Уникальный период СССР, Ч.2/2

[mamlas]

Оригинал взят у mamlas в Уникальный период СССР, Ч.2/2

Вспоминая СССР: Часть 1 || Часть 2
Продолжение статьи, в которой профессор Валерий Антонович Торгашев решил вспомнить, каким был СССР его детства.

Послевоенный сталинский Советский Союз. Если вы не жили в ту эпоху, вы прочитаете массу новой информации. Цены, зарплаты того времени, системы стимулирования. Сравнения уровня жизни в США и СССР.

После ознакомления с этим материалом становится намного понятнее, почему в 1953 году, когда Сталина отравили, люди открыто плакали… ©Итак, материальный уровень жизни населения СССР в середине 50-х годов был выше, чем в США, самой богатой стране того времени, и выше, чем в современной Америке, не говоря уже о современной России. Кроме того, населению СССР предоставлялись блага, немыслимые для любых других стран мира:

• сеть молочных кухонь, обеспечивавшая бесплатное питание младенцев до 2 лет;
• широкая сеть дошкольных учреждений (детские ясли и сады) с минимальной оплатой содержания детей - 30-40 рублей в месяц, а для колхозников бесплатно;
• летний отдых детей в пионерских лагерях за набольшую плату или бесплатно;
• детские музыкальные школы, позволяющие детям получить музыкальное образование и на ранней стадии выявить музыкальные таланты;
• детские спортивные школы, в том числе интернаты;
• бесплатные группы продленного дня в школах;
• Дома пионеров и Дворцы пионеров, бесплатно обеспечивающие досуг детей;
• Дома культуры и Дворцы культуры, обеспечивающие досуг взрослых;
• спортивные общества, обеспечивавшие физическое воспитание населе­ния;
• широкая сеть санаториев, Домов отдыха, туристских баз, обеспечивавшая лечение и отдых бесплатно или за небольшую плату, доступную для всех слоев населения;
• широчайшие возможности получения бесплатного образования и повышения квалификации для всех слоев населения в дневной, вечерней или заочной форме;
• гарантированное жилье и работа по специальности, максимальная социальная защита, полная уверенность в завтрашнем дне.

Несколько слов о платности образования в сталинское время. В 1940 году была вве­дена плата за обучение в старших классах средней школы, в вузах и техникумах. В Мос­кве, Ленинграде и столицах союзных республик стоимость обучения в старших классах сос­та­вляла 200 рублей в год, а в вузах и техникумах - 400 рублей в год. В остальных горо­дах - соответственно 150 и 300 рублей в год. В сельских школах обучение было бесплат­ным. Из анализа семейных бюджетов видно, что указанные суммы носили символический харак­тер. В 1956 году оплата обучения была отменена.

По официальной статистике жизненный уровень населения СССР непрерывно рос вплоть до момента его распада. Однако реальная жизнь нечего общего с этой статистикой не имела. Например, цена типового обеда (лагман, плов, лепешка, зеленый чай) в моем любимом московском ресторане «Узбекистан», в котором я бывал при любом посещении Мос­квы, составляла в хрущевских рублях:1955 г. - 1,1963 г. - 2,1971 г. - 5, 1976 - 7,1988 г. - 10. Цена автомобиля Москвич:1955 г. - 900,1963 г. - 2500,1971 г. - 4900,1976 г. - 6300,1988 г. - 9000. За четверть века реальные цены выросли в 10 раз, а доходы, в част­ности, ИТР и ученых уменьшились. Самыми богатыми людьми в СССР уже с сере­дины 60-х годов стали не ученые, как было ранее, а работники торговли и номен­клатура.

От каждого по способностям, каждому по труду

В конце 30-х годов приведенный выше лозунг, характеризующий экономическую суть социализма, приобрел конструктивные, лишенные субъективизма черты и стал широко внедряться во всех сферах народного хозяйства СССР, обеспечив в послевоенный период невиданные ранее темпы развития страны. Инициатором разработки метода повышения эффективности труда, который я назвал МПЭ, скорее всего, был Л.П.Берия, который будучи в 30-х годах партийным руководителем Грузии, превратил ее всего за несколько лет из весьма отсталой в одну из самых экономически развитых и процветающих респуб­лик СССР. Для реализации этого лозунга не надо было обладать никакими экономичес­кими знаниями, а следовало руководствоваться лишь обычным здравым смыслом.

