Об аллюзиях, постмодернизме, лёгком чтиве и оборотнях
(о книге А. Уланова и В. Серебрякова «Оборотень в погонах»)
И вкусы, и запросы мои странны...
В. Высоцкий
Среди графоманов на СИ ходит упорный слух, что я - сноб, органически ненавидящий лёгкие и весёлые книги. Снобом у них называется человек, которого раздражают орфографические, логические и смысловые ошибки в изданных текстах, а лёгкими и весёлыми книжками тут принято называть тот чудовищный хлам, которым они заваливают своих несчастных читателей до полной потери вкуса, здравого смысла и литературной ориентации.
Эти уважаемые граждане, имеющие к литературе такое же отношение, как зощенковский управдом, читавший в юбилейные недели лекции о Пушкине, вряд ли способны отличить в литературном процессе ноту «до» от ноты «ми». Но с читателями, мне кажется, можно и нужно разговаривать о лёгком чтиве, о весёлых книжках и о том, насколько это важный пласт литературной культуры - забавная и простая для восприятия литература.
Наша литературная история имеет богатейшие традиции в лёгком и смешном. Ранний Чехов, ага. Аверченко, Тэффи, Зощенко, Довлатов. Григорий Горин и Александр Иванов, наконец. Гениальный Леонид Соловьёв. «Понедельник начинается в субботу» Стругацких. Полна коробочка дивных имён, любое можно взять за образец. Но под «весёлым и лёгким» СИшное литературное гетто упорно понимает мутную и дьявольски скучную бодягу, в которую случайным образом напиханы шуточки с башорга и бородатые анекдоты.
Нет, вообще-то, читая такого рода опус, можно изрядно повеселиться. Писать-то ребята не умеют, выдают перлы на уровне тех, что бедный учитель подчёркивает в сочинениях пятиклассников из вспомогательной школы. Оно смешно, конечно. Но как-то хотелось бы смеяться над забавными ситуациями и шутками, а не над автором, выдающим дикие словесные конструкции. И хотелось бы не «тупо поржать», а подумать о прочитанном, мы же не потребители того сорта дряни, который Аверченко назвал «юмором для дураков», и который сейчас поставляют Мяхар и мяхарообразные. И чтобы был хорош язык: лёгок, лих, искрист. И чтобы герои были - люди, а не картонные мишени для швыряния тортами.
А мне сейчас скажут - нету, Макс, такого в современной российской фэнтези-попсе. Не могут. Шутить, скажут, МТА не могут, могут только сетевой контент тырить и в текст его совать. Потому что для шуток мозги нужны, мастерство, чувство юмора нужно. А на СИ такое водится только в самых дальних закоулках, в тёмных углах, куда не добредают массовые потребители «ржаки».
А уж среди изданного, скажут мне, такого со времён Ильи Варшавского не было.
И ошибутся.
Оно - было. Тиражи, правда - не те, что у наших неграмотных и безмозглых бракоделов, способных листами своей писанины земной шар по экватору обмотать. И нет добросовестной рекламы. Я уже говорил: любую книгу надо представить читателю, иначе он заблудится среди книжных полок! Как из книг, вышедших в одной серии, выбрать ту самую, блистательную?
Я, наверняка, много пропустил. Полагаю, гости раздела помогут мне с добросовестной рекламой. Но кое о чём расскажу. Правда, книга уж не новая, 2003 года издания. Но зато она образцова как весёлое и доброе лёгкое чтиво, в ней есть все признаки успеха в этом, что бы ни думали писуны, сложнейшем литературном жанре.
Итак. Владимир Серебряков и Андрей Уланов. «Оборотень в погонах».
Постараюсь, чтобы отзыв содержал как можно меньше спойлеров - у вещи бодрый сюжет с детективной окраской, не хочу сообщать потенциальным читателям, что убийца - дворецкий.
Но вынужден признать, что название само по себе вполне спойлерообразующее.
Ага, о милиционере. Ага, он - оборотень. И название само по себе представляется милым каламбуром, отсылкой к газетным передовицам конца девяностых - в каковое время и происходит действие романа. Вдребезги постмодернистского. О мире, представляющем собой взрывную мешанину аллюзий, реминисценций и цитат. О мире - лоскутном одеяле из пёстрых кусочков старых образов и сюжетов. В этом безумном тридевятом царстве, в частности, прекрасно уживаются Хоггвартс и Пуща, Хозяйка Медной Горы и орки с троллями, ковры-самолёты и Соломонова печать, гномы и учёные коты, Вторая Мировая и Афганистан...
Чу! Слышу! Слышу хор СИшных дам, скандирующий: «Плагиат! Плагиат!» Очень смешно.
Отсылка к чужому тексту? Раскавыченная цитата? Всё это расширяет пространство описываемого мира! Содержащий массу этих самых цитат - без всяких кавычек, конечно, иначе глупо было бы - «Оборотень...» исключительно самобытен. Реминисценции помогают авторам раскрыть сложную и глубокую мысль в несколько слов - именно за счёт создаваемой читательскими воспоминаниями глубины.
Как авторы это делают:
«Остаток ночи запомнился мне плохо.
