Бороздя пространство
Есть у меня такой забавный таракан - писать левой рукой. Нет, я не левша, просто иногда правая устает, и я хотела воспитать ей замену, поэтому иногда пишу левой. Пытаюсь, по крайней мере.
Но кто бы знал, что левая рука такая упоротая? Когда у меня был очередной приступ желания немного покалякать левой, на бумаге появились всего девять строчек. И, что забавно, кроме последней строки, в каждой строфе упорядочено количество слогов в строчках. Но даже не в этом суть. Суть в том, что эти строчки повествовали о чем-то непонятном, почти не связанном и белом. Ладно, подумала я, пусть будет.
Долго они так не провалялись. В скором времени у нас была лекция про адронный коллайдер, про теорию Большого взрыва, темную материю и темную энергию, взаимодействие электронов... Коллайдер и электроны были интересны, но все же не столько, сколько информация о вселенной, теориях на ее счет (ускоренное расширение, Большой взрыв, темная материя и т.п.), потому что это мне интересно перманентно, но еще и потому, что совсем недавно меня посещали как раз мысли о ее устройстве и движении. Интересовали-то - бог с ними, но эта лекция так наложилась на те леворукие и вообще левые стихи, которые я написала...
Ну, и получилось у меня
Белое мгновение
...белые хлопья
летят сквозь
ткань бытия
белые перья
сорваны
с сломанных крыл
белые травы
свисают над
чьим-то курганом...
один
ткань
...слово
Наверное, в этом мире могло бы быть нечто подобное нашему. Мог быть и взрыв, который называют Большим, могло быть расширение вселенной, могли появляться и гаснуть звезды...
Но здесь такого не произошло. Это было совсем молодое пространство, у него не было разрешения на схлопывание или резкое расширение. Не было права и на взрыв, что люди из более старшей Вселенной называют Большим. Но у пространства была мечта, мечта наполниться такими же сияющими и чистыми глазами, что и старшие сестры. У молодого пространства пока не было права расти, но медленно зажигать глаза-светлячки в своем небытии ему пока никто не запрещал.
Кто знает, сколько прошло времени с первого огонька? У пространства не было права на движение, а значит, и на время тоже. Если бы на это поглядели старшие сестры, они бы сказали, что с начала свечения и до его угасания прошли доли мгновения. Если бы было позволено сказать слово одному из светлячков, он ответил бы, что это длилось целую вечность - множество поколений назад и множество поколений вперед. Но им, как и пространству, слова не давали.
Просто однажды у пространства, которое еще не стало вселенной, появилось множество ярких глаз. Белые огоньки плавали в нигде, как белые хлопья, и ни один физик из других миров не сможет объяснить их природу - у них не было массы, излучения или размеров. Их просто было много и они отличались от того, где их не было. Иногда они сплетались, разбивались, менялись. Их движение стало упорядоченней, и старшие сестры, если замечали это, на мгновение становились недовольными - какое движение в нигде? Нельзя! Не позволено! Но молодое пространство удивленно-наивно мигало своими огоньками-глазками, будто вопрошая: "Какое движение? Нет движения. Ах, что это? Ничего. Совсем ничего. Нет, не то ничего, другое. Но ничего." И старшие сестры отводили взгляд, не вполне довольные ответом, но не видящие смысла и дальше обращать внимание на младшего брата.
Тем временем у глаз появлялись реснички, они стали вести себя, словно разумные существа. Они стали появляться, и Вселенные могли бы рассердиться... Но они больше не смотрели, и огоньки спокойно плавали, начиная образовывать что-то.
два
крылья
...мысль
Мир был очень застенчивым. Он появился там, где не должен был, а потому вел себя очень тихо - не взрывал звезды, не образовывал туманности, не мозолил глаза. Ему было отведено очень мало места - нисколько - и он старался брать не очень много лишнего. Потому и звезд в нем не было - всего лишь одно скопление света, который когда-то давно образовали огоньки, да маленькое место, будто участок земли, который освещал тот сгусток.