Суть предложенного метода заключалась в разделении любой коллективной деятель­нос­ти на плановую и сверхплановую. Плановая деятельность заключается в выполнении опре­деленного объема работ в заданные сроки. За плановую деятельность работник получает ежемесячную или еженедельную зарплату, величина которой зависит от его квалификации и стажа работы по специальности. Часть зарплаты выдается в виде квар­таль­ных и годовых премий, что обеспечивает заинтересованность сотрудников в выпол­не­нии плана (при невыполнении плана весь коллектив лишается премии). У руководства обыч­но имеется возможность варьировать величину премии, поощряя трудолюбивых и наказывая нерадивых, но на эффективности работы коллектива это сказывается мало. Во всем мире наемные работники занимаются исключительно плановой деятельностью. Но в этом случае у работника нет возможности проявить свои способности. Лишь иногда умный начальник может случайно заметить эти способности и продвинуть работника по служебной лестнице. Но чаще любой выход за пределы определенной планом работы не поощряется, а наказывается.

Гениальность разработчиков МПЭ заключалась в том, что они сумели регламентировать понятие сверхплановой работы для большинства видов коллективной деятельности и разработать лишенную субъективности систему материального и морального поощре­ния за эту работу. МПЭ позволял каждому работнику реализовать свой творческий потен­циал (от каждого по способностям), получить соответствующее вознаграждение (каждому по труду) и вообще почувствовать себя личностью, уважаемым человеком. Другие члены коллектива также получали свою долю вознаграждения, что исключало зависть и трудовые конфликты, которые были характерны для стахановского движения.

Моя трудовая деятельность началась осенью 1958 года, когда я, будучи студентом 4 курса Ленинградского Электротехнического института, стал работать по совместительст­ву в должности техника в опытно-конструкторском бюро ОКБ-590 министерства авиаци­он­ной промышленности. К этому времени МПЭ уже был ликвидирован, но великолепный моральный климат в коллективе организации, сложившийся благодаря МПЭ, сохранялся вплоть до начала 60-х годов. Тема МПЭ довольно часто возникала при неформальном общении с сослуживцами, работавшими в ОКБ еще с 40-х годов, и завершалась традиционным резюме - «какой гад этот лысый» (имелся ввиду Н.С.Хрущев). О МПЭ мне рассказывал и отец, который в послевоенный период занимался проектированием и строи­тельством шоссейных дорог, а в годы войны был командиром саперного батальона и, в частности, зимой 1942 года создавал знаменитую ленинградскую «дорогу жизни». О том, как МПЭ применялся в вузах и научно-исследовательских институтах мне поведал в 1962 году случайный попутчик в поезде Ленинград-Москва.

Все работы проектных организаций выполнялись по заказам соответствующих минис­терств. В задании, сопровождавшем заказ, указывались плановые показатели как проекта, так и проектируемого объекта. Такими показателями являлись: сроки выполне­ния проекта, стоимость проекта (без фонда зарплаты), стоимость проектируемого объекта, а также основные технические характеристики объекта. Одновременно в задании приво­дилась премиальная шкала за превышение плановых показателей. За сокращение сроков проектирования, уменьшение стоимости проекта или объекта проектирования, улучшения важнейших параметров объекта указывались конкретные значения премии в рублях. У каждого заказа имелся премиальный фонд исключительно для сверхплановых работ в размере 2% от стоимости проекта. Неизрасходованные деньги этого фонда после заверше­ния проекта возвращались Заказчику. Для некоторых особо важных заказов в премиаль­ную шкалу могли включаться автомобили, квартиры и правительственные награды, кото­рые также не всегда оказывались востребованы.