Мы летали над Москвой, и внизу проплывали томящим душу хороводом ночные огни - двойные черты улиц, пестрые пламена зазывной иллюминации, сигнальные фонарики мириад ковров, горящие негасимым светом купола церквей. В небе сияла почти полная луна, но ее серебряные лучи терялись в многокрасочном полыханьи темного города, и только душа моя тянулась к ночному светилу, и выла в тоске; мир расплывался, истаивая чудесной сказкой, и лишь запахи били в нос, точно тролли - коверная пыль, от которой воздух в столице уже давно похож на мутную взвесь, и тысячи колдовских трав. Мимо промчалась стая ведьмаков на метлах с черными лакированными рукоятками; развевались на встречном ветру черно-зеленые шарфы, точно змеи. Один ведьмак, пролетая мимо, дернул за хвост своего знакомца-кота, и тот испустил оглушительный мяв - видно, пытался напугать пролетных, но добился только обратного эффекта. «Не дозволю котика тиранить!», кричал, кажется, Серов, и порывался набить обидчику морду, а сестры Валевич хором принялись его успокаивать, оставив меня за рулем. Потом афганец обмяк и едва не расплакался, бормоча себе под нос: «Понабежали, сволочи… м-мальчики с хогвартскими дипломами… растащили страну…»
Отрывок достаточно велик, чтобы можно было оценить непринуждённое изящество языка, гротеск, своеобразную «зрелищность» текста - способность авторов описывать - и эту самую глубину, превращающую местами юмор в довольно жестокую сатиру.
Но для полноты картины покажу ещё один очаровательный эпизод. Трудовые будни нашего оборотня в погонах, так сказать:
«- Скажы, архангэл, - взмолился Гырзаш, когда его выводили из будочки, где на время рейда по Черемушкинскому базару разместился почти весь личный состав отдела. - Как лотус нашол?
- Очень просто я его нашел, - ухмыльнулся я, доставая из-за пазухи корявую железку на серебряной цепочке. Железку окружало бледное голубоватое свечение. - Талисман у меня есть. Видишь - светится!
- Ы-ы! - взвыл Гырзаш. - Выйду турма - рэзат Грыха гуду! Крычал - столычный глагочыный тукой, не найдет!
Он все еще орал и матерился, пока его запихивали в «воронок».
Все же удивительно, до чего суеверный народ эти горцы. Да будь у нас такие детекторы наркотиков - разве стали бы мы торгашей по рынкам шмонать?
На самом деле лотос унюхал Лисохвостов. Он, конечно, не совсем собака, но служебная лиса - тоже очень неплохо. А железку мне подарил старый друг, бывший «афганец» Костя Долгаев, и представляла она собой кусок танковой брони производства Пермского завода. Эльфийское оружие, как известно, при приближении орков светится».
Признаюсь, эльфийские танки, идущие в бой против орочьих полчищ, сияя бронёй, надолго пленили моё воображение. Вот что я называю переосмыслением фэнтезийного стереотипа!
Собственно, сюжет можно было бы назвать военно-криминальной драмой, не будь в нём привкуса пародии и фэнтезийного маскарада. Главные герои - компания знаковых фигур девяностых: честный мент, ветераны войны и парочка отважных и разумных девиц, которые все вместе сражаются со злом в раздираемом криминальными разборками обществе. Очаровывает тонкая и светлая психологическая проработка каждого образа: они все - живые существа, с достоинствами и недостатками, их раны болят, их души - не гранит правильности нестерпимой и нечеловеческой, а несовершенное и настоящее. Они храбро сражаются - и иногда попадают в нелепые положения. Их подруги - не надувные куклы для сексуальных утех, а живые девчонки, храбрые, трогательные и уморительные.
Психологические этюды, подмечающие тонкости человеческого поведения - прекрасны, потому что черты живых людей узнаваемы.
Первая встреча главных героев. Они несмежным образом ухитрились назначить свидания сёстрам-близнецам; плутовки ради собственного удобства и развлечения зазвали их не только в одно и то же место, но и за один и тот же столик.
Оба пришли с цветами. Мент - с изысканнейшей икебаной из единственной розы и пары нежных веточек, аранжированной эльфом. Ветеран - с громадной охапкой алых роз, купленной у гоблина.
Тут необходимо отметить, что фэнтезийных рас в этом мире проживает, что видов живности на коралловом рифе. Но ни одна из них не является символом Абсолютного Зла или Идеального Добра. Ближайший друг одного из главных героев - эльф. Ближайший соратник одного из главзлодеев - эльф. Оркская диаспора создаёт в городе криминогенную обстановку, но с орками же второй главный герой и учился вместе, и работает вместе. Душу любого живого существа выстраивает не пресловутая фэнтезийная Предопределённость, но его личный нравственный выбор.
Итак, оба орла пришли на свидание, втайне гордясь своим вкусом в выборе подарков девушкам. Но вот они увидели друг друга.
Милиционер: «И, кстати - похоже, он тоже ждет девушку. Иначе какого черта он приволок и вывалил на стол охапку роз, при виде которой мне мучительно захотелось упихать творение господина Эглариона вместе с сертификатом подлинности в ближайший мусорник?»
