Не кино. Попытка "физиологического очерка"
Вошла в палату - простое, курносое личико, серые глаза, светлые волосы до плеч, короткий голубой халатик, из под-которого заметно круглится животик, пакеты в руках, позади подружка, которой она успела обзавестись в соседней палате за тот час, пока её принимали и осматривали. Из пакета извлекается стопка глянцевых журналов и укладывается в ногах кровати.
- Заведующая на меня наорала, - тихо сообщает она подружке. - По УЗИ у меня 12 недель, а по осмотру - все 15. Она говорит, срок слишком большой, могут быть осложнения.
- Слушай, - говорит подружка, - а может, ну его, родишь для себя? Неужели не вырастишь?
- Да где мне второго? У меня и первый сейчас у отца, еле тяну.
Они перебрасываются ещё несколькими фразами, из которых мне становится ясно, что ей предстоит делать аборт. К этому её принуждает "друг", и это уже второй аборт от него. А вместе они живут уже почти два года.
Заведующую я понимаю. Она милая, спокойная женщина, классный специалист, хирург. Но она на своём пока не очень долгом веку успела повидать сотни рыдающих молодых женщин, которые из-за болезней или после показанных операций хотят иметь детей - но увы, никогда не смогут. А тут здоровая, сильная, молодая деваха, рискуя покалечить себя навсегда, от ребёнка избавляется. И это не в глухой деревне - наш город большой, в нём много женских консультаций, много врачей, много аптек. При желании найти хорошего врача и подобрать контрацептив можно без особого труда. Моя подруга как-то удивлялась: и кто нынче делает аборты? Разве уж совсем юные, глупые девочки, которые не знают, у кого совета спросить? Увы, не только.
Она выходит проводить подружку в её палату и возвращается. Ложится на кровать, достаёт телефон и набирает номер. Из трубки раздаётся жизнерадостный молодой баритон.
- Я в больнице, - сообщает она сдавленным голосом. - Срок большой, могут быть осложнения.
Баритон в трубке от этого не становится менее жизнерадостным. Он что-то напористо вещает. Девочка, повернувшись к стене, сглатывает слёзы.
- Если хочешь знать, я вообще этого не хочу! Я б оставила, - говорит она.
Из трубки раздаётся рычание, и связь прерывается. Девочка ложится на спину и смотрит в потолок. По щекам её бегут слёзы.
Меня накрывает волна ненависти к обладателю жизнерадостного баритона. Страшно далека я от народа - я слышала о подобном, читала, видела в кино, как мужчины толкают своих женщин на аборты на любых сроках, но это не кино. Этому скоту безразлично, что его подруга может быть искалечена. И уж подавно плевать на то, что живая душа будет загублена. Мне хочется сказать девочке что-то ласковое, чтобы она не чувствовала себя покинутой, но тут приходит медсестра и уводит её, а нас вскоре зовут на обед.
Через некоторое время, относя грязную тарелку в буфетную, я вижу, как в малой операционной нашу молодую соседку сгружают с кресла на каталку. В палате она лежит уже в сознании, но ей плохо после наркоза и больно от сокращений выскобленной матки. Ей очень больно - она вертится, скрючивается, скрипит зубами, плачет и тихо матерится. Я обнаруживаю, что плачу сама. Я испытываю бескрайнюю жалость - бабью, материнскую - к этой девочке. Я хорошо представляю, какой одинокой и опустошённой она чувствует себя сейчас. К тому же, ей хочется пить, а нельзя. Время от времени она дотягивается до телефона и набирает чей-то номер. Механический голос из трубки громко сообщает, что абонент временно недоступен. Я догадываюсь, что это за абонент, и жалость в моём сердце мешается с гневом. Мне хочется подойти к ней, взять за руку, погладить по голове и сказать:
- Детка, я знаю, что с тобой сейчас творится. Что сделано, то сделано. Но этот... Он ведь за человека тебя не держит! Ему плевать на твоё здоровье. Ему плевать на твои чувства. Может, хватит? Может, тебе уже пора подумать о себе? Ты ведь молода, разве на таком вот свет клином сошёлся? Разве можно так страдать? Разве можно позволять, чтобы тебя обрекали на такое страдание?
Но она, видимо, потеряв надежду связаться с недоступным абонентом, звонит кому-то ещё - родственнице или подружке.
- Ну, всё, - говорит она. - Отхожу от наркоза.
