вот позавчера семьдесят два было!
Было видно, как изменилась за два года Ольга Сергеевна. Она заметно поправилась, потому что питаться приходилось чёрт-те как, да и общение с таким количеством пациентов - это огромный стресс, она старалась это скрыть, но хроническая усталость уже сказывалась. Тем не менее, она была с мамой очень внимательна, дала подробнейшие рекомендации по режиму и питанию.
Что-то мне подсказывало, что недолго она такую нагрузку выдержит. Предчувствие меня не обмануло. Вчера ходила на флюорографию, поинтересовалась, посмотрела на дверь кабинета травматологии (она напротив кабинета флюорографии). Опа, а Ольги Сергеевны-то нет! Вместо неё по очереди принимают два каких-то дядечки (наверное, полставочники), один из которых, судя по донёсшемуся из-за двери басовитому смешку, ещё совсем молодой.
Что ж, надеюсь, Ольга Сергеевна нашла себе хорошее место и немного пришла в себя. Потому что любой врач, какой бы он ни был компетентный, умелый, внимательный, гуманный, после приёма семидесяти пациентов за смену к вечеру превращается в Славу КПСС. То есть уже не человек попросту - а так, дотянем до леса, решили друзья. Ну и как долго так можно дотягивать? А если врача ещё и бумажками придушить, о-о!
Так что понимаю я Ольгу Сергеевну и от души желаю ей удобного начальства, хороших пациентов и процветания. Только вот нас-то кто будет лечить? Пока я вчера ждала своей очереди, к травматологу постучался какой-то старенький-старенький дедушка. Судя по его одежде, у него точно нет денег на платную медицину - значит, ему нужна наша поликлиника. А ведь никто не даст гарантию, что и те двое новых специалистов вскоре не сбегут от перспективы превращения в Славу КПСС, барахтающегося в океане бумажек.
Large Visitor Map
.
По контрасту вспомнилась больница, куда мы в прошлом году отвозили маму со сломанной рукой. Я была уверена, что писала здесь об этом, но нет, не нашла. Ну и тогда, честно сказать, мне было не до описаний: сначала мама в начале июля, после кончины и похорон брата, свалилась с жестоким гипертоническим кризом и была госпитализирована, а через месяц, из-за нарушившейся координации, споткнулась о придверный коврик в магазине, упала, выставив руку, и сломала пястные кости. (Коврик этот директриса магазина быстро убрала, потому что на нём на матушкиных глазах навернулась и какая-то девушка, но без последствий, в силу молодости; да и я сама, помнится, там чуть носом не пробороздила - коврик своей странной конфигурацией располагал к падению. Ну и мама потом сходила к ней с загипсованной рукой и ласково - действительно ласково, вежливо - посоветовала коврик убрать, потому что народ падает). В нашей травме на Пирогова дежурным был молодой врач из числа - выразимся политкорректно - трудовых мигрантов. Он помедитировал на снимок и сказал, что собрать пястные кости не сможет, они таким не занимаются, а вот надо везти в больницу номер такой-то. А он может только наложить лангету, чтобы зафиксировать конечность. Пока конечность фиксировали, я позвонила дочери - они с зятем примчались, и мы поехали в больницу номер такой-то, в город, на Левый берег. Можно было казённую скорую подождать, но нам сказали, что все машины на вызовах, а медсестра, проходившая мимо кабинета, вполголоса посоветовала добираться своим ходом - можно и четыре часа прождать, пока освободится машина.
Приёмный покой этой больнички - это то самое преддверие ада. Кривое бетонное крылечко. Выкрашенные в жуткий колер (даже уже не припомню, какой именно, потому что не хотелось смотреть) стены. Вдоль стены - старые стулья. На стульях сидит контингент (дело шло уже к ночи и, видимо, по скорой в эту больничку попадали в том числе и лица обоего пола со сниженной социальной ответственностью). Смотровые представляют собой кабинки - типа примерочных, каждая с тяжёлой шторкой на штанге. В качестве перегородок - тоже натянутые шторки. В каждой смотровой - стол, стул и кушетка. Врач и больной уединяются в кабинке, задёрнув штору, но весь их диалог доступен ушам ожидающих своей очереди. Так, один врач долго и до занудства настойчиво выяснял, когда и как пациент болел сифилисом, и из их беседы стало ясно, что пациент и сейчас им болеет. Послушав это, я почувствовала, что, пожалуй, хочу помыть руки, ну и просто заглянуть в то самое заведение. Сортир был с классическим бетонным толчком, сумрачно-синими в нижней своей половине стенами и ржавыми трубами под раковиной. Кто сказал "туалетная бумага"? Издеваетесь? А между тем там, по первому этажу, бродили госпитализированные - значит, и они пользовались этими "удобствами".
