(no subject)
Александр Курбатов
Рядом со мной Киборг. Он оттуда, из Донецкого аэропорта. Стоит в том же подбушлатнике, в котором его подстрелил снайпер. «У этих подонков нет понятия о чести и какой-то мало-мальской этике войны», - говорит он, показывая отверстие на уровне паха. «В пах стрелять не принято. Хотя женщины стреляют. Но там женщин нет, насколько я знаю, - Андрей показывает окровавленные штаны под бушлатом. - Пуля должна была в пах войти и выбить несколько позвонков из позвоночника. Но я бросал дымовую шашку и развернулся, поэтому по касательной пуля прошла. Мошонку зацепила, кость бедра, но все целое». Он предельно откровенен, без неуместного стеснения и лишнего позерства. Его лицо то серьезное, то начинает смеяться. Нет, не киборг он - человек, настоящий герой, знакомством с которым лично я буду гордиться всю жизнь. Дело не только в том, что он сражался в месте, по сравнению с которым ад - это курортная зона. Дело еще и в том, кто этот человек и почему он там оказался. Андрей - уже совсем не мальчик, у него трое детей, четырехэтажный особняк, приличная зарплата начальника охраны порта, не слабая военная пенсия, которую он заработал за 12 лет службы в десанте. Причем начал служить еще в 1982 (!) году, 32 года назад (!) на минуточку. И прослужил 12 лет. Говорит, что однажды во время неудачного приземления раздробил колено. Вылечиться до конца не получилось, но об этом армейские доктора не знали, а он и не сказал, чтобы продолжать прыгать и быть боевой единицей, а не штабным служакой. Приземлялся на задницу, что среди десантников, вообще-то, считается позорищем: «Все никак не научишься». Правда всплыла только на одном из медосмотров. Андрей смеется, что тогда его по-настоящему зауважали. А потом была служба в спецназе, борьба с наркоторговлей, коррупционерами, бандитами. «Не тяжело было с раздробленным коленом в спецназе?», - спрашиваю его. Андрей смеется - тяжелее было не встать в общий строй с продажными следаками, прокурорами и прочей коррупционной нечистью. Вот это, говорит, действительно задача. «Потому что система пытается тебя сломать, заставить каждый винтик крутиться, смазанным деньгами и круговой порукой», - Андрей трясет шевелюрой будто отказываясь от чего-то и снова смеется. Он - профессиональный солдат, может убить даже без оружия, этому его учили всю жизнь. Но у него потрясающе открытое лицо и беззлобный взгляд. «Мы очень дисциплинированно себя вели с местными. Они же все наши. Ну и потом, у меня во взводе два кандидата наук». Он обожает одесские анекдоты и смеется даже когда больно. «Когда медсестра чистила рану в Красноармейске, она побледнела, и попросила помощи - плохо ей сделалось. А я говорю: «Кому тут плохо полагается быть». И травлю ей анекдоты, чтобы она сознание не потеряла», - смеется Андрей. «Так больно же, наверное», - прерываю его смех. «Ну да, больно. Но так, терпимо. Зато вижу - если ее не рассмешу, тогда точно мне плохо будет», - улыбается Андрей. Мы стоим с ним на улице перед госпиталем. Ему не просто было пройти от хирургического отделения за ворота КПП. Но дело в том, что меня и оператора не пустили в госпиталь. «Вдруг раненные скажут чего-то не того, а командование спросит: а как журналисты прошли, кто пустил, почему сказали людям, что можно говорить, а что нельзя? А как тут их подготовишь - не то время, не та ситуация», - поясняет мне майор из госпиталя категорический отказ своего начальника, главного врача Рыльского. «Только через генштаб в Киеве и никак иначе!», - вот такой ответ. И пришлось вытаскивать раненного, который стиснул зубы и идет. Потому что он должен рассказать, что на самом деле происходит в чертовом Донецком аэропорту. Потому что хочет поблагодарить волонтеров, лезущих к этому черту на рога, чтобы привезти помощь, чтобы призвать их не участвовалить в блокировании Минобороны, что не бросил никто там наших военных: раненных увозят, продовольствие подвозят. Потому что хочет сказать спасибо простым ребятам из «Правого сектора», которым пугали его земляков-одесситов, а они воюют так, что даже он, видавший виды, их героями называет. Потому что местные уже не хотят ДНР, который на поверку обернулся кровожадным монстром, пожирающим своих создателей. Но всего этого он сказать в палате не мог - «велено не пущать журналистов». Зато, когда мы заканчивали записывать интервью, главврач лично провел толпу из съемочных групп в госпиталь - это приехал кандидат от блока Порошенко Андрей Денисенко. Видимо нужнее показать, как он общается с раненными - выборы же на носу. А что там говорит герой, которого даже враги киборгом за героизм называют - это не важно, это может подождать разрешения от Минобороны, если таковое будет. И становится вдруг противно до дрожи от этого лизоблюдства и жополизства, которое никуда не делось, осталось с прошлых времен и прекрасно себя чувствует. Все, как в сказке Шварца «Убить дракона», когда Ланцелот возвращается в город, а там победителем дракона уже назван бургомистр. «Да не злись, - говорит мне человек-киборг-Андрей, - это всегда было и будет при всех системах». Андрей рассказывает, почему будучи офицером высокого ранга, пошел служить простым взводным, а его младший сын воюет в соседнем взводе. «Это чтобы старшего и среднего не пустить. Я опытный, а они просто мясом будут на войне. Ни к чему это», - смеется он. И лишь узнав о моих планах рвануть с камерой в Донецкий аэропорт, перестает смеяться: «Саш, ад - это база отдыха, по сравнению с тем, что там происходит, поверь». Он стоит, тяжело оперевшись на костыли, а там, на территории госпиталя идет парадная прогулка кандидата с камерами. Да черт с ними, с Денисенко и Рыльским. Своим детям я буду рассказывать не о них, а об Андрее и его младшем сыне, о тех кто создал новых украинских героев, о новых трехстах спартанцах из Донецкого аэропорта.