Голос её ломается плачем, она уже не стесняется меня и ещё одной женщины в палате:
- Жалко - сил нет!
Я тоже готова зарыдать в голос.
- А этот козёл, когда я ему сказала, что не хочу этого, трубку бросил и теперь вот телефон отключил! Брошу я его... - в трубке в ответ что-то убедительно говорят. - А? - продолжает она. - Ну, вот посмотрю: если он на день рождения мне ничего не подарит...
Мои слёзы мгновенно высыхают. Какой такой день рождения?!
Ближе к вечеру она приходит в себя, начинает вставать, и голосок её крепнет. Крепнет настолько, что после очередного телефонного разговора мне приходится напомнить ей о том, что наша третья соседка только утром переведена из интенсивной терапии, и ей пока надо много спать.
Обладатель жизнерадостного баритона сменил гнев на милость - ей наконец удаётся до него дозвониться.
- Ну, всё! - сообщает она и тут же командует:
- Миш, принеси мне чё-нибудь похавать! Чё? А чё я тут буду жрать? Кашу? Её в рот взять невозможно.
Миша в трубке героически сопротивляется. Но голосом с явственным призвуком металла девочка настаивает и объясняет, где что можно купить. В заключение просит:
- Сходи ещё туда-то, там есть такая Люда, продаёт "Орифлейм", возьми у неё мою туалетную воду, я заказывала...
Жизнерадостный Миша явно недоволен, потому что по эту сторону немедленно переходят в контрнаступление:
- То есть как это - зачем мне? Я же не как ты - два пшика, и всё. Мне много надо. И потом, у меня только одна туалетная вода, дешёвая, которую ты на прошлый день рождения дарил!
Если кто-то не знает, "Орифлейм" - не бог весть какая дорогая косметика, а парфюм - явно не их сильная сторона. Цена соответственная. Судя по тому, что барышня позвонила распространительнице и попросила придержать её заказ, рыцарственный Миша отказался совершить жест учтивости, о котором его просили. А подруга его, чистая душа, возможно, надеялась, что он ещё и заплатит за её маленький каприз!
К ужину она исчезла и вернулась через час сыто облизывающаяся, с пакетом какой-то еды. Упав на койку, она позвонила нескольким подругам и рассказала им, что попала в больницу на большом сроке, но если осложнений не будет, завтра выпишется, потому что на работе "девчонки все в отпусках, работать некому".
- Да ничего тут, только жрать нечего. Ну, Мишка мне похавать принёс, я к нему спустилась, - с оттенком гордости сообщает она.
Забыт страх, забыты сожаления о нерождённом ребёнке. Принёс похавать - и, может, завтра заберёт из больницы, хотя это пока под вопросом. Не исключено, что сделает подарок на день рождения. Совсем не исключено.
Разговорчивость её не знала пределов, хотя и страдала тематическим однообразием. Никто никогда, вероятно, не объяснял ей, что свои интимные проблемы при посторонних обсуждать не стоит, что там, где находятся больные, разговаривать надо тихо, а лучше вообще выйти, что во время тихого часа телефон следует если не отключить, то хотя бы поставить в режим вибрации, а в другое время уменьшить громкость звонка. Мы с моей соседкой с койки напротив моей вздохнули с облегчением, когда она, поведав свою историю всем родственницам и знакомым, наконец погрузилась в чтение глянца. И ещё большее облегчение ощутили мы, когда утром после осмотра выяснилось, что осложнений у барышни нет и ей можно идти домой.
Она сложила в пакет свои журналы и халатик, натянула клетчатый симулякр юбочки, срезанный прямо под свис ягодиц, и белый топик с тремя рядами бахромы спереди. Тело её, ещё молодое, уже отличалось некоторой дряблостью, бока начинали явственно оплывать. Через пять лет она выйдет наконец замуж - либо женит на себе жизнерадостного Мишу, либо найдёт другого такого же, родит ещё одного ребёнка, если будет в состоянии, а к сорока годам сделает пять-шесть абортов, окончательно расплывётся, будет жить в паническом страхе остаться в одиночестве из-за возраста, но всячески храбриться для видимости, выкладывая в каком-нибудь "В контакте" своё фото с кокетливо надутыми губками, которые будут создавать жалкий контраст с отвислыми, излишне пухлыми, бледными или, напротив, перепечёнными на солнце щеками (здоровый загар - это молодость!), и писать в качестве девиза какую-нибудь любимую городской окраиной чушь - например, "мужчина должен решать все проблемы женщины, а не создавать ей новые".