Для каждого проекта руководством организации назначался руководитель, как прави­ло, не занимавший административной должности. Руководитель проекта набирал времен­ный коллектив для выполнения проекта из сотрудников одного или нескольких подраз­де­лений организации с согласия руководителей этих подразделений. Иногда в состав этого коллектива могли включаться и сотрудники других организаций, участвующих в проекте. Одного из членов коллектива руководитель проекта назначал своим заместителем. В про­цес­се работы над проектом руководитель мог исключить из коллектива любого члена. Каждый член коллектива независимо от занимаемой должности изначально получал 1 балл, характеризующий долю его участия в работе над проектом. Руководитель получал добавочно 5 баллов, а его заместитель - 3. В процессе работы руководитель мог добавить любому участнику проекта от одного до трех баллов, в зависимости от вклада в проект. Это делалось открыто с объяснением причин всему коллективу. Рационализаторские пре­д­ложения, обеспечивающие сверхплановые показатели проекта оценивались в 3 балла, а заявки на изобретения - в 5 баллов. Эти баллы авторы делили между собой по взаимному согласованию. К моменту завершения проекта каждый участник знал сумму причитаю­щихся ему премиальных, зависящих от числа набранных баллов и общей суммы сверхпла­но­вой премии за проект в соответствии с известными всем премиальными шкалами. Сум­ма премии окончательно утверждалась на заседании государственной комиссии, осущест­вля­ющей приемку проекта, и буквально на следующий день все участники проекта полу­ча­ли причитающиеся им деньги.

В случае проектов с большим бюджетом, выполнявшихся в течение несколько лет стоимость одного балла могла составлять десятки тысяч рублей (десятки тысяч современ­ных долларов). Поэтому все члены коллектива с большим уважением относились к людям, обеспечившим получение таких высоких премий, что создавало отличный мораль­ный климат. Склочники и лентяи либо изначально не попадали во временный коллектив, либо исключались из него в ходе рабо­ты над проектом. Лица, набиравшие большое число баллов в различных проектах быстро продвигались по служебной лестнице, то есть МПЭ являлся великолепным механизмом от­бо­ра кадров.

Для того, чтобы МПЭ начал работать в промышленности был использован ориги­наль­ный подход. В плановые показатели предприятий ежегодно включался пункт о снижении себестоимости производимой продукции на определенное число процентов за счет совер­шен­ст­вова­ния технологии. Для стимулирования этих работ создавался специ­аль­ный пре­миальный фонд аналогичный двухпроцентному фонду проектных организа­ций. А далее применялась та же схема. Создавались временные коллективы с такими же баллами, зада­чей которых было снижение себестоимости определенной продукции. Одно­вре­мен­но чле­ны этих коллективов выполняли и основную работу. Итоги подводились в конце года и тог­да же выплачивались премии. Предприятию давалось право, по меньшей мере, год продавать продукцию с более низкой себестоимостью по старой цене и из этих денег фо­рми­ровать сверхплановый премиальный фонд. В результате производительность труда в СССР в те годы росла быстрее, чем в любых других странах. Эффективность применения МПЭ на производственных предприятиях иллюстрирует следующая таблица, показываю­щая, как снижалась себестоимость вооружений, производимых во время войны, когда, казалось бы, не было возможностей помимо напряженного производства занимать­ся еще и совершенствованием технологических процессов (данные взяты из книги А.Б. Марти­рося­на «200 мифов о Сталине»).



В целом себестоимость различных видов вооружений за 4 военных года снизилась более, чем в 2 раза. А ведь большинство образцов было принято на вооружение за нес­коль­ко лет до начала войны, а винтовка Мосина выпускалась еще с 1891 года.

В научной деятельности отсутствуют количественные критерии оценки эффектив­ности выполняемых исследований. Поэтому сверхплановой работой, выполняемой в НИИ, считались дополнительные НИР, выполняемые по заказам различных предприятий или собственного ведомства. В этих дополнительных НИР, в отличие от основных, всегда присутствовал фонд зарплаты. Этим фондом распоряжался руководитель НИР, назначенный администрацией института. Как и в предыдущих случаях для выполнения НИР создавался временный коллектив и назначались баллы, которые руководитель НИР мог увеличивать отдельным исполнителям по ходу работы. В соответствии с баллами из соответствующего фонда НИР ежемесячно выплачивались деньги членам коллектива. Эти выплаты оформлялись как надбавка к основной зарплате. Но очень часто оказывалось, что надбавка существенно превышала основную зарплату, тем более, что все члены коллекти­ва кроме руководителя НИР и его заместителя, изначально получали одинаковые баллы независимо от занимаемых должностей, ученых степеней и званий. При этом возникал интересный психологический эффект. Для тех сотрудников, которые длительное время не входили ни в один временный коллектив, было невыносимо видеть, что их коллеги ежеме­сячно получают существенно больше, чем они. В результате они, как правило, уволь­ня­лись, улучшая тем самым качественный уровень сотрудников НИИ.

