Андре Моруа "Полковник Брэмбл и его друзья". Комментарии. Глава XI.
«Первое знакомство бригады с деревней оказалось не слишком удачным. Деревенские недоверчиво разглядывали иноземных солдат с голыми коленями. Их речь чем-то походила на барабанную дробь. А бригаде не понравилось, что в деревне так мало кабачков (estaminets) и красоток. Жители Хондезееле с грустью вспоминали дивизию территориальных войск из Лондона (division de territoriaux de Londres). Ее личный состав отличался благозвучным говором и туго набитыми кошельками. Куда бы Орель ни зашел, везде сразу же начинался разговор о лондонцах, словно о любимых приемных детях».
В 1914г. было 14 территориальных дивизий (в 1918г.-28), включая 1ю и 2ю Лондонские, с началом войны переименованных в 1ю\1ю и 1ю\2ю. Позже они были перенумерованы в 56ю и 47ю соответственно, также были сформированы 58я и 60я дивизии. С полковой точки зрения почти все батальоны этих дивизий относились к территориальному Лондонскому полку.
1я\2я Лондонская дивизия высадилась во Франции в марте 1915г. и стала вторым территориальным соединением прибывшем на фронт в полном составе. Чтобы не путать со 2й дивизией регулярной армии ее называли просто Лондонской, но в мае 1915г. переименовали в 47ю (Лондонскую). Активно воевала всю войну, в том числе, в битве при Лоосе 1915г. и наступлении 1918г.
1я Лондонская дивизия оказалась раздергана, ее части индивидуально перебрасывались во Францию, на Мальту, в другие дивизии, она фактически перестала существовать. В январе 1916г. было решено возродить ее, но уже под номером 56. Эта дивизия тоже активно участвовала в боевых действиях.
60я (2я\2я Лондонская) дивизия была во Франции с июля до ноября 1916г., к Рождеству 1916г. ее перебросили на Салоникский фронт.
58я (2я\1я Лондонская) дивизия попала во Францию в январе 1917г.
С учетом того, что названия населенных пунктов в этих главах вымышлены, номер дивизии, в которую входит вымышленный Леннокский полк, не указан (скорее всего, это аллюзия на 9ю (Шотландскую), но, тем не менее…), события происходят в Рождество и январе неназванных лет (по идее, это 1917-1918гг., но вообще вопрос о хронологии в романе не однозначен), то приходится предполагать, что романные территориалы из Лондона могут быть из любой из этих дивизий.
Также отметим, что название вымышленной деревушки встречается в романе несколько раз. В оригинале она называется Hondezeele, в переводе в 11й главе Хондезееле, в других - Ондезееле. Правильнее, скорее, второй вариант, ведь это французская деревня, хотя и населённая фламандцами, во французской Фландрии.
«Scotch. С таким не пойдешь на променад… Не годится, - добавили внучки». В оригинале они говорят короче: «Scotch... Promenade... no bonne».
«И Орель шел в соседний дом, где другие старушки столь же слезно горевали о других Билли, Гаррисах, Джинджерах и Darkies». «Черномазых (англ.).» - бесстрастно переводит комментатор 1992г.
Не обязательно отправляться далеко в Африку или Вест-Индию, чтобы найти чернокожих солдат Первой мировой войны. «Черные Томми» были частью Британской армии на протяжении долгого времени, еще с XVIII-XIX веков, и служили не только в колониальных туземных войсках, но и в регулярных полках, даже Гвардии. В Британии уже десятилетиями существовали общины уроженцев Вест-Индии, африканцев, арабов в Ливерпуле, Бристоле, Кардиффе, Тайнсайде, Лондоне и других портовых, и не только, городах. Многие жили здесь уже на протяжении нескольких поколений, было немало потомков от смешанных браков.