Она пожелала нам скорейшего выздоровления, мы ей того же - и она исчезла за дверью. Судя по тому, что я услышала, Миша встречать её так и не собрался.
- Заведующая на меня наорала, - тихо сообщает она подружке. - По УЗИ у меня 12 недель, а по осмотру - все 15. Она говорит, срок слишком большой, могут быть осложнения.
- Слушай, - говорит подружка, - а может, ну его, родишь для себя? Неужели не вырастишь?
- Да где мне второго? У меня и первый сейчас у отца, еле тяну.
Они перебрасываются ещё несколькими фразами, из которых мне становится ясно, что ей предстоит делать аборт. К этому её принуждает "друг", и это уже второй аборт от него. А вместе они живут уже почти два года.
Заведующую я понимаю. Она милая, спокойная женщина, классный специалист, хирург. Но она на своём пока не очень долгом веку успела повидать сотни рыдающих молодых женщин, которые из-за болезней или после показанных операций хотят иметь детей - но увы, никогда не смогут. А тут здоровая, сильная, молодая деваха, рискуя покалечить себя навсегда, от ребёнка избавляется. И это не в глухой деревне - наш город большой, в нём много женских консультаций, много врачей, много аптек. При желании найти хорошего врача и подобрать контрацептив можно без особого труда. Моя подруга как-то удивлялась: и кто нынче делает аборты? Разве уж совсем юные, глупые девочки, которые не знают, у кого совета спросить? Увы, не только.
Она выходит проводить подружку в её палату и возвращается. Ложится на кровать, достаёт телефон и набирает номер. Из трубки раздаётся жизнерадостный молодой баритон.
- Я в больнице, - сообщает она сдавленным голосом. - Срок большой, могут быть осложнения.
Баритон в трубке от этого не становится менее жизнерадостным. Он что-то напористо вещает. Девочка, повернувшись к стене, сглатывает слёзы.
- Если хочешь знать, я вообще этого не хочу! Я б оставила, - говорит она.
Из трубки раздаётся рычание, и связь прерывается. Девочка ложится на спину и смотрит в потолок. По щекам её бегут слёзы.
Меня накрывает волна ненависти к обладателю жизнерадостного баритона. Страшно далека я от народа - я слышала о подобном, читала, видела в кино, как мужчины толкают своих женщин на аборты на любых сроках, но это не кино. Этому скоту безразлично, что его подруга может быть искалечена. И уж подавно плевать на то, что живая душа будет загублена. Мне хочется сказать девочке что-то ласковое, чтобы она не чувствовала себя покинутой, но тут приходит медсестра и уводит её, а нас вскоре зовут на обед.
Через некоторое время, относя грязную тарелку в буфетную, я вижу, как в малой операционной нашу молодую соседку сгружают с кресла на каталку. В палате она лежит уже в сознании, но ей плохо после наркоза и больно от сокращений выскобленной матки. Ей очень больно - она вертится, скрючивается, скрипит зубами, плачет и тихо матерится. Я обнаруживаю, что плачу сама. Я испытываю бескрайнюю жалость - бабью, материнскую - к этой девочке. Я хорошо представляю, какой одинокой и опустошённой она чувствует себя сейчас. К тому же, ей хочется пить, а нельзя. Время от времени она дотягивается до телефона и набирает чей-то номер. Механический голос из трубки громко сообщает, что абонент временно недоступен. Я догадываюсь, что это за абонент, и жалость в моём сердце мешается с гневом. Мне хочется подойти к ней, взять за руку, погладить по голове и сказать:
- Детка, я знаю, что с тобой сейчас творится. Что сделано, то сделано. Но этот... Он ведь за человека тебя не держит! Ему плевать на твоё здоровье. Ему плевать на твои чувства. Может, хватит? Может, тебе уже пора подумать о себе? Ты ведь молода, разве на таком вот свет клином сошёлся? Разве можно так страдать? Разве можно позволять, чтобы тебя обрекали на такое страдание?
Но она, видимо, потеряв надежду связаться с недоступным абонентом, звонит кому-то ещё - родственнице или подружке.
- Ну, всё, - говорит она. - Отхожу от наркоза.
Голос её ломается плачем, она уже не стесняется меня и ещё одной женщины в палате:
- Жалко - сил нет!
Я тоже готова зарыдать в голос.
