О сверхсимуляции: когда пересол на спине
Чем больше я погружаюсь в "Классиков и психиатров", тем чётче убеждаюсь, что классикам психиатры противопоказаны. В заключение И. Сироткина задалась вопросом, который под конец напрашивался и у меня: а что нового, собственно, сказали авторы многочисленных патографий, иначе: биографий болезни, о писателях, которые и без того находятся под прицелом критиков, историков, литературоведов? Нового, увы, исчезающе мало. Гораздо более значительное место занимают шаблоны и стереотипы, достойные городских сплетников. Только сплетник скажет "ох и влюбчив Александр Сергеевич", а врач заявит:
- Пациент П., по всей очевидности, болезненный эротоман гипергонадального типа. Гипертрофия половых желёз у него, простыми словами.
Творцу "Евгения Онегина" повезло менее всех. Если с Гоголем или Достоевским "всем всё было ясно", то психиатрическое отношение к Пушкину колебалось вместе с общественным мнением. Пушкина сбрасывают с парохода современности - отлично, психиатры вдогонку лепят ему разнообразные диагнозы, из которых психопатия - ещё самый безобидный. Пушкина возвращают на пьедестал и возвеличивают - эчеленца, прикажите! те же психиатры назовут его идеалом душевного здоровья. Ясно, что мы настолько расширили сферу применения понятия “обсессивного дискурса”, что поневоле рискуем прийти к парадоксальному выводу, что любой дискурс является обсессивным [В. Руднев. Обсессивный дискурс (патографическое исследование)]
Но если психиатрия затрудняется объяснить взаимоотношения классика с миром и собственной личностью, то отношения классика с психиатрией вполне подвластны её пониманию. Вот рассказ М. Малич, жены Даниила Хармса, как этот неподражаемый поэт проходил военную экспертизу.
А перед выпиской ему надо было обойти несколько врачей, чтобы получить их заключение, что он совершенно здоров.
Он входил в кабинет к врачу, а я ждала его за дверью.
И вот он обходит кабинеты, один, другой, третий, врачи подтверждают, что всё у него в порядке. И остается последний врач, женщина-психиатр, которая его раньше наблюдала.
Дверь кабинета не закрыта плотно, и я слышу весь их разговор.
- Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно, прекрасно.
- Ну, всё в порядке.
Она уже что-то пишет в историю болезни.
Иногда, правда, я слышу, как он откашливается: “Гм, гм… гм, гм…” Врач спрашивает:
- Что, вам нехорошо?
- Нет, нет. Прекрасно, прекрасно!..
Она сама распахнула перед ним дверь, он вышел из кабинета и, когда мы встретились глазами, дал мне понять, что он и у этого врача проходит.
Она стояла в дверях и провожала его:
- Я очень рада, товарищ, что вы здоровы и что все теперь у вас хорошо.
Даня отвечал ей:
- Это очень мило с вашей стороны, большое спасибо. Я тоже совершенно уверен, что всё в порядке.
И пошел по коридору.
Тут вдруг он как-то споткнулся, поднял правую ногу, согнутую в колене, мотнул головой: “Э-э, гм, гм!..”
- Товарищ, товарищ! Погодите, - сказала женщина. - Вам плохо?
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
- Нет, нет, ничего.
Она уже с испугом:
- Пожалуйста, вернитесь. Я хочу себя проверить, не ошиблась ли я. Почему вы так дернулись?
- Видите ли, - сказал Даня, - там эта белая птичка, она, бывает, - бывает! - что вспархивает - пр-р-р! - и улетает. Но это ничего, ничего…
- Откуда же там эта птичка? И почему она вдруг улетела?
- Просто, - сказал Даня, - пришло время ей лететь - и она вспорхнула. - При этом лицо у него было сияющее. Женщина вернулась в свой кабинет и подписала ему освобождение…
Марина Малич в простосердечии своём считает, что Хармсу удалось ввести докторов в заблуждение и симулировать шизофрению, которую ему в итоге и диагностировали. В ту же ошибку впадают нередко и биографы. А между тем понятно, что обмануть опытную специалистку таким наивным образом невозможно. Она ни на минуту не поверила, что Хармс действительно видел птичку. Но и притворство притворству рознь. Если человек психически болен, это ещё не значит, что он не станет симулировать! Так, описано явление сверхсимуляции: демонстрируется симптоматика, не свойственная имеющейся болезни, не совместимая с нею. По определённым качествам - нарочитости, вычурности этой симуляции - врач неминуемо придёт к диагнозу шизофрении. Что в случае Хармса и произошло...
