«Андреевский флаг не спускается и русские корабли не сдаются!»
Отрывки из воспоминаний капитана 1 ранга М. Гаршина о реакции Ольги Константиновны, русской великой княжны и королевы Эллинов, на Цусиму и сдачу остатков эскадры Небогатовым.
«Королева Ольга Константиновна, будучи дочерью генерал- адмирала Русского флота Великого князя Константина Николаевича, с детских лет вращалась среди моряков и горячо полюбила флот и флот полюбил ее. Лучшими ее друзьями были моряки, а к матросам она относилась, как мать, и всю жизнь заботилась о них, горячо принимая к сердцу их радости и горести.
Проживя почти всю жизнь на чужбине, королева всегда тосковала по России, до самозабвения любила все русское. Большим утешением и радостью для нее был всегда приход в Грецию русских военных кораблей или при следовании их в дальнее плавание, или для охраны порядка на Крите, или же в качестве стационеров в Пирее при русской дипломатической миссии.
Королева эллинов великая княжна Ольга Константиновна (в центре) на борту крейсера «Разбойник», Пирей, 1895г.
Королева всегда посещала эти суда, знала всех офицеров и многих матросов по фамилиям и, если корабль имел продолжительную стоянку в Пирее, то каждое воскресенье приглашала к себе во дворец, в Афины, матросов, группами в 50-60 человек, беседовала с ними об их службе, об их семьях, и их деревнях и всем им предлагалось угощение. Офицеры же приглашались к завтракам или балам в загородную королевскую резиденцию Татой. Один из офицеров написал в альбом: „Татой, Татой... там рай земной!"
В Русском флоте королева числилась шефом сначала 2го Флотского экипажа, а потом - 12го, офицеры и матросы которого носили на погонах букву „О" с короной.
По упразднении после японской войны этих экипажей, император назначил ее шефом команды крейсера „Адмирал Макаров". „Это был один из самых счастливых дней моей жизни", вспоминала потом королева. (Сначала ей было предложено шефство армейского полка, но она сказала что предпочитает хотя бы маленькую шлюпку-"шестерку", но на Флоте. м.К.) Она пожаловала крейсеру 10 тысяч рублей и учредила особый капитал, проценты с которого выдавались в виде пособия матросам, получившим увечья при исполнении служебных обязанностей, и на хозяйские нужды беднейшим матросам, уходившим в запас*.
Во время революции Временным правительством шефства были уничтожены, но команда крейсера «Адмирал Макаров» постановила продолжать считать королеву своим шефом. Уже после революции некоторые матросы продолжали посещать королеву, жившую тогда в Павловском дворце и при уходе в швейцарской расписывались в книге посетителей: «Посетили королеву левоцонеры военные моряки», далее следовали их фамилии.
Королева до мельчайших подробностей знала все особенности морской жизни, знала все замысловатые морские „термины": пол называла по-морскому - „палуба", окно - „иллюминатор", шлюпку никогда не называла лодкой; знала, что корабли не „ездят", а ходят и т. д. Но не одно внешнее „забавляло" ее, она понимала огромное значение флота для государства, прекрасно знала нашу морскую историю, знала чем Россия обязана морским силам.
Королева жила флотом. Его радости - были ее радостями, его неудачи причиняли ей страдания. Поражение нашего флота под Цусимой и, в особенности, сдача адмирала Небогатова было таким нравственным ударом для королевы, от которого она не могла оправиться много лет, и до конца своей жизни при воспоминании об этом поражении родного флота королева не могла удержаться от слез.
„Все, что касается флота", писала она, „так невыразимо грустно и, главное, то, что горю можно было бы помочь, но ничего не делается, прошлые грустные события во флоте как будто ничему не научили, повторяются все те же ошибки, лучшие люди уходят... Чем все это еще кончится..."
Когда, одно время, вместо коренных реформ, во флоте начали было заниматься переменами форм обмундирования, это не ускользнуло от внимания королевы, которая по этому поводу писала: „Морским офицерам даны сухопутные белые шарфы... я готова плакать".
Русский госпиталь в Пирее.
Однажды, когда были уже получены извести о сдаче судов отряда адмирала Небогатова, королева посетила свой госпиталь в Пирее, где в это время находился на излечении после тяжкой операции автор этих строк, раненый в Порт-Артуре (мичман Гаршин сражался на «Севастополе» и сухопутном фронте. м.К.). Разговор, конечно, коснулся последних военных событий и королева, обсуждая обстоятельства сдаачи наших кораблей, воскликнула: «Как Небогатову могла прийти в голову такая ужасная мысль», на это я ответил, что, к сожалению, сам Морской Устав вкладывает в голову эту мысль, т. к. возможность сдачи кораблей неприятелю во время боя совершенно определенно предусмотрена в статье 354 этого Устава, где даже перечислены случаи, когда разрешается во избежание «бесполезного кровопролития» сдать корабль и что адмирал Небогатов был воспитан именно на этом уставе.