- А этот козёл, когда я ему сказала, что не хочу этого, трубку бросил и теперь вот телефон отключил! Брошу я его... - в трубке в ответ что-то убедительно говорят. - А? - продолжает она. - Ну, вот посмотрю: если он на день рождения мне ничего не подарит...
Мои слёзы мгновенно высыхают. Какой такой день рождения?!
Ближе к вечеру она приходит в себя, начинает вставать, и голосок её крепнет. Крепнет настолько, что после очередного телефонного разговора мне приходится напомнить ей о том, что наша третья соседка только утром переведена из интенсивной терапии, и ей пока надо много спать.
Обладатель жизнерадостного баритона сменил гнев на милость - ей наконец удаётся до него дозвониться.
- Ну, всё! - сообщает она и тут же командует:
- Миш, принеси мне чё-нибудь похавать! Чё? А чё я тут буду жрать? Кашу? Её в рот взять невозможно.
Миша в трубке героически сопротивляется. Но голосом с явственным призвуком металла девочка настаивает и объясняет, где что можно купить. В заключение просит:
- Сходи ещё туда-то, там есть такая Люда, продаёт "Орифлейм", возьми у неё мою туалетную воду, я заказывала...
Жизнерадостный Миша явно недоволен, потому что по эту сторону немедленно переходят в контрнаступление:
- То есть как это - зачем мне? Я же не как ты - два пшика, и всё. Мне много надо. И потом, у меня только одна туалетная вода, дешёвая, которую ты на прошлый день рождения дарил!
Если кто-то не знает, "Орифлейм" - не бог весть какая дорогая косметика, а парфюм - явно не их сильная сторона. Цена соответственная. Судя по тому, что барышня позвонила распространительнице и попросила придержать её заказ, рыцарственный Миша отказался совершить жест учтивости, о котором его просили. А подруга его, чистая душа, возможно, надеялась, что он ещё и заплатит за её маленький каприз!
К ужину она исчезла и вернулась через час сыто облизывающаяся, с пакетом какой-то еды. Упав на койку, она позвонила нескольким подругам и рассказала им, что попала в больницу на большом сроке, но если осложнений не будет, завтра выпишется, потому что на работе "девчонки все в отпусках, работать некому".
- Да ничего тут, только жрать нечего. Ну, Мишка мне похавать принёс, я к нему спустилась, - с оттенком гордости сообщает она.
Забыт страх, забыты сожаления о нерождённом ребёнке. Принёс похавать - и, может, завтра заберёт из больницы, хотя это пока под вопросом. Не исключено, что сделает подарок на день рождения. Совсем не исключено.
Разговорчивость её не знала пределов, хотя и страдала тематическим однообразием. Никто никогда, вероятно, не объяснял ей, что свои интимные проблемы при посторонних обсуждать не стоит, что там, где находятся больные, разговаривать надо тихо, а лучше вообще выйти, что во время тихого часа телефон следует если не отключить, то хотя бы поставить в режим вибрации, а в другое время уменьшить громкость звонка. Мы с моей соседкой с койки напротив моей вздохнули с облегчением, когда она, поведав свою историю всем родственницам и знакомым, наконец погрузилась в чтение глянца. И ещё большее облегчение ощутили мы, когда утром после осмотра выяснилось, что осложнений у барышни нет и ей можно идти домой.
Она сложила в пакет свои журналы и халатик, натянула клетчатый симулякр юбочки, срезанный прямо под свис ягодиц, и белый топик с тремя рядами бахромы спереди. Тело её, ещё молодое, уже отличалось некоторой дряблостью, бока начинали явственно оплывать. Через пять лет она выйдет наконец замуж - либо женит на себе жизнерадостного Мишу, либо найдёт другого такого же, родит ещё одного ребёнка, если будет в состоянии, а к сорока годам сделает пять-шесть абортов, окончательно расплывётся, будет жить в паническом страхе остаться в одиночестве из-за возраста, но всячески храбриться для видимости, выкладывая в каком-нибудь "В контакте" своё фото с кокетливо надутыми губками, которые будут создавать жалкий контраст с отвислыми, излишне пухлыми, бледными или, напротив, перепечёнными на солнце щеками (здоровый загар - это молодость!), и писать в качестве девиза какую-нибудь любимую городской окраиной чушь - например, "мужчина должен решать все проблемы женщины, а не создавать ей новые".
Она пожелала нам скорейшего выздоровления, мы ей того же - и она исчезла за дверью. Судя по тому, что я услышала, Миша встречать её так и не собрался.