- Пациент П., по всей очевидности, болезненный эротоман гипергонадального типа. Гипертрофия половых желёз у него, простыми словами.
Творцу "Евгения Онегина" повезло менее всех. Если с Гоголем или Достоевским "всем всё было ясно", то психиатрическое отношение к Пушкину колебалось вместе с общественным мнением. Пушкина сбрасывают с парохода современности - отлично, психиатры вдогонку лепят ему разнообразные диагнозы, из которых психопатия - ещё самый безобидный. Пушкина возвращают на пьедестал и возвеличивают - эчеленца, прикажите! те же психиатры назовут его идеалом душевного здоровья. Ясно, что мы настолько расширили сферу применения понятия “обсессивного дискурса”, что поневоле рискуем прийти к парадоксальному выводу, что любой дискурс является обсессивным [В. Руднев. Обсессивный дискурс (патографическое исследование)]
Но если психиатрия затрудняется объяснить взаимоотношения классика с миром и собственной личностью, то отношения классика с психиатрией вполне подвластны её пониманию. Вот рассказ М. Малич, жены Даниила Хармса, как этот неподражаемый поэт проходил военную экспертизу.
А перед выпиской ему надо было обойти несколько врачей, чтобы получить их заключение, что он совершенно здоров.
Он входил в кабинет к врачу, а я ждала его за дверью.
И вот он обходит кабинеты, один, другой, третий, врачи подтверждают, что всё у него в порядке. И остается последний врач, женщина-психиатр, которая его раньше наблюдала.
Дверь кабинета не закрыта плотно, и я слышу весь их разговор.
- Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно, прекрасно.
- Ну, всё в порядке.
Она уже что-то пишет в историю болезни.
Иногда, правда, я слышу, как он откашливается: “Гм, гм… гм, гм…” Врач спрашивает:
- Что, вам нехорошо?
- Нет, нет. Прекрасно, прекрасно!..
Она сама распахнула перед ним дверь, он вышел из кабинета и, когда мы встретились глазами, дал мне понять, что он и у этого врача проходит.
Она стояла в дверях и провожала его:
- Я очень рада, товарищ, что вы здоровы и что все теперь у вас хорошо.
Даня отвечал ей:
- Это очень мило с вашей стороны, большое спасибо. Я тоже совершенно уверен, что всё в порядке.
И пошел по коридору.
Тут вдруг он как-то споткнулся, поднял правую ногу, согнутую в колене, мотнул головой: “Э-э, гм, гм!..”
- Товарищ, товарищ! Погодите, - сказала женщина. - Вам плохо?
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
- Нет, нет, ничего.
Она уже с испугом:
- Пожалуйста, вернитесь. Я хочу себя проверить, не ошиблась ли я. Почему вы так дернулись?
- Видите ли, - сказал Даня, - там эта белая птичка, она, бывает, - бывает! - что вспархивает - пр-р-р! - и улетает. Но это ничего, ничего…
- Откуда же там эта птичка? И почему она вдруг улетела?
- Просто, - сказал Даня, - пришло время ей лететь - и она вспорхнула. - При этом лицо у него было сияющее. Женщина вернулась в свой кабинет и подписала ему освобождение…
Марина Малич в простосердечии своём считает, что Хармсу удалось ввести докторов в заблуждение и симулировать шизофрению, которую ему в итоге и диагностировали. В ту же ошибку впадают нередко и биографы. А между тем понятно, что обмануть опытную специалистку таким наивным образом невозможно. Она ни на минуту не поверила, что Хармс действительно видел птичку. Но и притворство притворству рознь. Если человек психически болен, это ещё не значит, что он не станет симулировать! Так, описано явление сверхсимуляции: демонстрируется симптоматика, не свойственная имеющейся болезни, не совместимая с нею. По определённым качествам - нарочитости, вычурности этой симуляции - врач неминуемо придёт к диагнозу шизофрении. Что в случае Хармса и произошло...