В вузах педагогическая деятельность считалась основной, а научная рассматривалась как сверхплановая. Все НИР в вузах выполнялись по таким же правилам МПЭ, как дополнительные НИР в научно-исследовательских или академических институтах.

Для учителей и медицинских работников применить МПЭ не удалось, скорее всего, потому, что их деятельность не является коллективной. Однако понятие сверхплановой работы оказалось применимо и к этим категориям. Оклад учителей устанавливался исходя из 18-часовой нагрузки в неделю. Но при большом количестве учеников допускалась нагрузка 24 часа или даже 30 часов в неделю с соответствующим увеличением зарплаты. Кроме того, были предусмотрены надбавки за дополнительные работы, например, класс­сное руководство. Врачи и медперсонал могли работать дополнительное количество часов на полторы или даже на две ставки. Поэтому, как следует из исследований ЦСУ, доход в семьях врачей был в полтора раза выше, чем в семьях рабочих, а учителя средней школы имели доход такой же, как у инженерно-технических работников промышлен­нос­ти.

Для ликвидации МПЭ, которое произошло в 1956 году, не пришлось прикладывать осо­бых усилий. Просто при финансировании ОКР и НИР были отменены любые фонды оплаты труда, как премиальные, так и обычные. И сразу теряли смысл премиальные шкалы, временные коллективы и баллы. А у производственных предприятий из плановых показателей было исключено снижение себестоимости, и соответственно исчезала воз­мож­ность создания премиального фонда для совершенствования технологий, да и никако­го стимула для этого совершенствования уже не было. Одновременно были введены лими­ты на величину вознаграждений за рационализаторские предложения и изобретения.

Главной особенностью МПЭ являлось то, что при его использовании не только повы­ша­лась творческая активность большого числа людей, и выявлялись таланты, но также из­ме­ня­лась психология всех членов коллектива, а также взаимоотношения в коллективе. Любой член коллектива осознавал свою значимость для общего процесса и с готовностью выполнял любую часть работы, даже в том случае, если эта работа не соответствовала его статусу. Взаимная доброжелательность, стремление оказать помощь друг другу были со­вер­шен­но типичными чертами. По сути, каждый член коллектива считал себя личностью, а не винтиком сложного механизма. Изменялись и взаимоотношения начальников с подчиненными. Вместо приказов и указаний начальник стремился разъяснить каждому подчиненному, какую роль в общем деле играет та работа, которая ему поручается. По мере становления коллективов и формирования новой психологии сами материальные стимулы отходили на задний план и уже не являлись главной движущей силой. Полагаю, что разработчики МПЭ рассчитывали именно на такой эффект.

Хотя я пришел в ОКБ-590 в 1958 году через 3 года после отмены МПЭ, но моральный климат в коллективе сохранялся длительное время даже при отсутствии внешних стиму­лов. Характерной чертой лаборатории, где я работал, было полное отсутствие субор­ди­на­ции и дружеские отношения между всеми сотрудниками. Все друг к другу обращались по именам, в том числе и к начальнику лаборатории. Этому способствовала и небольшая разница в возрасте сотрудников лаборатории, самому старшему из которых было менее 35 лет. Люди работали с большим энтузиазмом просто потому, что работать было интересно. Рабочий день продолжался от 9 утра до 10-11 вечера, причем на чисто добро­воль­ной основе и без какой либо дополнительной оплаты. Зато никто не контролировал вре­мя прихода и ухода сотрудников. При легких заболеваниях не требовалось оформлять боль­ничный лист. Достаточно было позвонить начальнику лаборатории и сообщить о при­чинах неявки на работу.