А на земле были люди.
Нет, не те люди, которые живут во Вселенной Большого взрыва. Люди маленького пространства были крылаты и зависели от своего странного источника света - и физически, и психологически. Их холодная кожа жадно впитывала не менее холодные лучи света, а белесые глаза подслеповато окидывали пространство взглядом. Впрочем, вряд ли бы кто мог назвать их слепыми - худощавые, костлявые тела стремительно прорезали небо, крылья легко проносили их так, как того хотели крылатые. И не было спасения жертвам, если они охотились. Охотились они на комочки светлячков, отдаленно напоминающих животных. И если ловили, впитывали их сияние длинными мохнатыми усиками, настороженно растущими на голове. Светлячки гасли, мертвели, рассыпались, а люди снова взымали в небо, в поисках любви, свободы и света. А когда умирали они сами, их тела рассыпались яркими искрами, белыми перьями, мгновенно рассеивающимися вокруг. И даже сгусток света будто становился больше...
Так было в начале.
Со временем света становилось больше, а потом его стало столько, что он начал приобретать материю. Старшие сестры пространства могли бы быть в гневе - ему не положено ни времени, ни материи, ни жизни! Но они были далеко. Они не видели. И мир продолжал расти.
Чем больше становилось материи, тем больше тускнел свет. Глаза людей стали цветными, усики - мохнатее, но животных они убивали уже не ради внутреннего света, а ради мяса, которое становилось все сочнее. Мир становился тверже, ощутимей. Небо бороздили люди, раскидывая огромные пушистые белоснежные перья в поисках истины, места и еды. Они стали враждовать между собой, считая, что им нужно больше, чем уже есть.
Крылья начали ломаться. Мир был встревожен - ему нужно было разрешение выйти на один уровень с сестрами, ему нужно было успокоить своих людей, ведь они были им! Но человечность охватила его.
Мир потонул в искрах, которые тут же становились пылью, неспособные перетянуть на весах чашу света. Люди яростно истребляли друг друга, патрулируя небо в поисках покоя, врага и надежды. Надежды не было. Покоя тоже. Врагами стали все. Но так продолжаться не могло, и сквозь глубокую печаль мир погасил свет. Осталась только материя, и люди стали падать. Падать вниз, слепые, оглохшие, потерявшие в одночасье себя и всё вокруг. Они стали падать и ломать свои крылья, и больше не поднимались с земли. Перья летели, плотным слоем скрывая под собой маленький, занимающий весь мир, участок земли.
три
курганы
...смерть
Он уже не знал, что делать. Просто не понимал, почему так вышло.
Под ногами единственного выжившего хрустели кости, перья и листва. Усики его печально опустились, крылья свисали двумя поломанными рамами, на которых кто-то развесил мертвых птиц. Он медленно ходил вокруг кургана, на холмике которого росла странная светлая трава, пробравшись сквозь перья, а затем сел и посмотрел в небо. Облака торжественно проплывали над ним, весело лучась изнутри. Человек закрыл глаза, из которых робким ручьем струились слезы, - и распался пылью и искрами. Лишь перья всколыхнулись и опали опять. И облака озаряли мягким светом опустевшую землю, где даже животные потеряли внутренний огонь.
Больше не было смысла продолжать. Мир медленно обращал материю в свет, а свет гасил. Вновь не было ничего, что появилось раньше, даже искорки печально таяли в небытии. Пространство затихло, ожидая гнева Вселенных, которые вновь обернули взгляд на младшего брата. Но там не было огоньков, и они снова прошли мимо, скупо поприветствовав его. Пространство отвернулось... и растаяло так же, как те искорки белого света. Не было даже ничего. Ни того, ни другого. И старшие сестры медлительно плыли вдаль, не замечая исчезновения младшего брата и еще не страдающие от человечности, но уже подхватившие его, и давая разрешение на разворачивание миров другим своим младшим братьям.
