Oct 28, 2009 15:15
Во мне живет и с каждым годам нарастает какая-то страшная, совершенно шальная сила, и чем больше во мне этой силы, тем больше барьеров, отгораживающих ее от мира извне. Теперь, когда силы стало столько, что наконец она стала прорываться сквозь все, что называлось во мне святым и полжизни устанавливалось мною, теперь возникла проблема не выпустить ее до конца. Это страшная трагедия, потому что - вот оно, то бесчувствие, в котором я живу (ничего, ни к кому и ни к чему не чувствую) - и только звериная, огромная, безмолвствующая сила. Я встречаю на улице человека и мне хочется сожрать его с потрохами, но когда я отдаюсь ему, я не чувствую ни-че-го, кроме того, что в данный момент я его пожираю, затягиваю, и еще одна вещь мне мешает - барьеры, до недавнего времени установленные, болтаются на мне, разломленные, но не растворившиеся же, и когда я выгибаюсь или перетекаю в другую позу, они все болтаются и мешают раскрыться, - и не получается даже того животного удовольствия, которое доставляет людям секс. И проблема не в теле, оно не гнется, но оно неиссякаемо, и проблема не в голове, потому что мозг совершенно вынесен, - проблема в том, что я не могу избавиться от своей скорлупы, и она режет меня.
«…Голая, лохматая, чудовищно сильная…она рычала и выла, сотрясая прутья решетки, и оравшие по соседству буйные сумасшедшие примолкали на то время, когда расходилась она». Мое безумие страшнее твоего, потому что я женщина и во мне больше, больше, неизмеримо больше было жизни, и поэтому то, что я уничтожаю, немыслимо. Как там - обиженная женщина есть формула ядерной войны. Не мешало бы запомнить всем мужчинам, потому что женщина скрепляет все, и на ней все держится, и что, если она вдруг сорвалась с места и все сорвала… И немыслимо, как ты можешь жить, не осознавая этого, не заткнувшись, не перерезав себе свое хилое горло. И если я все-таки высвобожусь - на то время, когда я разойдусь, все умолкнет.