Однако в целом ситуация со службой цветных в армии была противоречива и запутана, власти и командование относились к этому довольно негативно. Генерал Уолсли в свое время заявил: «давайте сохранять наши Британские полки строго британскими… Если когда-нибудь мы начнем пополнять наши ряды чужими расами, за этим наверняка последует наше падение». Китченер писал, что «цвет «черных» делает их слишком заметными на поле боя… «Черные» солдаты [представляют] больший источник опасности для друзей, чем для врага».
Процветали подозрения по поводу их храбрости, упорства, способности переносить холодный климат и т.п., и это при том, что тогда господствовали теории о прирожденных воинственных расах и признавались боевые качества зулусов или «фуззи-вуззи». Нежелание давать военную подготовку и боевой опыт колониальным народам, вопросы большой политики - использование колониальных войск в Европе считалось моветоном. Наконец, расизм и дискриминация на бытовом уровне.
Согласно правилам 1907г. должна была соблюдаться пропорция не более 1 «чужого» на 50 британских солдат и возможность производства в звание не выше уоррант-офицера. Статья 28 главы 10 Руководства по военному праву 1914 г. говорила то же самое - количество «чужих», включая «негров», в батальоне до 2%.
Но при этом рожденные в Англии считались британцами, а не «чужими». Жители Вест-Индии также ощущали себя черными англичанами, а не «туземцами». В паспортах или при переписи населения в большинстве случаев даже трудно понять, кто цветной, так как указывалось место рождения, а не раса, имена и фамилии обычно были общеанглийскими. Что, кстати, затрудняет современным исследователям поиски «черных Томми» в архивах, если нет четких указаний в мемуарах или других источниках. Фотографии и кинохроника также не всегда помогают - плохое качество, а тот, кто считался цветным или полукровкой зачастую мог быть светлее иных просто смуглых или загорелых…
Начало войны вызвало патриотический подъем среди всех слоев населения, в том числе и у небелых британцев. Тем более что, по идее, на них ограничения и не должны были распространяться. На практике же били не по паспорту их путали с иностранцами-«чужими» на улице и косо смотрели в органах власти. В общем, все зависело от решений конкретных вербовщиков на местах и отношения полкового командования. Могли отказать, даже если во всем остальном кандидат подходил по всем статьям; могли взять, иногда даже в Гвардию; могли взять, но потом отчислить или перевести в менее престижную часть.
Так же следует упомянуть о массовом притоке добровольцев из собственно Вест-Индии в начале войны. На них смотрели еще более косо, подозревали в шкурных интересах, а не искреннем патриотизме. Как и местным, кому-то удавалось записаться, кому-то отказывали, а иногда даже приговаривали к штрафам или небольшому заключению за проезд судовыми «зайцами», зачастую с издевательскими формулировками.
Но отказываться от «лишних» солдат все же было нерасчетливо, и в сентябре 1915г. был сформирован Британский Вест-Индский полк (не путать с просто Вест-Индским полком (1888-1962), через который прошло в общей сложности свыше 15 тысяч человек. Две трети - выходцы с Ямайки, остальные с Гвианы, Тринидада, Гренады, Барбадоса, Багам и т.д. Также в него было зачислено или переведено из регулярных батальонов и некоторое число «доморощенных», что было для них довольно унизительно. Полк был ниже по статусу. Несколько его батальонов сражались на Ближнем Востоке, но те, кто попал во Францию или Италию фактически были небоевыми частями, потому что это было бы против «британской традиции не использовать аборигенные войска против европейского неприятеля». Солдаты получали меньшее жалованье. В конце концов, эти проблемы вылились в Тарантский мятеж 1918г. и беспорядки на их родине.
Даже с введением призыва в 1916г. многим продолжали отказывать в службе в армии, но одновременно известны случаи привлечения к ответственности за уклонение от нее! Например, в Абердине чернокожий дрессировщик львов и волков предстал перед трибуналом и получил трехмесячную отсрочку, а в Йоркшире 38-летний Гарри Спенсер, живший в Англии 11 лет, был обвинен в отказе регистрироваться, после чего обязался пойти в армию немедленно. Известен как минимум один чернокожий отказник по соображениям совести.
