Ф.Инголл. "Последний из Бенгальских улан". Глава 5. "От Пешавара до Ланди Котала".
Глава 5. От Пешавара до Ланди Котала.
Вахидулла должен был стать моим первым денщиком, или персональной прислугой. Он был патан (пуштун). Его английский хромал, а я плохо знал урду, но он сумел объяснить, что я должен идти с ним. Что мне надо будет остановиться в отеле в Пешаваре до завтра, когда команда из Эссекского полка прибудет из Хайбера, и я поеду с ними.
Мне казалось странным, что нет никаких официальных известий из батальона, куда я назначен. Но я подумал, черт возьми, это же Индия, здесь явно все не так. Еще в Бомбее я послал телеграмму в часть, в соответствии с традициями службы и этикетом, привитыми в Сандхерсте, с предполагаемым временем своего прибытия в Пешавар. Я не имел ни малейшего понятия, что здесь никому нет дела до прибытия очередного офицера,- никому, кроме Вахидуллы.
Фактически и это была чистая случайность. Ему шепнул один из слуг в батальонной столовой, который слышал от адъютанта, что к завтраку должен приехать новый офицер. У Вахидуллы сейчас не было работы, и он решил назначить сам себя моим денщиком. Он взял «бумаги» (рекомендательные письма от прежних хозяев) и сел на автобус до Пешавара.
Вахидулла занялся моими вещами, расплатился с кули (носильщиками) и нанял 2 «тонги»- одну для себя, а другую для меня.
Тонга, Удайпур, 1929г.
«Тонга» была основным видом общественного наемного транспорта в те времена, когда такси были столь редки. Обычно это была легкая двуколка с изможденным пони, кучер спереди, а пассажир сзади - лицом назад. Мой багаж был сложен вокруг меня, и мы поехали в отель «Дин`с».
Фото 1946г. и реклама неизвестного года. 5 минут от ж\д станции! Электрические свет и вентиляторы!
Отель «Дин`с» был единственной европейской гостиницей в Пешаваре и был знаменит задолго до моего рождения. (не совсем так - отель был открыт в 1913г., а Инголл родился в 1908г. Но действительно знаменит - здесь останавливались А.Тойнби, Р.Киплинг, У.Черчилль и тд. Как раз, в 1929г. там был король Афганистана Надир-шах, не в соседнем ли номере?)) Офицеры обычно останавливались в Офицерском клубе, но я, разумеется, еще не был его членом. Это было мое первое знакомство с провинциальным отелем, и я нашел его чистым и достаточно комфортабельным. Мой номер состоял из спальни-гостиной и ванной комнаты. Главной частью обстановки была чарпая (топчан)- деревянная кровать с натянутыми полосками из хлопковой ткани. Над кроватью - москитная сетка на бамбуковых столбах. В остальном ты снабжал себя сам. Каждый сахиб путешествовал со своим походным чемоданчиком, где хранились матрасы, одеяла, простыни, подушки…
Завершали мебель письменный стол, стул и кресло из тростника. Сверху висел большой электрический вентилятор.
Ванная была обычной. Эмалированный умывальник и рукомойник на деревянном основании и большая оцинкованная ванна на каменном полу. Позади ванны стоял большой глиняный кувшин «чатти» с холодной водой. Если вы хотели помыться, денщик или слуга посылал за бисти (водоносом), которых все знают по «Ганга Дин» Редьярда Киплинга. У тех было определённое количество 5-галонных (примерно 19 литров) ведер, постоянно нагреваемых на открытом огне. И когда поступал «заказ», они наливали 10 галлонов горячей воды в ванну, а из чатти можно было разбавить холодной. И, наконец, там был эмалированный ночной горшок. «Писпа» - как его называл денщик, а также «Гром-ящик» (сортир на жаргоне, - из-за звуков издаваемых на нем??))), деревянный ящик с эмалевым сосудом внутри и крышкой. Эти два горшка забирали и чистили уборщики из низших каст, другим слугам нельзя было такое поручать. Они вываливали их в ведро, а ночью опорожняли в большую бочку на повозке с волом. Такой вот грубый, но универсальный, способ использовался во всех провинциальных гостиницах Индии.
