Папины мемуары. часть 18
Александр Дроздовский
ЖИЗНЬ МОЯ...
часть 18 "Расстрел евреев"
Ну, а теперь подошло время рассказать о самой большой трагедии, которую мне довелось увидеть своими глазами - о массовом расстреле евреев. Немцы их поначалу не трогали (почти год), правда, выходить в город им разрешалось только при наличии желтой повязки на рукаве. И вот молва донесла о начавшихся в соседних районах репрессиях против евреев. Чтобы спасти их, с неожиданной инициативой выступил бургомистр Мстиславского магистрата Купчин.
Он предложил перекрестить евреев в православную веру - мол, они не будут уже иудеями, а на православных у немцев рука не поднимется. Утопающий хватается за соломинку - началась бурная деятельность по крещению евреев: всю ночь работали попы, а жители соседних домов передавали в еврейские семьи свои иконы. Передал свои иконы и мой отец. В результате, к утру ни одного иудея в городе не осталось. Такого, наверное, мировая практика еще не знала. Но, к сожалению, немцев это не остановило, поступил приказ всех евреев от мала до велика расстрелять. Не вняли и просьбе жителей города сохранить жизнь хотя бы 70-летней женщине - врачу-стоматологу, прекрасному специалисту, которая была любима всеми горожанами. Никакие уговоры не действовали, пытались отвести от нее угрозу не мытьём, так катаньем, говорили, что она уже стара, не способна воспроизводить потомство и скоро умрет своей смертью. Немцы были неумолимы: все поголовно евреи были уничтожены.
Утром наши же полицейские, вернее, выродки нашего народа, стали выгонять евреев на улицу, не дав многим даже одеться потеплее, хотя уже начались заморозки. Разрешалось брать с собой только ценные вещи, потому что людей, якобы, просто перегоняют жить в отдельную слободу. Никто, конечно, этому не верил, и вся улица наполнилась плачем. Горько рыдая, люди выходили и становились в колонну, которую конвоировали всего лишь пятеро полицаев. Жалко было смотреть, как покорно люди шли на смерть. А ведь их было во много раз больше, чем конвоиров! Очевидно, они уже смирились со своей участью. Но всё же кое-кто из них убежал и спрятался во рвах, которые тянулись за домами вдоль улицы. Удалось убежать нашим соседям Симе и Рахмиилу Каганам - сестре и брату моего друга Шайки. Сам же Шайка, такой отчаянный среди мальчишек, почему-то спасовал и не боролся за свою жизнь, хотя с его внешностью можно было пережить оккупацию и дождаться наших. Рыдающая колонна медленно двигалась в сторону рвов за Троицкой горой, всё время пополняясь новыми жертвами. Когда колонна заполнила один из рвов, всем было предложено сложить свои пожитки в кучу и взять лопаты в руки, чтобы копать для себя братскую могилу. Мы, пацаны, наблюдали за этими жуткими событиями, спрятавшись за соседними склонами. Потом конвоиры всех поставили у края выкопанной ямы, и началась стрельба из автоматов. От плача и стонов невозможно было близко находиться, и мы, в ужасе скатившись со склонов, побежали домой. В этот день я лишился своего лучшего друга детства - Шайки Кагана.
А что было с Симой и Рахмиилом? Они спасались по отдельности, каждый в одиночку. Рахмиил пришел к нам, чтобы мы его спрятали в склепе. А Сима скрывалась где-то в ближайшем селе, благо она, так же, как и Шайка, по внешности могла сойти за русскую. Но через две недели она пробралась в свой дом и повесилась. Рахмиил же продолжал прятаться в склепе, куда я ему поздно вечером носил еду и воду. И все было бы хорошо, если бы не собачий нюх одного из полицаев с нашей улицы - Кольки Зеленка. Мой батя, кстати, с детства знал Колькиного отца, и дразнил его Козей. Он рассказывал о любимой шутке Кози: сорвать шляпу с проходившего мимо еврея, пукнуть в нее и вернуть хозяину, который, естественно, отбрасывал её в сторону и убегал. Очевидно, старшее поколение в этой семье передало младшему свои привычки и понятия о добре и зле. Козин сын зачастил к нам по вечерам с требованиями выдать Рахмиила, поскольку за его поимку ему светила награда: к тому, что он уже получил за расстрел, прибавлялась половина имущества пойманного беглеца. Вот он и свирепствовал, выслуживаясь перед немцами. Он наверняка догадывался, что Рахмиил прячется где-то у нас, и постоянно грозил нам смертной казнью за укрывательство евреев - такой приказ действительно был расклеен по городу. Понятно, что мои родители о своем страхе сообщили Рахмиилу, который, оценив обстановку, принял решение уйти к партизанам в лес. Поблагодарил нас за все хорошее и скрылся. Похоже, что навсегда, так как больше мы о нем не слышали...