Творческая атмосфера характерная для всех подразделений нашей организации во мно­гом определялась личностью ее начальника В.И.Ланердина. ОКБ-590 было создано в 1945 году по личному распоряжению Сталина с целью разработки перспективных средств вы­чис­лительной техники для авиации. Начальником нового ОКБ Сталин назначил 35-лет­него беспартийного инженера Ланердина, который в это время работал в США, обеспечи­вая поставки авиационной техники в СССР по программе ленд-лиз. Ланердин свободно вла­дел английским и немецким языками и отлично разбирался в электронной технике, устанавливаемой на американские самолеты, включая самые последние разработки. Одним из первых подразделений ОКБ стало бюро технической информации со штатом переводчиков, которое выписывало все зарубежные журналы, имеющие хоть какое то отношение к авиации и электронике, а впоследствии к ракетной и вычислитель­ной тех­нике. Судя по всему, Ланердин ежедневно просматривал все новые поступления в БТИ, так как на столах у сотрудников, включая рядовых, часто появлялись его рекомендации о необходимости ознакомиться с конкретными публикациями. В первом отделе была большая секретная библиотека, где хранились документация и образцы новейших зару­беж­ных разработок, добытые нашей разведкой по прямым заказам ОКБ. Ланердин лично занимался подбором кадров для своей организации. В сентябре 1958 года на выходе из ауди­то­рии института, где проходила последняя в этот день лекция, ко мне, студенту 4 кур­са, подо­шел представительный мужчина и спросил, не уделю ли я немного времени для при­ват­ного разговора. Не задавая никаких вопросов, он предложил мне интересную работу по совместительству в оборонном предприятии при свободном режи­ме работы на полставки техника (350 рублей в месяц) и сказал, что гарантирует распре­деление на это предприятие после окончания института. И мельком добавил, что предпри­я­тие находится рядом с моим домом. Уже придя устраиваться на новую работу, я узнал, что этот предста­ви­тель­ный муж­чи­на, был начальником предприятия В.И.Ланердиным.

В послесталинский период беспартийные руководители предприятий, тем более оборонных, стали нежелательными. В течение ряда лет министерство пыталось найти повод для снятия Ланердина с должности, но все задания, включая те, которые казались нереализуемыми, выполнялись даже досрочно, как это было во времена МПЭ. Поэтому в конце 1962 года ОКБ-590 было просто ликвидировано, а коллектив вместе с тематикой перевели в ОКБ-680, начальник которого был полной противоположностью Ланердину и даже на русском языке изъяснялся с трудом. В новой организации оказался жесткий ре­жим. За опоздание на 5 минут лишали квартальной премии. Для выхода за пределы орга­ни­зации в рабочее время требовалось разрешение зам. начальника по режиму. По окончании рабочего дня запрещалось оставаться в организации. Никого не интересовали ре­зуль­таты работы. И пребывание в партии становилось обязательным условием карьер­ного роста. А в ОКБ-590 я ни разу не слышал слово «партия», и даже помещения парткома в организации не было.

Ситуация с ликвидацией эффективных предприятий оборонной промышленности в эти годы была не редкой. Осенью 1960 года было ликвидировано ОКБ-23 одного из веду­щих советских авиаконструкторов В.М.Мясищева, который, между прочим, успешно раз­ра­ба­ты­вал стратегический бомбардировщик с атомным двигателем. Мясищева назначили руководителем ЦАГИ, а коллектив ОКБ-23 переподчинили В.Н.Чаломею, занимавшемуся созданием ракетной техники. Заместителем Чаломея в то время работал недавний выпуск­ник института Сергей Хрущев.

Говорят, что всё гениальное должно быть простым. МПЭ являлся ярким примером такой гениальной простоты. Временные коллективы, баллы, объективно определяющие трудовое участие каждого работника в работе коллектива и относительно небольшой премиальный фонд - вот и вся суть МПЭ. А каков был эффект! Пожалуй, главным результатом МПЭ следует считать превращение большого числа обычных людей в ярких творческих личностей, способных принимать самостоятельные решения. Именно благодаря этим людям страна продолжала развиваться и после отмены МПЭ вплоть до начала 60-х годов. А дальше их способности оказались невостребованными в удушливой атмосфере, сложившейся к тому времени, главным девизом которого было «не высовывайся».

В одну телегу впрячь возможно коня и трепетную лань

Считается, что плановая и рыночная экономики несовместимы. Однако в сталинские времена они совмещались более чем успешно. Приведу лишь небольшой отрывок из интересного материала А.К.Трубицына „О Сталинских Предпринимателях“, который я нашел в Интернете.