Лишь в июне 1918г. в связи с тяжелой обстановкой на фронте Армейский Совет принял решение об отмене «цветной планки» и разрешил служить цветным британцам в боевых и других воинских частях при условии, что они смогут вписаться с точки зрения еды и знания языка. Как вы уже догадываетесь, на практике даже после этого сохранялась случайная и противоречивая политика, а после войны далеко не все получали заслуженное уважение и признание наравне с другими ветеранами Великой войны.
Подводя итоги, основная часть цветных солдат находилась в туземных колониальных или трудовых подразделениях, но определённое число «darkies» в индивидуальном порядке служило в обычных британских воинских частях (пожалуй единственное (?) расово однородное подразделение - Цветная секция Королевских инженеров). Их было немного по сравнению с обычными белыми солдатами, зачастую один человек на батальон, многое зависело от географии зон набора новобранцев, но они могли встретиться практически в любом полку, службе или корпусе Британской армии, в том числе и в упоминаемых в романе «Лондонской территориальной» и «Шотландской» дивизиях.
Некоторые дослужились даже до офицерских чинов, несмотря на, казалось бы, прямой и однозначный запрет. Им будет посвящен отдельный пост, а пока для затравки пара отрывков: «Футболист Уолтер Талл считается первым и чуть ли не единственным чернокожим офицером, но это далеко не так.
Джордж Эдвард Кингсли Беманд (1892-1916) родился на Ямайке от отца-англичанина и матери-ямайки. В 1908г. переехал в Британию на лайнере «Лузитания», причем в судовых документах его мать и он записаны как африканцы. Закончил Далуич-колледж в Южном Лондоне и поступил в Университетский колледж Лондона. С началом войны записался в университетский Корпус подготовки офицеров и в мае 1915г. был произведен во 2е лейтенанты Королевской артиллерии. При этом в документах он указал, что является «British born», даже не натурализованным, и чистокровным европейцем. На фронте служил сначала в Колонне боеприпасов 148й бригады, затем был переведен в 5ю батарею траншейных минометов и погиб в декабре 1916г.
Х.С.Сьюэлл имел бабку мулатку-бывшую рабыню с Ямайки. Во всем остальном его биография типична для офицера из богатой семьи. Школа Харроу и Тринити-колледж (Кембридж), вышел в Гвардию, воевал в ПМВ, дослужился до бригадного генерала, женился на дочери американского гипсового магната, в годы ВМВ служил в Британской информационной службе в Нью-Йорке. Он, разумеется, вряд ли испытывал какую-либо дискриминацию, но при этом его полковое прозвище было «Самбо», в годы ВМВ заокеанские «кузены» называли его «черным», а сейчас некоторые исследователи записывают в статистику.
«Наутро он послал к ней ординарцев с посудой, а в обеденный час заявился самолично в сопровождении майора Паркера и доктора О’Грэйди. У входа их ждали ординарцы.
- Madame, sir, she is a regular witch! She is a proper fury! That’s was she is!»
«Мадам» встретила его невнятными сетованиями и всхлипами».
В оригинале разнообразнее. Первый раз действительно написано ordonnances - ординарцы, вестовые, а вот во второй - «servants», причем именно в авторских кавычках, «слуги», «прислуга». А вот зачем мадам в кавычках, я, честно говоря, не понял. Мадам и по-английски и по-французски пишется одинаково, и сам Орель потом обращается к ней так же, уже без кавычек, и, похоже, без издевки или тайного смысла.
«Внесите ящики в столовую, - примирительно приказал Орель ординарцам». Здесь ординарцев нет вообще. Орель просто примирительно приказал.
