Печенье "Юбилейное"
Знаете что, вот сейчас семь утра, а я физически не могу спать, меня распирает.
Потому что у меня не квартира, а город-сад. Потому утром приехал прекрасный мужчина и подарил мне двадцать роз, а вечером приехали все мои друзья и подарили мне небольшой цветочный магазин. А еще белья, маечек, альбомов, зайцев, книжек, цифровых диктофонов, косметики, билетов на концерт, фильмов, кашемировых шарфов и даже сертификатов на посещение кулинарных курсов.
Я это все трогаю, перебираю, глажу и обмираю. У меня двухлетнее, непереносимое счастье обладания.
Но речь не об этом.
***
У Трепы был когда-то пост о том, зачем нам нужно было становиться взрослыми. Мы говорили себе: "Вот стану взрослым - и!.." И - что? Вот что мы тогда хотели, спрашивала Трепа? Зачем это все?
Я вспомнила три очень четких детских желания.
Во-первых, я хотела вырасти - и уметь угадывать все, что играет по радио. Кто поет и как называется. Я хорошо помню , как мы выходим из метро, кажется, Баррикадная, и кто-то из взрослых вслух называет то, что орет из колонок ларька - и я думаю: вот. Я так хочу. Все знать. С первых нот.
Во-вторых, мне хотелось научиться обманывать пространство. Я клала на стол большое зеркало, и посреди скатерти вдруг врезали ровный прямоугольник белого потолка. Это была форменная фантастика. Я вставала на стул рядом и представляла, как иду по потолку. Как шлепаю босыми ногами. Как на ступнях остается мел. Иногда у меня получалось совсем поверить, и это было что-то невероятное.
В-третьих, мне хотелось научиться обижать. Всерьез. Чтобы на меня могли разозлиться, как на взрослого. А не говорить: ну, у нее в школе тяжело, да и магнитные бури сейчас, ты понимаешь, переходный возраст, тут ничего не поделаешь. К маме приходили гости, мы ссорились, я закрывалась в комнате, и все вставали ко мне под дверь и начинали причитать. Деточка, говорили они, прости нас, выйди, поговори с нами.
И я думала: я сказала им столько гадостей. Почему они извиняются? Почему я такая слабая, что мне отказано даже в праве обидеть?..
Сейчас мне двадцать лет, и у меня все получилось. Я с одного аккорда угадываю почти все, что стучит из наушников молодых людей в метро, с точностью до выхода релиза в свет; я умею на ровной дороге выруливать в такие параллельные измерения, что хождение по потолку это просто ясли-сад; и да, я умею обижать: мне достаточно было убедиться в этом разок-другой, чтобы больше никогда не хотеть делать этого намеренно, ибо это оказалось гораздо хуже, чем "у нее переходный возраст" - мрачнее и необратимее.
По исполнении всего как обычно выяснилось, что совсем не в этом было счастье.
Кстати, когда мне было пятнадцать, а Трепе шестнадцать, мы взяли по ручке и листу А4 и составили список того, чего хотим добиться до двадцати лет. В моем было десятка два пунктов, от "не выйти замуж" до "сняться в кино"; я выполнила чуть более трети. И это, черт подери, процент.
И сегодня (вчера?), когда меня спросили об итогах, я встала, постучала по бокалу вилкой и попросила внимания: за огромным, во всю стену - пришлось сдвигать четыре поменьше - столом сидело двадцать пять моих итогов: ясноглазых, молодых, смеющихся. Большинство из них не были знакомы друг с другом до этого дня, а через пятнадцать минут уже хохотали вместе, как ни в чем ни бывало, в самых непредсказуемых комбинациях; я не знаю, что может сравниться по силе с такой эмоцией. Это как будто у тебя из макушки сейчас рванет торжественный кремлевский салют.
Мои друзья красивы настолько, каждый так неподражаемо, так остро, так своеобычно - что встать и увидеть их всех вместе это как выпить залпом ведро вина.
Получился фьюжн-день-рожденья. Из разных, отгороженных друг от друга, отсеков с камешками - сложилась мозаика.
И моя Чуковская рядом с Боичем, и Эльвира Павловна, танцующая с Лехой танго, и Махина, поднимающая тост за Верочку как стихию, и Марианна, улыбающаяся Сонечке, и Катерина Александровна в сногсшибательном декольте, болтающая с Рубеном с десятисантиметровым ирокезом на голове, и Нино Катамадзе, звонящая из Батуми и кричащая "моя любимая маньячка!", и Виктор, внезапно узнавший в женечкином любимом мужчине своего друга детства, и Яна Лепкова, главный редактор Cosmo, с которой мы даже не были знакомы, она приехала сказать мне важное, чем совершенно сразила, и Артемий Кивович Троицкий, пьющий с ребятами за мое здоровье, и вся эта радостная кодла, гремящая бокалами за мою мать, мою прекрасную усталую мать, которой мне так хотелось показать всех моих друзей и которую - всем моим друзьям; и эта сотня комментариев под постом о празднеге, таких теплых, таких трогательных; все это вместе - оно тщательно, до капли, слито в огромный кислородный баллон у меня на спине - я только этим и буду дышать, когда окажусь на глубине, и только этим и выживу.
Спасибо вам, мои любимые люди, меня вами благословили, всеми разом и каждым в отдельности, и это какое-то бесстыжее, отчаянное счастье.
Счастье.