„И какое же наследство оставил стране товарищ Сталин в виде предпринимательского сектора экономики? Было 114000 (сто четырнадцать тысяч!) мастерских и предприятий самых разных направлений - от пищепрома до металлообработки и от ювелирного дела до химической промышленности. На них работало около двух миллионов человек, которые производили почти 6% валовой продукции промышленности СССР, причем артелями и промкооперацией производилось 40% мебели, 70% металлической посуды, более трети всего трикотажа, почти все детские игрушки. В предпринимательском секторе работало около сотни конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и даже два научно-исследовательских института. Более того, в рамках этого сектора действовала своя, негосударственная, пенсионная система! Не говоря уже о том, что артели предоставляли своим членам ссуды на приобретение скота, инструмента и оборудования, строительство жилья. И артели производили не только простейшие, но такие необходимые в быту вещи - в послевоенные годы в российской глубинке до 40% всех предметов, находящихся в доме (посуда, обувь, мебель и т.д.) было сделано артельщиками. Первые советские ламповые приемники (1930 г.), первые в СССР радиолы (1935 г.), первые телевизоры с электронно-лучевой трубкой (1939 г.) выпускала ленинградская артель «Прогресс-Радио». Ленинградская артель «Столяр-строитель», начав в 1923 году с саней, колес, хомутов и гробов, к 1955 году меняет название на «Радист» - у нее уже крупное производство мебели и радиооборудования. Якутская артель «Металлист», созданная в 1941 году, к середине 50-х располагала мощной заводской производственной базой. Вологодская артель «Красный партизан», начав производство смолы-живицы в 1934 году, к тому же времени производила ее три с половиной тысячи тонн, став крупным производством. Гатчинская артель «Юпитер», с 1924 года выпускавшая галантерейную мелочь, в 1944-м, сразу после освобождения Гатчины делала остро необходимые в разрушенном городе гвозди, замки, фонари, лопаты, к началу 50-х выпускала алюминиевую посуду, стиральные машины, сверлильные станки и прессы.“

Прочитав этот материал, я вспомнил, что рядом с моим домом в самом центре Петро­град­ской стороны Ленинграда находился большой Дворец Культуры Промкооперации (впо­следствии ДК имени Ленсовета), построенный еще до войны. Там размещался большой кинозал, зал для концертных и театральных представлений, а также множество художественных студий и других помещений для разнообразных занятий в секциях и кружках. И еще я вспомнил, как в 1962 году во время пребывания на пляже в абхазском поселке Пицунда я был единственным и не очень внимательным слушателем монологов случайного знакомого, который более 10 лет проработал в системе промысловой коопе­рации, и после ликвидации этой системы ему хотелось высказаться о наболевшем. Тогда вопросы экономики меня не очень интересовали, и много лет я об этом не вспоминал. Но оказалось, что часть информации застряла у меня в памяти.

Я уже упоминал, что в 1960 году в СССР начался продовольственный кризис, вызванный чисто субъективными факторами. Ленинград, Москву, а также столицы союзных республик этот кризис задел в меньшей степени, чем остальные города страны. Однако я могу перечислить довольно много популярных в моей семье продуктов, исчезнувших в этот период. Помимо муки из продажи исчезли: гречневая, пшенная и манн­­­ая крупа, яичная вермишель, булки под названием „хала“ в виде плетенки, а также хрустящие „французские“ булки, вологодское и шоколадное сливочное масло, топленое и шоколадное молоко, все виды мясных полуфабрикатов, карбонад и буженина, караси и зеркальные карпы. Со временем мука, крупы, мясные полуфабрикаты вновь появились в продаже. А большая часть из перечисленных выше продуктов отсутствует в магазинах и в настоящее время в связи с утратой рецептур, или же под старыми названиями выпускают­ся совсем другие продукты (это касается практически всех современных колбасных изделий, включая знаменитую докторскую). Вот как описывал этот кризис известный детский писатель Е.Носов, автор книг о Незнайке.