На следующий день действительно прибыла партия из Эссекского полка: субалтерн по имени второй лейтенант Хазелтон, пара сержантов и 20 солдат. Но они оказались здесь не для того, чтобы встретить и сопроводить меня до Ланди Котала, а забрать месячное жалованье для батальона.
Для начала, солдатам дали пару дней увольнения, хотя заняться им тут было нечем, разве что встретиться с солдатами другого британского полка, стоящего здесь, Собственного Короля Йоркширского легкопехотного. Хазелтон разместился в офицерском Клубе, а я остался в гостинице, но проводил все дни с ним, жадно слушая рассказы о Ланди Котале и батальоне, где мне предстоит служить.
Как только небольшой отпуск закончился, Хазелтон с солдатами пошел в Имперский банк Индии в Пешаваре, и я с ними. Я был изумлен - по правилам мы должны были сами пересчитать деньги. Это был очень долгий и трудоемкий процесс. Не просто пересчитать все банкноты, уже упакованные сотрудниками банка в пачки, но и каждую монету в стопках, а затем упаковать их обратно. Потом Хазелтон должен был подписать бумаги, что все деньги посчитаны и проверены. В те времена Банк Индии был не коммерческим заведением, а частью государственной машины, и я был поражен, что подпись очень молодого офицера, таким образом, может оказаться более весомой, чем подпись главного кассира банка.
Наконец деньги были пересчитаны. Они были уложены в крепкий денежный ящик, крышка закрыта и большой замок навешен, а сам сейф обмотан массивной цепью, звенья которой были размером с указательный палец. Потом его взгромоздили на тонгу, чтобы отвезти на станцию- бедный пони шатался и еле вез такую тяжесть-, а охрана маршировала рядом.
Так, на последнем отрезке своего пути, я был вынужден ехать во 2м классе с солдатами и денежным ящиком. Сейф закрепили цепью к кольцу в полу. Это была обычная предосторожность. Все местные знали, что мы везем жалованье для целого батальона. Даже если бы на поезд напали и перебили наш маленький эскорт, их усилия увенчались бы сомнительной наградой в виде необходимости разломать весь вагон, чтобы увезти ящик.
Поезд в Ланди Котал, 1937г.
Наш поезд состоял всего из нескольких вагонов, но даже их приходилось тащить двум локомотивам спереди и двум сзади, чтобы продвигаться по крутым хайберским горам. Я, как романтически настроенный новичок на знаменитой окраине Империи, был настроен нетерпеливо. Для Хазелтона и солдат это была рутина. Наконец, поезд покинул Пешавар и двинулся к вечно бурлящей Границе. Месту, где молодой солдат всегда может научиться сражаться с врагом, и, быть может, прославиться! (в оригинале дословно - «выиграть, добиться своих шпор» - идиома, восходящая к рыцарским временам)
Граница, в отличие от Северо-Западной Приграничной области, где Пешавар был столицей, была полоской земли в 50-100 миль шириной между британской Индией и Афганистаном. Четкого разделения нигде не было, кроме нескольких мест типа дороги у местечка Ланди Хана, неподалеку от Ланди Котала, куда я был заброшен судьбой.
Граница Афганистана и британской Индии, 1930е гг.
Где замиренными, где нет - Граница была заселена воинственными племенами афридиев, масудов, шинвари и тд. Они были светлокожими, многие с голубыми глазами. Говорят, что они потомки фалангитов Александра Великого. Патаны говорят на языке, который сами называют пушту. Где-то мягкий, где-то более грубый и гортанный, но в целом одинаковый с севера на юг, язык.
В те времена племенные земли были поделены условной чертой, известной как «Линия Дюранда», намеченной штатским чиновником этого имени в 1893г. Но реально Граница всегда была в беспорядке и в городах размещались большие гарнизоны британских войск, чтобы защитить местное население и охранять границу. Некоторые стояли вообще на племенной территории, крупнейший в Размаке, и дорога к нему была также под охраной, чтобы можно было посылать конвои со снабжением. Как и всем отдаленным гарнизонам, Размаку досаждали набеги местных племен. Вооруженные и воинственные, они были постоянной угрозой. Даже между собой любые разногласия традиционно решались насилием, а потом кровная месть передавалась из поколения в поколение.