«Немного позже Орель заглянул к местной бакалейщице г-же Лемэр купить шоколаду. Г-жа Лемэр сложила в углу лавки весь довоенный ассортимент, и теперь, как и вся деревня, торговала овсяной крупой, дешевыми сигаретами и расшитыми почтовыми открытками с надписью: «From your soldier boy» («От твоего парня-солдата» (англ.) - сообщает нам комментарий в издании 1992г.)
Госпожа Лемэр - mercière, то есть галантерейщица. Просто сейчас, как следует из второго предложения, она торгует тем, что имеет спрос среди солдат. В оригинале указаны конкретные названия - «Quaker Oats» и сигареты «Woodbines».
«Quaker Oats» - знаменитая продуктовая фирма, возникшая в 1870е гг, производила овсяные хлопья быстрого приготовления. Ее продукция пользовалась большим успехом, в том числе среди путешественников и военных, побывала на Северном и Южном полюсах, Эвересте и в космосе.
«Woodbines» появились в 1888г. Британские крепкие дешевые сигареты без фильтра были популярны среди рабочего класса и, особенно, военных в Первую и Вторую мировую войны.
Вышитые шелком поздравительные открытки появились во Франции в начале XX века и производились до 1950х гг., пик их популярности пришелся на Первую мировую войну. Особенным успехом эти сувениры начали пользоваться среди британских «томми», а затем и у солдат других стран.
Производились как машинным способом, так и вышивались вручную гражданскими лицами во Франции и Бельгии, а в Великобритании - бельгийскими беженцами. Дизайн, техника и качество изготовления, сюжеты могли быть весьма разнообразными, от типовых до индивидуальных.
Они были дороже обычных, поэтому часто их отправляли домой в конверте, вместе с вложенным письмом, а на самой открытке не писали.
Дома их могли вешать на стену, хранили в семейных архивах, и, конечно же, это был яркий и запоминающийся подарок с фронта.
«Ах, так это вы про слесареву жену, - сказала г-жа Лемэр, ожесточенно массируя себе грудь. - Меня это нисколько не удивляет. Ведь они из Мевекерке, а уж у нас давно известно: все, кто родом из Мевекерке, - самые паршивые людишки».
В оригинале menuisier, то есть плотник, столяр. Moevekerke - название, как и Ондезееле, судя по всему, вымышленное, но типичное.
* * *
«Восемь дней спустя деревня и бригада вкушали чистые радости медового месяца. В каждом доме какой-нибудь Джек, или Джинджер, или какой-нибудь Darky помогал мыть посуду, называл бабушку «бабуся» и оживленно шутил с девушками. Личный состав лондонских территориальных частей был начисто забыт. Вечерами в просторных пустых амбарах, под аккомпанемент бретонских волынок, украшенных лентами, шли монотонные танцы».
«Бабуся» в оригинале Granny, на английском.
Артур Уильям Дэвид Робертс (1897-1982).
Как уже говорилось, darky мог встретиться в любой британской воинской части, в том числе и шотландской. Рядовой Артур Уильям Дэвид Робертс (1897-1982) родился в Бристоле в семье судового стюарта-тринидадца и англичанки, позже переехавших в Глазго. Учился в школе, мечтал быть скаутом, в 1917г. записался в Собственные Короля Шотландские пограничники, затем был переведен в Королевские Шотландские фузилеры. Воевал под Ипром с июня 1917г., был ранен в ногу, одно время служил в Трудовом корпусе, демобилизован в 1919г.
«Личный состав лондонских территориальных частей». Зачем так официально, все гораздо проще: Les territoriaux de Londres - «территориалы из Лондона».
В оригинале написано просто амбары, сараи, без указания на просторность и пустоту и les binious. Биниу - это бретонская волынка. В принципе, есть и фламандские волынки, и копии шотландских называются biniù braz. Трудно судить, имеются ли здесь в виду местные деревенские музыкальные инструменты, и\или почему-то именно бретонские, или же это просто армейские волынки, которые хайлендеры принесли на танцы с прекрасными фламандками, но вообще биниу встречались даже во французской армии.