„Вопреки еще не успевшим выцвести, не смытым дождями оптимистическим диаграммам роста надоев и привесов, с прилавков магазинов стало исчезать мясо и все мясное. Потом все молочное. В считанные дни размели даже привялые плавленые сырки. Куда-то девались пшено и гречка, как потом оказалось на целые десятилетия. Дело дошло до лапши и макарон“… Осенью 1963 года хлебозаводы прекратили плановую выпечку батонов и булок, закрылись кондитерские цехи. Белый хлеб выдавали по заверенным печатью справкам только некоторым больным и дошкольникам. В хлебных магазинах были установлены ограниче­ния на продажу хлеба в одни руки и продавались лишь батоны сероватого хлеба, который готовили с примесью гороха».

Мой курортный знакомый весьма доходчиво объяснял причины сокращения ассортимента продовольственных товаров, а также значительное повышение цен на продукты, производимые из зерновых культур, в то время как зерна в стране было по официальным данным намного больше, чем в середине 50-х годов, да к тому же немало зерна закупалось за границей. Дело в том, что большая часть пищевой промышленности СССР, включая помол муки и выпечку хлеба, принадлежала промкооперации. Государственные хлебопекарные заводы были лишь в больших городах и выпускали очень ограниченный ассортимент хлебных изделий. А остальную хлебную продукцию выпускали частные хлебопекарни в виде артелей, поставляя эту продукцию в обычные государственные магазины. Аналогичная ситуация была с мясной, молочной и рыбной продукцией. Кстати добычу рыбы, морского зверя и морепродуктов также, в основном, осуществляли артели. Основная часть мяса скота и птицы, молока, яиц, а также гречки и проса (пшена) поставлялась не из колхозов, а с приусадебных участков колхозников и служила главным источником доходов сельского населения. Значительная часть предприятий общественного питания особенно в Прибалтике, Средней Азии и на Кавказе входила в систему промысловой кооперации.

В 1959 году резко сокращаются размеры приусадебных участков. Колхозников заставляют продать свой скот колхозам, где он массово гибнет из-за отсутствия, как кормов, так и кадров, обеспечивающих соответствующий уход за животными. В результате уменьшаются объемы производство мяса и особенно молока. В 1960 году начинается массовая национализация предприятий промкооперации, в том числе и в пищевой промышленности. Вся собственность артелей, включая помещения, оборудова­ние, товарные и денежные запасы, безвозмездно передается государству. Выбранное тру­до­вым коллективом руководство артелей заменяется партийными назначенцами. Доход работников теперь, как и на других государственных предприятиях, определяется окладом или тарифными ставками и дополняется квартальными и годовыми премиями. В артелях же помимо обычного фонда оплаты труда существовал премиальный фонд, на форми­рование которого выделялось 20% прибыли. Этот фонд распределялся между артельщи­ками, так же как и в случае МПЭ, в соответствии с баллами трудового участия. Величины этих баллов определялись по рекомендации председателя артели на общих собраниях всех пайщиков. Ежемесячный доход членов артели даже при минимальном трудовом участии, как правило, в 1.5 - 2 раза превышал основной оклад. Но при этом все артельщики, вклю­чая выбранного начальника, также участвующего в конкретном производстве, работали с максимальной интенсивностью и с ненорми­рован­ной продолжительностью рабочего дня. Доход каждого артельщика зависел не только от количества произведенной продукции, но также от качества и от разнообразия ассорти­мен­та. Кстати я помню, что в Ленинграде не­ко­то­рые хлебопекарни не только поставляли свою продукцию в государственные булоч­ные, но и доставляли горячий хлеб, разнообраз­ные булки и выпечку непосредственно в квар­ти­ры жителей города с небольшой наценкой.

После национализации продолжительность рабочего дня бывших артельщиков сокра­ти­лась до 8 часов в соответствии с трудовым законодательством. К тому же появились абсо­лютно бесполезные для производства люди с относительно большой зарплатой в лице вновь назначенных начальников. Исчезла материальная заинтересованность в качестве продукции, и сразу вырос процент брака. В результате резко сократился объем произво­димой продукции при том же числе предприятий и rколичестве работников. И мукомоль­ные предприятия уже не могли производить прежние объемы муки при достаточных запа­сах зерна. Единственным выходом из сложившейся ситуации было увеличение числен­ного состава работников на предприятиях пищевой промышленности. Необходи­мые для этого дополнительные финансовые средства были получены за счет повышения цен на продовольственные товары в среднем в 1.5 раза, что автоматически привело к снижению жизненного уровня населения. Цены на промышленные товары поднимались еще в большей степени, но без явных деклараций. Ну а доход бывших артельщиков упал более, чем в 2 раза. Ликвидация промкооперации неизбежно привела к сокращению ассортимента и снижению качества выпускаемой продукции в национализированных предприятиях. Намного проще выпускать один тип изделия вместо десяти, тем более, если в плановых показателях указываются абстрактные штуки или килограммы.