В дополнение к регулярным армейским частям, некоторые земли были под наблюдением («полу-контролем») иррегулярных войск, набираемых из местных, обычно известных как леви или скауты. Они не только уменьшали давление на регулярную Армию, но и удерживали хотя бы часть племен от беспорядков. Их офицерами были британцы, прикомандированные из регулярных полков, и они носили довольно известные в тех местах названия: Южно-Вазиристанские скауты, Куррамская милиция, Зхобская милиция, Гилгитские скауты, не говоря о многих других. Некоторые офицеры настолько проникались такой службой, что навсегда оставались там, жертвуя карьерой в своих полках.
Читральские скауты, 1920е гг.
Британцам было запрещено находиться на племенной территории, кроме как в конвое снабжения, или в сопровождении хассадаров, или «страховщиков» как я их называл. Они набирались из местных деревень, и оплачивались политическим офицером, жившим в лагере под Ланди Коталом. Он же снабжал их «униформой»,- рубахи и штаны цвета хаки,- и .303 патронами. Оружие у хассадаров было свое - ворованные или копии .303 СМЛЕ. Боеприпасы к ним были реальной проблемой, в отличие от сомнительных самоделок, и поэтому были для них дороже золота. И они были эффективны. Если бы находящийся под защитой офицер был убит, то, конечно, быстро и неминуемо виновных настигла бы кара, но тут сама система удерживала преступников, так как это вызвало бы ярость местных племенных вождей. Негодяй был бы убит своими же по возвращении, чтобы «не портить рынок». Я много времени провел под охраной таких людей, путешествуя по просторам приграничья Афганистана.
Чем дальше наш поезд пыхтел и тащился по пути к Хайберскому проходу, тем больше я очаровывался дикими горными пейзажами, и с нетерпением выскакивал на каждой станции, вместе с охраной, выставляемой вокруг нашего вагона. Складывалось общее впечатление, что это бесплодная горная страна, покрытая деревнями племен и редкими военными постами или фортами.
Типажи Ланди Котала, 1937г.
Все деревни были укреплены стенами, над которыми возвышались смотровые башни. Даже местные старались не выходить по ночам, разве только если сами не шли на какое-нибудь бесчестное дело или в набег. Возле каждой деревни были небольшие участки возделываемой земли, но почва была настолько скудна, что мне эти попытки заниматься сельским хозяйством казались бесполезными. И действительно, как я убедился позже, если бы не ежегодные субсидии, получаемые от правительства - за «хорошее поведение»,- и не поборы с проходящих верблюжьих караванов, то они оказались бы совсем без денег и вынуждены были бы заниматься бандитизмом.
Караван, 1928г.
На индийской стороне Прохода стоял зловеще выглядящий форт Джамруд. Как коричневый громадный линкор, со стенами и бастионами свыше 3 метров толщиной, он защищал границу и, одновременно, был пропускным пунктом для бесчисленных торговых кафила (караванов).
Джамруд в 1920е гг.
Джамруд в 1930е гг.
Хайберский проход, ранние 1940е гг.
Хайберский проход, февраль 1930г.
Через Проход было 3 пути - караванный, для автомашин и ж\д. Караваны шли по дну перевала, машинная дорога выше по склону, а железная дорога зигзагами через десятки тоннелей в скалах. Она пролегала на высоте больше 600 метров более чем на 32 км. Уклон часто достигал от 1 до 33. Когда в 1920-25гг эту дорогу строили, исходя из стратегических целей, это было просто немыслимым начинанием, и ее постройка поразила всех инженеров мира.
1930г.
1936г.
Первые 20 км были особенно впечатляющи, когда состав шел через Али-Масджидское ущелье, среди узких расщелин и высоких скал, из которых пик Тартарра достигал высоты 2072 м. Можно себе представить насколько неприступным казался этот проход древним завоевателям. После ущелья он заметно расширялся, достигая ширины 2-3 км, здесь опять начинались деревни и участки обрабатываемой земли.
Наконец, мы достигли Ланди Котала, военного лагеря, где я должен был провести следующие несколько месяцев, будучи прикомандирован к Эссекскому полку.
Станция Ланди Котал в 1937г и 1930г.