_______________________________
Люблю такие моменты. Когда что-то на что-то накладывается и получается нечто удачное.
Но кто бы знал, что левая рука такая упоротая? Когда у меня был очередной приступ желания немного покалякать левой, на бумаге появились всего девять строчек. И, что забавно, кроме последней строки, в каждой строфе упорядочено количество слогов в строчках. Но даже не в этом суть. Суть в том, что эти строчки повествовали о чем-то непонятном, почти не связанном и белом. Ладно, подумала я, пусть будет.
Долго они так не провалялись. В скором времени у нас была лекция про адронный коллайдер, про теорию Большого взрыва, темную материю и темную энергию, взаимодействие электронов... Коллайдер и электроны были интересны, но все же не столько, сколько информация о вселенной, теориях на ее счет (ускоренное расширение, Большой взрыв, темная материя и т.п.), потому что это мне интересно перманентно, но еще и потому, что совсем недавно меня посещали как раз мысли о ее устройстве и движении. Интересовали-то - бог с ними, но эта лекция так наложилась на те леворукие и вообще левые стихи, которые я написала...
Ну, и получилось у меня
Белое мгновение
...белые хлопья
летят сквозь
ткань бытия
белые перья
сорваны
с сломанных крыл
белые травы
свисают над
чьим-то курганом...
один
ткань
...слово
Наверное, в этом мире могло бы быть нечто подобное нашему. Мог быть и взрыв, который называют Большим, могло быть расширение вселенной, могли появляться и гаснуть звезды...
Но здесь такого не произошло. Это было совсем молодое пространство, у него не было разрешения на схлопывание или резкое расширение. Не было права и на взрыв, что люди из более старшей Вселенной называют Большим. Но у пространства была мечта, мечта наполниться такими же сияющими и чистыми глазами, что и старшие сестры. У молодого пространства пока не было права расти, но медленно зажигать глаза-светлячки в своем небытии ему пока никто не запрещал.
Кто знает, сколько прошло времени с первого огонька? У пространства не было права на движение, а значит, и на время тоже. Если бы на это поглядели старшие сестры, они бы сказали, что с начала свечения и до его угасания прошли доли мгновения. Если бы было позволено сказать слово одному из светлячков, он ответил бы, что это длилось целую вечность - множество поколений назад и множество поколений вперед. Но им, как и пространству, слова не давали.
Просто однажды у пространства, которое еще не стало вселенной, появилось множество ярких глаз. Белые огоньки плавали в нигде, как белые хлопья, и ни один физик из других миров не сможет объяснить их природу - у них не было массы, излучения или размеров. Их просто было много и они отличались от того, где их не было. Иногда они сплетались, разбивались, менялись. Их движение стало упорядоченней, и старшие сестры, если замечали это, на мгновение становились недовольными - какое движение в нигде? Нельзя! Не позволено! Но молодое пространство удивленно-наивно мигало своими огоньками-глазками, будто вопрошая: "Какое движение? Нет движения. Ах, что это? Ничего. Совсем ничего. Нет, не то ничего, другое. Но ничего." И старшие сестры отводили взгляд, не вполне довольные ответом, но не видящие смысла и дальше обращать внимание на младшего брата.
Тем временем у глаз появлялись реснички, они стали вести себя, словно разумные существа. Они стали появляться, и Вселенные могли бы рассердиться... Но они больше не смотрели, и огоньки спокойно плавали, начиная образовывать что-то.
два
крылья
...мысль
Мир был очень застенчивым. Он появился там, где не должен был, а потому вел себя очень тихо - не взрывал звезды, не образовывал туманности, не мозолил глаза. Ему было отведено очень мало места - нисколько - и он старался брать не очень много лишнего. Потому и звезд в нем не было - всего лишь одно скопление света, который когда-то давно образовали огоньки, да маленькое место, будто участок земли, который освещал тот сгусток.
А на земле были люди.