«…известной своим бьющим через край темпераментом и прозванной «г-жа Потифар». Офицеры дивизий, сменявшихся в деревне, сообщали друг другу кличку этой дамы как своеобразный пароль. Но добродетель преподобного отца Макайвора, некогда устоявшего даже перед довольно сильными чарами трех девственных негритяночек, разумеется, делала его неуязвимым и перед всеми ухищрениями этой сельской Потифар».
Наверное, нет смысла пересказывать Библейский сюжет, тем более что комментатор издания 1992г. уже сообщил читателям: «По Библии жена Потифара, начальника стражи фараона, потерпев неудачу в попытке соблазнить прекрасного Иосифа, раба своего мужа, оклеветала юношу, обвинив его в намерении обесчестить ее».
Вверху слева - Мария Кузнецова в образе жены Потифар, вверху справа - балет "Легенда об Иосифе" в Лондоне, 1914г., внизу слева - Тамара Карсавина в образе девушки из "Синего бога", 1912г., внизу справа - кадр из фильма «Иосиф в земле Египетской», 1914г.
Но можно предположить, что у офицеров Первой мировой могли возникнуть ассоциации с Русским балетом Дягилева. В мае 1914г. в Гранд-Опера в Париже прошла мировая премьера «Легенды об Иосифе», а 23 июня 1914г. - первый показ в старейшем британском театре Друри-Лейн. Причем, в Лондоне балет «был принят с куда большим энтузиазмом, чем в Париже». В Париже роль жены Потифара исполняла оперная певица Мария Кузнецова (1880-1966), в Лондоне - балерина Тамара Карсавина (1885-1978). Запланированный тур в Германии не состоялся, через две недели началась война.
Также в 1914г. был снят фильм «Иосиф в земле Египетской», где жену Потифара сыграла Маргерит Сноу (1889-1959).
«Паркер и О’Грэйди заняли вдвоем большую комнату в трактире с номерами для путешествующих».
Имеется в виду эстамине. Это нечто среднее между брассери (пивная) и рестораном. Эстамине характерны для северной Франции и Бельгии, там предлагают пиво, табак, традиционные блюда и игры. Первоначально были предназначены только для мужчин, рабочие собирались там выпить, покурить и перекусить. Часто они были «домом» для профсоюзов или политических партий. Например, именно в эстамине в Лилле в 1871 году был написан знаменитый революционный гимн «Интернационал».
«Отец семейства был человеком такого же склада. Он поведал Орелю печальную историю о гибели своего старшего сына, чудесного парня, трижды отмеченного в приказах по армии (trois fois cité à l'ordre de l'armée). Он говорил о нем с поистине замечательной гордостью и покорностью судьбе.
Орель посоветовал трактирщику приобрести облигации займа Национальной обороны (des obligations de la Défense nationale), разумеется, при наличии нескольких сотен сэкономленных франков.
- Уже приобрел, - ответил старик. - На пятьдесят тысяч. А больше пока не надо. Повременю немного».
«Le père était du même bois» - «Отец был (сделан) из того же дерева».
Упоминание в приказе было одним из видов награды для военнослужащих, оно отмечалось в личном деле, на руки могла выдаваться выписка, оформленная в виде справки, либо, по возможности, нечто вроде почетной грамоты. Упоминанием в приказе гордились, могли повесить на стену в рамке, но минусом было отсутствие зримого внешнего отличия, что и было исправлено в апреле 1915г. с учреждением Военного Креста. На его ленте звездочками и пальмовыми ветвями отмечались упоминания в приказах по полку, бригаде и так далее (например, три упоминания по армии - три бронзовых пальмы), количество «пристежек» не ограничивалось.
«Военные займы Франции делятся по своему виду на внутренние (краткосрочные и долгосрочные) и внешние. Каждый из этих видов состоит, в свою очередь, из займов различного типа.
