Поиск идеологического ответа на новые вызовы
Безусловно, столкновение с технологической составляющей западной цивилизации оказалось для Кореи очень серьезным вызовом. С одной стороны, технологическое преимущество было очевидно, с другой - многое в новых ценностях было принципиально чуждо традиционному менталитету. Добавим к этому становящийся очевидным кризис цинского Китая, после которого Запад как бы заменил его в нише культурного и интеллектуального авторитета, и успех «догоняющей» модернизации Японии, которая прошла тот же путь, что и Запад, всего за несколько десятков лет.
Вызов породил три основных идеологических течения: фундаменталисты, центристы и западники- просветители, группировавшиеся вокруг Прогрессивной партии (Кэхвадан или кэхва ундон
[1]), которую точнее было бы назвать «партией цивилизаторства»
[2].
Начнем с фундаментализма. В шутку его сторонников можно было бы назвать «чосонофилами», хотя сами они пользовались лозунгом «виджон чхокса»
, изобретение которого приписывается известному корейскому конфуцианскому философу Ли Хвану (псевдоним Тхвеге, 1501-1570). Главным идеологом курса «виджон чхокса» был Ли Ханно. Другими видными представителями этой группировки были Ки Чжо Чжин , Ли Ман Сон, Хон Чжэ Хак, Ю Ин Сок и Чхве Ик Хён (тот самый, приложивший руку к свержениюТэвонгуна)
[3].
«Чосонофилы» возникли как ответ не только на попытки насильственного открытия страны в 1866, 1868 и 1871 гг, но и на общий духовный кризис неоконфуцианства. Представители этого движения выступали за консервирование традиционных конфуцианских порядков, против открытия страны внешнему миру и каких-либо заимствований. В основе их мировоззрения лежал китаецентризм, христианство они полагали «еретическим учением», а европейцев - варварами.
Новые вызовы воспринимались ими как угроза основам цивилизации, - посягательство и на традиционную метафизику, и на традиционную идеологию, подкрепляющую старый порядок, в рамках которого варвары являются варварами, как бы ни было велико их техническое развитие. Иерархичность корейского общества они считали унаследованной от законов неба и земли, в то время как западное общество свободы и равенства казалось миром хаоса и эгоизма, управляемым грубой силой и выгодой. Внешний образ вестернизированного общества (европейский покрой одежды, многоэтажные каменные дома, западная кухня) вызывали глубокое отторжение и презрение, даже если речь шла о Японии, подпавшей под влияние «западных варваров»
[4]. «Маньчжуры были, по крайней мере, варварами, и мы могли говорить с ними; но пришельцы с Запада - нелюди, чудовища, и мы не можем с ними говорить», - писал Ли
[5].
Нельзя сказать, что чосонофилы ничего не хотели менять. Ли Хан Но писал: «Причина того, что западные варвары так дерзко проникают в нашу страну - в том, что наши простолюдины симпатизируют им. Симпатизируют им простолюдины из-за ненависти к государству, а ненависть эта порождена разгулом взяточничества и вымогательства, отнимающих у народа надежду на спокойную жизнь»
[6].
Иное дело, что они не собирались менять фундаментальные принципы, по которым функционировала традиционная система, и в этом смысле даже технический прогресс вызывал опасения: «У нас издревле имелись добрые установления в сельском хозяйстве и ремесле, и зачем их менять?»
[7] . Западные товары, медицина, календарь - всё это может превосходить китайские достижения, однако противоречит конфуцианской морали. Там выбирают то, что просто и полезно, и этот настрой, ориентированный лишь на выгоды, разрушает нравственность.
Внешняя торговля тоже воспринималась как источник опасности - поток дешевых товаров разорит страну и будет вызывать дополнительное смятение умов. Здесь чосонофилы довольно точно описывали перспективы банкротства страны из-за ее превращения в сырьевой придаток внешнего мира. Западные товары будут выкачивать из страны деньги, а экспорт риса приведет к росту цен и голоду.
Говоря о нависшей над страной угрозе Запада, Ли Хан Но сравнивал ее с потопом, остановить который может только «дамба» из конфуцианской морали
[8]. По мнению сторонников «виджон чхокса» , в целом «наши духовные ценности» достаточно сильны, чтобы противостоять любому внешнему влиянию. Надо лишь надлежащим образом исполнять свой долг. Если в обществе и умах перестанет царить хаос, «западные товары будут не нужны, прекратится торговля, и варвары уйдут!»