Наш хирург был на операции, но нам сказочно повезло: мы прождали всего час. И он оказался молодым и совершенно замечательным специалистом. И даже несмотря на то, что ему предстояло дежурить в ночь, и на только что проведённую операцию, и на то, что мы ввалились в смотровую эдакой цыганской семьёй, он был мил, вежлив и даже шутил. Детей ласково выставил, оставил меня в качестве переводчика (мама плохо слышит, ей надо повторять), наложил гипс, но предупредил, что может потребоваться операция (это называется репозиция костей, а по-простому - сломать и заново сложить). Мне пришлось три раза ездить к нему с мамиными снимками по мере заживления перелома, но оно того стоило. Операция не понадобилась - правда, мама теперь никогда не сможет стяжать лавров Вана Клиберна и не станет лауреатом конкурса им. Чайковского из-за ограниченной подвижности двух пальцев на левой руке, но она обещала это как-нибудь пережить.
А в нашей поликлинике её вела наша травматолог Ольга Сергеевна. К Ольге Сергеевне попадала и я в 2016 году с обоими переломами моей многострадальной левой руки. В 2018 году, когда я привела маму с загипсованной рукой, выяснилось, что в поликлинике уволился врач-хирург, и Ольга Сергеевна теперь и за травматолога, и за хирурга - в частности, подписывает всякие "бегунки", где нужна подпись этого специалиста. Вдоль стеночки на стульях сидели пациенты: с палочками, костыльками, загипсованными конечностями, в воротниках Шанца. В первое наше посещение мы с мамой прождали семь часов. Во второй раз, когда я уже знала организацию процесса и бегала занимать ей очередь на рентген, мы уложились в пять. Третий раз, когда настало время снимать гипс, мы прождали всего три.
В первый раз, когда мы ждали семь часов, какая-то тётечка торжественно сообщила нам, что в очереди к онкологу она просидела все двенадцать. Это как-то не поспособствовало нашей бодрости духа. Когда мы вошли в кабинет, я выразила Ольге Сергеевне сочувствие в связи с таким количеством больных.
-- Ну, сегодня человек пятьдесят примем, - ответила она. - Вот позавчера семьдесят два было!
Было видно, как изменилась за два года Ольга Сергеевна. Она заметно поправилась, потому что питаться приходилось чёрт-те как, да и общение с таким количеством пациентов - это огромный стресс, она старалась это скрыть, но хроническая усталость уже сказывалась. Тем не менее, она была с мамой очень внимательна, дала подробнейшие рекомендации по режиму и питанию.
Что-то мне подсказывало, что недолго она такую нагрузку выдержит. Предчувствие меня не обмануло. Вчера ходила на флюорографию, поинтересовалась, посмотрела на дверь кабинета травматологии (она напротив кабинета флюорографии). Опа, а Ольги Сергеевны-то нет! Вместо неё по очереди принимают два каких-то дядечки (наверное, полставочники), один из которых, судя по донёсшемуся из-за двери басовитому смешку, ещё совсем молодой.
Что ж, надеюсь, Ольга Сергеевна нашла себе хорошее место и немного пришла в себя. Потому что любой врач, какой бы он ни был компетентный, умелый, внимательный, гуманный, после приёма семидесяти пациентов за смену к вечеру превращается в Славу КПСС. То есть уже не человек попросту - а так, дотянем до леса, решили друзья. Ну и как долго так можно дотягивать? А если врача ещё и бумажками придушить, о-о!
Так что понимаю я Ольгу Сергеевну и от души желаю ей удобного начальства, хороших пациентов и процветания. Только вот нас-то кто будет лечить? Пока я вчера ждала своей очереди, к травматологу постучался какой-то старенький-старенький дедушка. Судя по его одежде, у него точно нет денег на платную медицину - значит, ему нужна наша поликлиника. А ведь никто не даст гарантию, что и те двое новых специалистов вскоре не сбегут от перспективы превращения в Славу КПСС, барахтающегося в океане бумажек.
Large Visitor Map
.