Много есть историй про то, как разного рода проходимцы отлынивали от шагистики и хозработ в Советской Армии путём культработы - кто в оркестре играл, кто стенгазету оформлял. Мой приятель рассказал, как его - как москвича (москвич - значит умеешь рисовать) - поставили такую газету рисовать и дали ещё кого-то в подмогу. Как обычно рисовальщики били баклуши и полгазеты рисовали в последнюю ночь - в отравленном водкой состоянии. Ну и нарисовали/написали ТАКОГО, что когда это всё повесили (а приезжало большое начальство с проверкой - не повесить стенгазету уже не могли - её отсутствие было хуже) - начальство по нескольку раз подходило к газете и находило для себя каждый раз что-то новое.
Есть мнение, что такого рода "отлынивание" - это моральное повреждение отлынивающих - мол, когда все корячатся, они "ставят себя выше коллектива". Есть и другое мнение - что мол "быдло пусть корячится, а не мы". И они оба хуже. Потому что не должно быть такой ситуации - "корячится". С этого нужно начинать, а не с делёжки друг друга на "быдло" и "небыдло".
Ещё момент - это то, как распоряжались советские рабовладельцы своим контингентом рабов - набором случайных людей вверенных им временно и из которых надо было выбрать тех, кто помог бы им лично отчитаться перед начальством. Распоряжались так - что сразу видно отличие рабства от добровольного найма, халтуры случайных подневольных от хорошо оплаченной добровольной работы специалиста.
В эту же струю - дембельские альбомы, когда дембеля (выходящие из армейского рабства) подряжали младших рабов пахать на себя.
После такого введения об актуальности "уклонизмов от хозработ в культуру" цитата о том, как большевики перековывали "прежних людей" в деятелей советской культуры. От такой перековки зависело - помрут ли они от голода и непосильного труда или выживут. Вот и шли слабые люди на сделку с совестью в условиях концлагеря. И даже шире - в условиях всего совка, который сам по себе был концлагерем:
http://nauka.izvestia.ru/history/article104111.htmlhttp://nauka.izvestia.ru/history/article104111/print.html (для печати)
http://izvestia.ru/news/368033 (ссылка 2012 - выше ссылки протухли)
КАК ПОЭТЫ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА СТРОИЛИ БАМ: ИСТОРИЯ НЕОБЫЧНОЙ КНИГИ
Известинцы, 10:58 13-11-10
В 1932 году Максим Горький на страницах "Известий" ввел в русскую лексику аббревиатуру БАМ. А спустя три года вышла первая в СССР книга о БАМе - "Путеармейцы. Стихи и песни лагкоров" (г. Свободный, ДВК, 1935). Сборник стихов был создан не группой советских писателей, как книга "Беломорско-Балтийский канал", а самими лагерниками. Среди них оказались поэты из круга Ахматовой, Брюсова, Бальмонта, Волошина, Есенина... Отметка на обороте титульного листа - "Не подлежит распространению за пределами лагеря"...
Анну Павловну Сотскову, вдову начальника БАМлага Н.А. Френкеля, удалось найти весной 1975 года на Юго-Западе Москвы. Очевидец событий, она могла нарушить наконец немоту архивных бумаг...
- Альвинг... - напряглась Анна Павловна. - Нет, врать не буду, не помню. Их в бараках было, знаете, сколько...
Да, это тот самый Альвинг (Арсений Смирнов), "последний поэт Серебряного века". Потомственный дворянин, житель Арбата, ученик Иннокентия Анненского, встречавшийся в Париже с Пикассо и Матиссом, редактор журнала "Жатва", где печатались Бальмонт, Куприн, Ахматова. ... Незадолго до ареста (13 августа 1932 года) издал свое "Введение в стиховедение" .
Поэт Глеб Анфилов, заключенный БАМлага из этапа 1935 года, потом напишет: "На днях захожу в бараке в соседнюю комнату. Над одной кроватью на полочке много книг. В т.ч. по стиховедению. Кто у вас интересуется поэзией? О, эту койку занимает настоящий поэт. Дня через два познакомились - он ведет кружок настоящих поэтов и редактирует стихи, написанные для лагерной печати. Сам по себе жалок, и нищ, и слеп, и наг. Старик. Своих вещей не показал, должно быть, стыдится..." В письмах Анфилова нет имени "настоящего поэта", но вариантов немного.
Скорее лагерник Альвинг мог смущаться своих новых, вынужденных стихов, таких вот, как эти, написанные в соавторстве с Евгением Геркеном, представляя - вдруг попадут на глаза той же Ахматовой:
"На берегах далекой Зеи,
Средь рыжих сопок ДВК,
Во имя трудовой идеи,
Высокой волей пламенея,
Взметнулась первая кирка.
И пионеры первой кладки,
Раскинув серые палатки,
Впервые появились тут,
Чтоб делом перековки новой,
Величественной и суровой,
Осуществить полезный труд..."
Френкель, когда-то сам из заключенных, поставил дело так, что участие лагерников в культбригадах, оркестрах, лагерной печати было шансом уцелеть, на время освободиться от лесоповала. И поэты старались:
"Все учтено и рассчитано тут.
В этой борьбе и упорной, и жаркой,
Тачку за тачкой по трапу везут,
Грабарка спешит за грабаркой".