Нет, не те люди, которые живут во Вселенной Большого взрыва. Люди маленького пространства были крылаты и зависели от своего странного источника света - и физически, и психологически. Их холодная кожа жадно впитывала не менее холодные лучи света, а белесые глаза подслеповато окидывали пространство взглядом. Впрочем, вряд ли бы кто мог назвать их слепыми - худощавые, костлявые тела стремительно прорезали небо, крылья легко проносили их так, как того хотели крылатые. И не было спасения жертвам, если они охотились. Охотились они на комочки светлячков, отдаленно напоминающих животных. И если ловили, впитывали их сияние длинными мохнатыми усиками, настороженно растущими на голове. Светлячки гасли, мертвели, рассыпались, а люди снова взымали в небо, в поисках любви, свободы и света. А когда умирали они сами, их тела рассыпались яркими искрами, белыми перьями, мгновенно рассеивающимися вокруг. И даже сгусток света будто становился больше...
Так было в начале.
Со временем света становилось больше, а потом его стало столько, что он начал приобретать материю. Старшие сестры пространства могли бы быть в гневе - ему не положено ни времени, ни материи, ни жизни! Но они были далеко. Они не видели. И мир продолжал расти.
Чем больше становилось материи, тем больше тускнел свет. Глаза людей стали цветными, усики - мохнатее, но животных они убивали уже не ради внутреннего света, а ради мяса, которое становилось все сочнее. Мир становился тверже, ощутимей. Небо бороздили люди, раскидывая огромные пушистые белоснежные перья в поисках истины, места и еды. Они стали враждовать между собой, считая, что им нужно больше, чем уже есть.
Крылья начали ломаться. Мир был встревожен - ему нужно было разрешение выйти на один уровень с сестрами, ему нужно было успокоить своих людей, ведь они были им! Но человечность охватила его.
Мир потонул в искрах, которые тут же становились пылью, неспособные перетянуть на весах чашу света. Люди яростно истребляли друг друга, патрулируя небо в поисках покоя, врага и надежды. Надежды не было. Покоя тоже. Врагами стали все. Но так продолжаться не могло, и сквозь глубокую печаль мир погасил свет. Осталась только материя, и люди стали падать. Падать вниз, слепые, оглохшие, потерявшие в одночасье себя и всё вокруг. Они стали падать и ломать свои крылья, и больше не поднимались с земли. Перья летели, плотным слоем скрывая под собой маленький, занимающий весь мир, участок земли.
три
курганы
...смерть
Он уже не знал, что делать. Просто не понимал, почему так вышло.
Под ногами единственного выжившего хрустели кости, перья и листва. Усики его печально опустились, крылья свисали двумя поломанными рамами, на которых кто-то развесил мертвых птиц. Он медленно ходил вокруг кургана, на холмике которого росла странная светлая трава, пробравшись сквозь перья, а затем сел и посмотрел в небо. Облака торжественно проплывали над ним, весело лучась изнутри. Человек закрыл глаза, из которых робким ручьем струились слезы, - и распался пылью и искрами. Лишь перья всколыхнулись и опали опять. И облака озаряли мягким светом опустевшую землю, где даже животные потеряли внутренний огонь.
Больше не было смысла продолжать. Мир медленно обращал материю в свет, а свет гасил. Вновь не было ничего, что появилось раньше, даже искорки печально таяли в небытии. Пространство затихло, ожидая гнева Вселенных, которые вновь обернули взгляд на младшего брата. Но там не было огоньков, и они снова прошли мимо, скупо поприветствовав его. Пространство отвернулось... и растаяло так же, как те искорки белого света. Не было даже ничего. Ни того, ни другого. И старшие сестры медлительно плыли вдаль, не замечая исчезновения младшего брата и еще не страдающие от человечности, но уже подхватившие его, и давая разрешение на разворачивание миров другим своим младшим братьям.
_______________________________
Люблю такие моменты. Когда что-то на что-то накладывается и получается нечто удачное.