К числу краткосрочных займов принадлежат, прежде всего, bons du tresor - обязательства или боны казны в 100-франковых купюрах сроком от 6 месяцев до 1 года. Они выпускались и в довоенное время и составили на 31 июля 1914 г. 434 млн. франков. До войны боны казны покупались, главным образом, банками, но во время войны, и в особенности после прекращения военных действий, они размещались непосредственно в публике. К концу 1914 г. сумма bons du tresor равнялась 149 млн. франков. Затем она значительно понизилась, но в 1918 г. возросла до 565 млн. и в 1919 г. - до 2055 млн франков.
Другим видом французских краткосрочных займов были «Bons de la defence nationale». «Обязательства национальной обороны» выпускались очень мелкими купюрами, начиная с 5 франков и на сроки от 3 до 6 месяцев, редко больше 1 года. Эти обязательства связаны с некоторыми существенными преимуществами для их держателей: проценты выплачивались вперед, они не подлежали обложению, сами обязательства могли быть конвертированы в облигации долгосрочных займов и принимались в залог Французским Банком. К концу 1919 г. было выпущено bons de la defence nationale на сумму 46 140 млн франков.
Среднее место между долгосрочными и краткосрочными займами занимали «Облигации национальной обороны» - «Obligations de la defence nationale», выпускавшиеся сроками сначала на 10, а затем на 6 лет. Они приносили 5% при выпускном курсе 96,5, не подлежали обложению, и проценты по ним также выплачивались вперед. К концу 1918 г. было выпущено облигаций с 10-летним сроком на 568 млн франков. (Именно этот вид упоминается в романе. м.К.).
К тому же типу займов принадлежат «Облигации-боны» - Obligations-bons, выпущенные сроком на 5 лет с правом досрочного выкупа по желанию держателей, но с выдачей дополнительно полугодовых процентов при предъявлении их к размену по окончании полного срока. В 1919 г. были выпущены еще облигации национальной обороны нового типа сроком на 6 лет и с уплатой процентов вперед. Их преимущества для держателей заключались в том, что по желанию последних облигации могли быть досрочно выкуплены по истечении полугода или 1 года после их выпуска, но при выкупе в позднейшие сроки выдавалась премия.
В период 1915-1920 гг. Франция выпустила 6 долгосрочных займов. Она обратилась к этому источнику финансирования войны позднее Англии, пользуясь в первое время краткосрочным кредитом, формы которого указаны выше. Некоторые исследователи объясняют это обстоятельство тем, что во Франции, как и в Германии, господствовала уверенность в скором окончании войны; другие видят причину в неудаче первых попыток французского правительства заключить внутренний заем.
Первый французский долгосрочный заем под названием «Национальный заем обороны» был выпущен в ноябре 1915 г. в виде 5%-ной вечной ренты (rente perpetuelle), по выпускному курсу 88 с правом правительства на выкуп облигаций после января 1931 г. Около 10% займа были покрыты подпиской за границей. Приблизительно 50% общей суммы облигаций было внесено деньгами, остальное - облигациями краткосрочных займов и довоенными «рентами».
Для финансовой политики Франции во время войны характерны разнообразные льготы, предоставлявшиеся подписчикам на займы. Выше была отмечена эта черта по отношению к краткосрочным займам. То же самое приходится отметить и в отношении долгосрочных. Необходимость подобных льгот указывает на слабость финансовой системы. Льгота, связанная с долгосрочным займом 1915 г., заключалась, помимо высокого процента, еще в праве держателей довоенных «рент» вносить их при покупке военного займа по курсу 66, т. е. выше их рыночной цены. 8%-ная рента принималась по курсу 66 в обмен на бумагу, приносившую 5% и выпускавшуюся по курсу 80 (Фридмэн). Кроме того, облигации займа были освобождены от налогов.