Предприятия промкооперации работали в условиях намного более льготных, чем сов­ре­менные малые предприятия. Кредитование артелей осуществлялось не банками, а рай­он­ными, межрайонными или отраслевыми союзами промкооперации (СПК) из специаль­ных кредитных фондов с процентной ставкой не более 3% . В некоторых случаях кредит выда­вался под нулевой процент. Для получения кредита вновь образуемой артелью не требовалось ника­ко­го обеспечения - весь риск банкротства артели ложился на СПК. Обо­ру­до­вание и матери­а­лы, необходимые для производства, артели по­­лу­­чали от СПК по госу­дар­ст­венным ценам. Заявки от СПК поступали в Госплан СССР, ко­то­рый и выделял соот­вет­ствующие фонды, в том числе и на материалы, закупаемые за валюту. Реализация про­дукции, выпускаемой артелями, также осуществля­лась через СПК. При этом цена продук­ции предприятий пром­кооперации могла превы­шать государствен­ные цены не более, чем на 10%. Для небольших артелей СПК мог за соответствующую плату брать на себя бухгалтерию, расчетно-кассовое и транспортное обслуживание... Руководящие сотрудники СПК любого уровня выбирались, как правило, из артельщиков или сотрудников СПК более низких уровней. Оплата труда этих сотрудников выполнялась так же, как и артелях. Наря­ду с обычными окладами существовал премиальный фонд, распределявшийся в соответст­вии с баллами трудового участия. Чем выше была прибыль артелей, значительная часть которой перечислялась в СПК, тем больше был премиальный фонд для сотрудников СПК. Это был весомый стимул для всемерной поддержки деятель­ности артелей и повышения их числа.

СПК активно вели жилищное строительство. Готовые индиви­ду­аль­ные дома артельщики выкупали с помощью 15-летнего кредита, полученного от СПК под 3% годовых без первоначального взноса. Многоквартирные дома являлись собствен­нос­тью СПК. Квартиры в этих домах выкупались артельщиками, так же как и в обычных жилищ­но-строительных кооперативах, но без первоначального взноса.

Промкооперация имела свою сеть санаториев и домов отдыха с бесплатными путев­ками для артельщиков. У промко­опе­ра­­ции была своя пенсионная система, не заменяющая, а дополняющая государственные пенсии. Конечно, за 50 лет я мог забыть какие-то детали, да и мой знакомый мог приукрасить действительность, рассказывая о промкооперации, «которую мы потеряли». Но в целом, я по­ла­гаю, изложенная картина недалека от истины.

А напоследок я скажу

Подавляющее большинство граждан современной России от либералов до коммунис­тов, убеждено, что население СССР всегда жило значительно хуже, чем в западных стра­нах. Никто не подозревает, что именно при Сталине и только благодаря Сталину советс­кие люди в середине прошлого века жили намного лучше в материальном и моральном пла­не, чем в любой дру­гой стране того времени и лучше, чем в современных США, не гово­ря уже о современной России. А затем пришел злой Хрущев и все испортил. И после 1960 го­да жители СССР незаметно для себя оказались совсем в другой стране и через неко­торое вре­мя забыли, как они жили раньше. Именно в этой новой стране и появились все те нега­тив­ные черты, которые считаются органически присущими социалистической системе. Именно эта псевдосоциалистическая страна, совершенно непохожая на преж­ний Со­вет­с­кий Союз, рухнула под тяжестью накопившихся проблем в 1991 году, а Горбачев лишь ускорил этот процесс, действуя в стиле Хрущева.

И я решил рассказать о том, какой замечательной страной был послевоенный сталинский Советский Союз, который я помню.

Валерий Антонович Торгашев,
д.т.н., профессор

Статья Николая Старикова