Ветеран: «- Раз уж все познакомились, - предложил я, подхватывая со столика свою охапку роз, выглядевшую, надо признать, по сравнению с изящной конструкцией в руках благочинного, несколько вульгарно, - может, присядем?»
Два крохотных психологических штришка в двух монологах. И вот скинут флёр Неимоверной Фэнтезийной Крутизнытм - живые люди бывают не уверены в себе, бывают ранимы, бывают трогательны или смешны.
В этой книге - множество отлично прописанных боевых сцен, на войне и на криминальной войне. Авторы героям не подыгрывают и не щадят «своих» ради утверждения идеи - они понимают, что идея перестаёт быть фальшивой, только если за неё воевать всерьёз. И бои описаны всерьёз. А взаимоотношения бойцов исполнены той самой верности боевому братству, которая напрочь отсутствует у пописывающих диванных вояк. Эти псы войны, это искалеченные войной души, подранки - не циничны. Они - не отморозки, которых так любят живописать графоманы, пытаясь придать своим картонным творениям видимость духовной силы. Герои «Оборотня...» думают друг о друге, их тяжело, порой - навсегда, ранят потери. Не развешивая кишок по берёзам, не описывая растерзанные трупы, авторы книги отлично передают боль и ужас войны.
«Мы подошли к ковру. Это была стандартная транспортная «осьмушка» - восемь квадратных саженей прошитой кордом ткани, гном-бортпортной за многостволкой, и человек-пилот. Мне сразу не понравилось, как он смотрел на нас, точнее - как он прятал глаза.
- Дело такое, парни, - хриплым голосом сказал пилот, старательно глядя в сторону. - Меня за вами никто специально не посылал. Я обычный почтарь, возвращался из Темреза, услышал про вас, решил… короче, я могу забрать только троих, больше эта тряпка не подымет. Такое вот дело, парни.
Что ж, на войне бывает всякое. Бывает и такое. Трое - это лучше, чем никто. Осталось только решить, кому лететь, а кому… лежать на камнях. Вот только решать не хотелось.
Мы сидели на ковре, а он дрожал под нами, словно живой - мне казалось, что я слышу надрывные крики сильфов, пытавшихся поднять неподъемный для них груз - и каждый старался не смотреть в глаза другим.
Потом гном молча начал выбрасывать за борт все, что мог - инструменты, заплаты, наши винтовки, патроны - даже фляги. И на миг всем показалось, что вот-вот - и взлетит. Но на войне не бывает чудес, кроме утвержденных командованием.
Потом незнакомый мне эльф с волосами цвета спелой пшеницы подобрал выпавшую на ковер пачку «Эльбруса», закурил, жадно затянувшись… закашлялся и вдруг одним плавным, стремительным движением прыгнул на землю. А ковер, качнувшись, пошел вверх.
Этот сон мне снится чаще других. Кажется, я знаю, почему. Наверное, он снится и остальным из нашей пятерки. Но каждому - свой. Потому что каждому из нас снится, что это у него хватило мужества соскочить тогда с «осьмушки».
Декорации - насквозь условные. Гротескные декорации. И книга - лёгкое, что называется, чтиво. С шутками и приключениями. Но если со страниц дунет раскалённым ветром войны - это дуновение опаляет по-настоящему.
Мне страшно хочется ещё цитировать. Они хорошие... чуть не сказал «люди» - они хорошие души, Всеволод Серов и Валентин Зорин, сёстры Валевич, эльф Шар («Шаррон ап Идрис ыд Даэрун Аыгвейн и-так-далее, он же Шарапов по паспорту») и учёный кот. Их общество создаёт то самое дивное состояние, с которым в школе читались такого рода книги - с подвигами, с приключениями, с забавными и захватывающими эпизодами. Друзья. Отчаянный и развесёлый микс из сказок, мифов, легенд и фэнтезийных штампов напоминает старые, времён ещё моего детства, милые фильмы, вроде «Там, на неведомых дорожках».
И хорошо это написано, хорошо. Красочно, изобретательно, ярко. Наслаждение писателя собственным текстом - не дешёвым самоутверждением, уточню для писунов, а именно текстом, кайфом от языка - непременно передаётся читателю. Этот текст вызывает кайф и у читателя, опровергая убогое мненьице о том, что «язык - это не главное, главное - сюжет». Язык создаёт сюжет, героев, атмосферу, мир. Язык - материал. Утверждение, что «язык - не главное», сродни тому, что «материал - не главное, а потому давайте слепим резец из пластилина и будем им работать». Нет, господа. Ваши картонные, пластилиновые и фанерные резцы для обработки такого алмазно-твёрдого кристалла как человеческий дух-разум, слабо подходят.
А главное: книга о людях. Настоящие чувства в настоящих экстремальных и не слишком ситуациях. Достоверные реакции, непосредственное поведение, идеально мотивированное. И чистое. При битвах и эротике, при живой плоти текста - авторы нигде, ни разу не скатились в похабничанье, а их герои - в духовную гниль. Честь и слава.
Я буду рад, если глубокоуважаемые читатели подкинут ссылок на вещи такого уровня.