Королева не хотела верить этому и попросила меня дать ей мой устав. Прочтя статью 354, она воскликнула с негодованием: «Эта статья - позор!», потом взяла перо и вычеркнула всю статью 354, оставив только ее начало, гласящее: «во время сражения командир подаёт пример мужества и продолжает бой до последней возможности», и собственноручно добавила: «Андреевский флаг не спускается и русские корабли не сдаются».
Впоследствии, комиссия по пересмотру Морского Устава изменила статью 354 именно в том смысле, что возможность сдачи судов неприятелю не допускается ни в каких случаях.
Когда в феврале 1906 года начался суд над Небогатовым, королева лихорадочно следила по газетам за процессом и, приезжая в Пирейскую больницу, где я лежал, делилась со мною своими мыслями. В конце февраля она заболела и в обещанный день не смогла приехать в больницу, а написала по делу Небогатова следующие строки:
«Прочли ли вы в «Новом Времени» за 10 и 11 февраля оправдание Небогатова. Какой ужас! Пусть он прав, обвиняя морское министерство в неудовлетворительном снабжении своей эскадры как людьми, так и припасами, вооружением и проч., а адмирала Рожественского в неуспешном управлении морскими силами, но утверждение, что не стоило погибать за Андреевский флаг той России, представители которой обрекли его на верную гибель - разве это не отвратительная гадость. И что сталось с русскими людьми? Как они дошли до извращения понятий.
Разве может Андреевский флаг быть представителем тех или других людей, временами достойных, временами нет?
Андреевский флаг является искони, в представлении русских людей, священным символом самой России, такой, какой она должна быть - идеальной России, не зависящей от меняющихся обстоятельств. Унижение Андреевского флага - унижение России.
Надо жить на чужбине, чтобы понять все значение своего родного флага, его неприкосновенность и ненарушимость, и испытать ту болезненную привязанность к этой тряпочке, к внешней оболочке того символа, ради которого люди идут на смерть с лёгким сердцем и беззаветно жертвуют собою».
Шифровки "О" на эполетах и погонах, крейсер "Адмирал Макаров", в центре эмблема греческого эсминца "Василисса Ольга", погибшего в 1943г.
* Помимо официального шефа, у крейсера был еще и неофициальный покровитель в лице вдовы знаменитого адмирала. Из Г.К. Графа : «Особенным человеком была вдова Степана Осиповича - Капитолина Николаевна. Она была доброй и хорошей женщиной, хотя, несомненно, честолюбивой и отличалась большим остроумием. В Кронштадте, в бытность адмирала главным командиром, про нее ходило много рассказов и анекдотов. Не меньше про нее говорилось затем и в Петербурге, и в эмиграции, где она жила в Париже, Каннах и Ницце.
У меня лично с ней вышел один случай, и мне было очень неприятно, что я как бы поступил с ней недостаточно вежливо. Это было в 1917 г. (до революции). Я стоял в хвосте у билетной кассы на Финляндском вокзале. Передо мной и сзади меня было человек по тридцать. Поэтому приходилось долго ждать. Вдруг ко мне подходит какая-то дама, подносит к глазам лорнетку и, наведя ее на меня в упор, в тоне, не допускающем отказа, приказывает: «Купите мне билет». Я на нее недоуменно посмотрел и ответил, что я этого не могу сделать, так как публика давно стоит в очереди и будет роптать. Она опять навела на меня лорнетку и чрезвычайно недовольно сказала: «Я адмиральша Макарова». Говорила она громко, так что окружающие не могли не слышать разговора. Я прежде никогда адмиральшу не видел и оттого не подозревал, кто со мною говорит. Но, и узнав, кто она, ей отказал, боясь скандала со стороны публики. Она чрезвычайно рассердилась и ушла.
В общем, выходило, что нашим, так сказать, неофициальным шефом была милейшая Капитолина Николаевна, и она «Макарова» считала - своим крейсером.
Но крейсер имел и официального шефа - королеву эллинов Ольгу Константиновну. Поэтому мы носили на погонах букву «О» с короной, чем и очень гордились, так как это нас отличало от всех кораблей флота».