[9] .
Проблема чосонофилов была в том, что, кроме идей изоляционизма и духовности, они не могли предложить никаких конкретных рекомендаций по преодолению кризиса, - модернизации не было места в их мировоззрении. Потому все, что они могли - активно выступать против реформ. Так, 21 сентября 1866 г. Ли Ханно попросил вана публично сжечь во дворе дворца западные товары, подав обществу моральный пример.. В начале 70-х годов чосонофилы требовали запретить китайским купцам торговать предметами европейского и американского производства, разрешив обращение исключительно китайской продукции
[10].
А накануне подписания Канхваского договора знаменитый конфуцианский ученый Чхве Ик Хён (тот самый, что поспособствовал отстранению Тэвонгуна), пал ниц перед воротами дворца, заявляя, что Япония ничем не отличается от варваров-европейцев и заключение с ней договора приведет к гибели государства. Похожим содержанием обладала петиция Хон Чжэ Хака, который требовал наказания слуг вана, выступающих за реформы, и сожжения иностранных товаров и книг. Участники демонстраций против курса на открытие страны нередко шли с топорами в руках в знак готовности каждого быть казненным за свои убеждения
[11]. В чем-то им пошли навстречу, и все обращающиеся были репрессированы и сосланы, - Чхве Ик Хёна сослали на о. Чечжудо а Хон Чжэ Хак даже был казнен за оскорбление величества.
Лидером прогрессистов был Ким Ок Кюн, умный и талантливый человек (государственные экзамены он сдал в 21 год, что, безусловно, признак выдающихся способностей), происходивший, кстати, из того самого рода Андонских Кимов, которых отстранил от власти Тэвонгун. По роду своей деятельности он неоднократно (впервые в1881 г.) посещал Японию и учился у такого видного идеолога модернизации, как Фукудзава Юкити
[12]. Ван чрезвычайно доверял ему и считал его одним из четырех самых близких ему людей (трое других были консерваторами). И.А. Толстокулаков справедливо называет его «предвестником политической модернизации Кореи»
[13].
Все остальные члены Прогрессивной партии (Хон Ён Сик, Ан Гён Су, Ким Хон Чжип, Со Гван Бом, Юн Чхи Хо и др.) тоже неоднократно посещали Японию или Соединенные Штаты. Большинство из них имело средний возраст 25 лет и ранг, обеспечивающий право доступа к монарху.
Ким Ок Кюн был знаком с сочинениями французских просветителей, переведенными на японский язык. Особенным интересом пользовалась работа Ж.-Ж. Руссо, появившийся в Корее в переводе на японский. Иной источник идей группы - воззрения Пак Кю Су, выдающегося просветителя 1807 г. рождения, которого можно назвать последним сирхакистом. Именно он был губернатором Пхеньяна на момент потопления «Генерала Шермана» и именно он после отстранения Тэвонгуна от власти присоветовал двору начать заключать договоры с внешним миром. Правда, ко времени начала действий прогрессистов «кэхва ундон» он уже умер
[14].
Главным лозунгом прогрессистов был: «Цивилизованное просветительство, богатая страна и сильная армия». Признаками цивилизованности считались отказ от системы сословных привилегий, верховенство закона, развитие промышленности и технологий, отказ от устаревших традиций, включающих слабое участие народа в политической жизни общества.
Программу же можно свести к основным принципам: заимствование передовых технологий Запада; тотальная реформа административной системы для внедрения новых социально-экономических отношений; замена традиционной монархии на конституционную; отмена сословных привилегий и ограничений; развитие торговых и экономических связей с Европой; отказ от разделения общества на янбанов и простой люд и развитие корейской культуры на западной, а не китайской, основе. В качестве главных рычагов экономического развития страны реформаторы рассматривали её промышленный потенциал и торговлю.
Особая роль при этом уделялась просвещению. Прежнюю систему образования предлагалось заменить общенациональной сетью частных и государственных школ современного типа, где будут преподавать иностранцы или представители передовой общественности
[15].
Следует, однако, отметить один важный момент. Если мы внимательно рассмотрим классовый состав ранних реформаторов, мы обнаружим среди них очень много сооль
[16]. После открытия страны именно они как технические специалисты чаще других ездили за рубеж и общались с иностранцами у себя на родине, так как профессия переводчика также относилась к числу их традиционных занятий. Чунъин было куда менее зазорно общаться с иностранцами, они были более открыты для впитывания внешних знаний, и при этом очень хорошо понимали, что в условиях традиционной системы их карьерный рост абсолютно невозможен. Для большей части таких «Хон Гиль Донов» коренное изменение ситуации было единственным способом войти во власть, и немудрено, откуда брались их прозападная ориентация и критический настрой в отношении конфуцианской традиции.