Второй долгосрочный заем был выпущен в сентябре 1916 г. тоже в виде вечной ренты, но с правом правительства на выкуп после января 1931 г. Облигации этого займа так же, как и первого, были 5%-ные при выпускном курсе 88,75, и в уплату их принимались от подписчиков облигации предшествовавших краткосрочных займов, в том числе и 3%-ные 1914 г. Дальнейшие выпуски долгосрочных займов были произведены в общем на тех же основаниях, с некоторыми, впрочем, особенностями в льготах подписчикам. В среднем выпускной курс всех 6 займов равняется 85,40 при 4,5% и 6%. Общая сумма подписки составила 116 055 млн франков, из которых было уплачено 98 912 млн. Но из этой суммы только 39 343 млн франков, т. е. 40%, были внесены наличными деньгами. Остальные 60% покрыты облигациями предшествовавших займов. В общем, долгосрочные займы принесли Франции значительно меньше, чем предполагало получить правительство».
«Местная учительница, уроженка Лилля и обладательница единственного в деревне пианино, призналась Орелю, что сознательно изъяла из школьной программы по морали всю главу о бережливости и предусмотрительности и заменила ее уроком о великодушии и щедрости».
Чуть позже Орель воспел в стихах как местную сторожиху шлагбаума, так и эту учительницу:
Institutrice aux yeux mi-clos,
Aux robes citadines,
Vous qui possédiez un piano
Et de longues mains fines
(Учительница с полузакрытыми веками,
В платье городском,
Ты, у кого было пианино
И длинные тонкие руки)
Ах, учительница, ваш взор потуплен,
И строг городского платья покрой,
Пианино под тонкими, длинными пальцами,
Нас чарует наивной своей игрой.
«Между тем шотландские хайлендеры превращали свои королевские шиллинги в кружки пива и задаривали обеих бережливых девушек расшитыми передничками, всевозможными сластями и открытками с вышитой надписью: «From your soldier boy». Продажей передников и красочных почтовых открыток занимались толстые и деятельные мамаши прекрасных фламандок».
В оригинале просто хайлендеры, без «шотландские», зато указана цена вышитых открыток (cartes brodées) - 18 су.
Впоследствии в своей «Истории Франции» Андре Моруа напишет: «Стремительный, легкий, поверхностный дух бульваров приобретает известность во всей Европе, но одновременно распространяет неверное представление о Франции как о стране легкомысленной». Из «викторианской Англии, где строго соблюдается по крайней мере внешняя благопристойность», «англичане приезжают в Париж, чтобы насладиться своей свободой, а затем порицают Париж за те удовольствия, ради которых они сюда приезжали. Но бульвары - это далеко не вся Франция».
«- Ах, месье, - сказал однажды полковник Брэмбл. - До войны у нас говорили: «О, эта фривольная Франция!» Теперь будут говорить иначе: «О, эта суровая и мудрая Франция!»
- Да, - поддержал его доктор. - Народ Франции жесток и суров к себе самому. … Крестьяне вашего Севера наделены какой-то удивительной волей к аскетизму.
- Месье, - сказал падре, - доводилось ли вам, еще до войны, видеть у нас француза из мюзик-холла, этакого невысокого человечка с черной бородкой (barbiche), который непрерывно жестикулирует и разглагольствует?.. И знаете, месье, я был убежден, что вот это, мол, и есть настоящий француз.(подчеркнутых слов в оригинале нет) И, уверяю вас, тогда я даже и представить бы себе не мог вот таких набожных и трудолюбивых деревенских жителей.
- Мне нравится наблюдать их воскресным утром, - сказал майор, - когда с началом перезвона колоколов все они выходят из своих жилищ и идут в церковь к обедне, словно на спектакль в театр. Старики, дети, женщины… Ах, месье, и почему только вы не рассказывали нам обо всем этом до войны?
- А потому, - ответил Орель, - что мы и сами не знали этого».
Оглавление.