Значительная часть молодых реформаторов успела побывать или поучиться за границей, что наложило на их мировоззрение дополнительный отпечаток. Отправиться учиться зарубеж означало вырваться из привычного круга и подышать воздухом свободы. Естественно, это только подстегивало их желание превратить Корею в «азиатскую Францию» или хотя бы конституционную монархию по японскому образцу, отринув практически весь традиционный компонент и восприняв новое максимально полно.
Отдельно надо сказать об отношении прогрессистов к христианству. Не все из них перешли в другую веру, но все они не были против его распространения в Корее. Христианство они ассоциировали с триумфом западной цивилизации и считали неотъемлемым элементом нового века.
Еще одним элементом концепций прогрессистов считают социал-дарвинизм
[17], и тут стоит сделать важную оговорку: когда о социал-дарвинизме говорят российские авторы, они упоминают этот термин в негативной коннотации в контексте рассуждений о высших и низших расах. О том, что они предназначены быть господами, а другие - стать слугами или быть уничтоженными. Корейские авторы, интересовавшиеся данным учением, делали упор скорее на другое. Рассуждения о конкуренции и борьбе за выживание становились для них скорее объяснением того, почему Корея должна совершенствовать свои армию, промышленность и структуру управления для того чтобы приспособиться к новым условиям и не стать жертвой естественного отбора.
[1] Как отмечает Хан Ён У, слово «кэхва» является сокращением двух конфуцианских цитат «кэмуль сонму» («выясняя сущность вещей, осуществлять дела») и «хвамин сонсок» («воспитывая народ, облагораживать нравы»).
[2] Тягай. С. 88.
[3] Тягай Г.Д. Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее. М: Наука 1983, с.49
[4] Тихонов В.М., Кан Мангиль. История Кореи. Т.1, с.395
[5] Тягай Г.Д. Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее. М: Наука 1983, с.137
[6] В.М. Тихонов, Кан Мангиль. История Кореи. Том I, С. 388
[7] В.М. Тихонов, Кан Мангиль. История Кореи. Том I, С. 392
[8] Тягай Г.Д. Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее. М: Наука 1983, с.126
[9] Тягай Г.Д. Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее. М: Наука 1983, с.59
[10] Тягай Г.Д. Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее. М: Наука 1983, с.59
[11] Тягай. С. 59.
[12] Являясь не столько политиком, сколько философом и первым президентом японской Академии наук, Фукудзава внес огромный вклад как в собственно идеологию японской модернизации, так и в создание современных иероглифических терминов. Его сочинения «Описание Запада» (1866) и «Всё о странах мира» (1869) знакомили читателей с политическим устройством западных стран, европейским парламентаризмом, банковской системой, военной организации. Фукудзава был последовательным сторонником вестернизации. В приписываемом ему эссе «Покинуть Азию» он заявлял о том, что, поскольку противиться проникновению западной цивилизации бесполезно, самым мудрым решением будет самим осуществлять вестернизацию, иначе Япония рискует потерять свою независимость.
[13] Толстокулаков И.А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. Владивосток, 2007, с.218
[14] История Кореи (Новое прочтение). С. 226-227.
[15] Толстокулаков И.А. Политическая модернизация Южной Кореи, с.222
[16] Хан Ён У отмечает, что кроме сооль, среди реформаторов было много молодых янбанов из северных предместий Сеула, но автор, увы, не в курсе того, имеет ли это существенное значение.
[17] Суть социального дарвинизма, разработанного Гербертом Спенсером и Томасом Хаксли, заключалась в применении учения Чарльза Дарвина об эволюции к социальным процессам и истории человечества. Ключевыми понятиями социального дарвинизма, как и «биологического», являются «выживание сильнейшего/наиболее приспособленного» и «борьба за существование». Как и биологические организмы, человеческие общества и нации должны находиться в постоянном самосовершенствовании и развитии, чтобы не стать жертвой кого-то более сильного и лучше «приспособленного» к меняющимся условиям. Идеи социального дарвинизма играли заметную роль и в воззрениях Фукудзава Юкити.