Об уме
В сообществе "что-читать" попался отзыв о нескольких не понравившихся книгах, и в числе прочего - о "Подстрочнике" Лилианны Лунгиной. Заканчивался отзыв словами, что на излияния не сильно умной старой тётеньки не хочется тратить время. Его, времени, - мало.
И вот я задумалась: а считаю ли я Лунгину покойную - умной? И знаете, пришла к выводу, что в этих терминах о ней и не думаю. Помните, как у Этгара Керета: "всё равно, что сказать персику, что он дебильный". Гёббельса многие считали умнейшим человеком, Гёринга - но что-то их мемуары читать не тянет.
Помню, в детстве у меня состоялся очень насыщенный разговор с бабушкой и дедом об уме и его отсутствии. И бабушка тогда сказала незабываемую фразу:
- Ольга, если человек хоть что-то делает хорошо, его уже нельзя назвать идиотом. Если кто-то носки штопает хорошо или, я не знаю, г--но возит так, что оно не расплёскивается, собственно, уже в голове что-то имеется.
Так и с "Подстрочником" Лунгина блестящая переводчица, уникальная переводчица, и этого мне достаточно, чтобы с удовольствием читать записи, за нею сделанные, и любоваться тем, как она великолепно строит свои взаимоотношения с языком. Да. в практическом смысле она - голова садовая. И рассеянность, и необязательность, и характерное простодушие присутствуют, ни убавить, ни прибавить. Как говорится, кто без греха, тот пусть бросит камень. Я небезгрешная и в этой народной забаве участия принимать не стану. Но, позвольте, я же читаю воспоминания не за практическими советами, как бы половчее устроить свою жизнь. Мне - другое интересно! Чтобы не быть голословной, просто приведу для сравнения отрывки из "Пеппи Длинныйчулок", перевод Лунгиной, и "Пиппи Длинный Чулок", перевод Брауде. Хотя можно ограничиться и одними названиями...
Лунгина:
- Так ведь это горох! - разочарованно воскликнул Томми.
- Сам ты горох, - обиделась Пеппи. - Разве это горох? Это чудесные пилюли. Мне их дал давным-давно один старый индейский вождь в Эрио, когда я сказала ему, что ужасно не хочу становиться взрослой.
- И ты думаешь, что такая вот крошечная пилюлька может этому помешать? - с сомнением спросила Анника.
- Наверняка! - заверила ее Пеппи. - Но только глотать их надо в полной темноте и при этом говорить заклинание:
Я пилюльку проглочу,
Старой стать я не хочу!
- Ты, наверное, хочешь сказать не "старой", а "стать большой", - поправил ее Томми.
- Если я говорю "старой", значит, я так и хочу сказать "старой", - объяснила Пеппи. - Самое ужасное было бы говорить "стать большой". В этом и все дело, что обычно люди, произнося это заклинание, говорят "стать большим", и поэтому у них ничего не получается. Вернее, получается ужас что такое: они начинают расти с невероятной быстротой.
Брауде:
- Горошины! - удивился Томми.
- Ты так думаешь?! - спросила Пиппи. - И вовсе это не горошины, а пилюльки. Я давным-давно получила их в Рио от одного старого индейского вождя, когда случайно упомянула, что вовсе не хочу стать взрослой.
- И эти вот маленькие таблетки могут помочь? - усомнилась Анника.
- Ну да! - заверила ее Пиппи. - Но проглотить их надо в темноте и при этом сказать вот что:
Славная милая крумеляка,
Не хочу я стать взрослякой…
- Ты, верно, имеешь в виду «взрослой», - сказал Томми.
- Сказала «взросляка», значит, то самое я и имею в виду - «взросляку». В этом-то и весь секрет. Большинство людей говорит: «взрослый», «взрослая», а опаснее этого ничего не бывает. Потому что тогда начинаешь расти шибче, чем прежде.
Не подумайте плохого. Я бесконечно уважаю Людмилу Юльевну Брауде. Она подарила русским читателям и читатель_ницам Сигрид Унсет, Сельму Лагерлёф, Туве Янссон. Как её не уважать? Но "крумеляка" и "взросляка", чёрт возьми, "крумеляка" и "взросляка"! Приходится с сожалением констатировать, что языковые игры - это не её. В отличие от Лунгиной. И "Подстрочник" мне был интересен не с точки зрения умствования, - умствующих много, - а с точки зрения игры. Играющих - мало.
И вот я задумалась: а считаю ли я Лунгину покойную - умной? И знаете, пришла к выводу, что в этих терминах о ней и не думаю. Помните, как у Этгара Керета: "всё равно, что сказать персику, что он дебильный". Гёббельса многие считали умнейшим человеком, Гёринга - но что-то их мемуары читать не тянет.
Помню, в детстве у меня состоялся очень насыщенный разговор с бабушкой и дедом об уме и его отсутствии. И бабушка тогда сказала незабываемую фразу:
- Ольга, если человек хоть что-то делает хорошо, его уже нельзя назвать идиотом. Если кто-то носки штопает хорошо или, я не знаю, г--но возит так, что оно не расплёскивается, собственно, уже в голове что-то имеется.
Так и с "Подстрочником" Лунгина блестящая переводчица, уникальная переводчица, и этого мне достаточно, чтобы с удовольствием читать записи, за нею сделанные, и любоваться тем, как она великолепно строит свои взаимоотношения с языком. Да. в практическом смысле она - голова садовая. И рассеянность, и необязательность, и характерное простодушие присутствуют, ни убавить, ни прибавить. Как говорится, кто без греха, тот пусть бросит камень. Я небезгрешная и в этой народной забаве участия принимать не стану. Но, позвольте, я же читаю воспоминания не за практическими советами, как бы половчее устроить свою жизнь. Мне - другое интересно! Чтобы не быть голословной, просто приведу для сравнения отрывки из "Пеппи Длинныйчулок", перевод Лунгиной, и "Пиппи Длинный Чулок", перевод Брауде. Хотя можно ограничиться и одними названиями...
Лунгина:
- Так ведь это горох! - разочарованно воскликнул Томми.
- Сам ты горох, - обиделась Пеппи. - Разве это горох? Это чудесные пилюли. Мне их дал давным-давно один старый индейский вождь в Эрио, когда я сказала ему, что ужасно не хочу становиться взрослой.
- И ты думаешь, что такая вот крошечная пилюлька может этому помешать? - с сомнением спросила Анника.
- Наверняка! - заверила ее Пеппи. - Но только глотать их надо в полной темноте и при этом говорить заклинание:
Я пилюльку проглочу,
Старой стать я не хочу!
- Ты, наверное, хочешь сказать не "старой", а "стать большой", - поправил ее Томми.
- Если я говорю "старой", значит, я так и хочу сказать "старой", - объяснила Пеппи. - Самое ужасное было бы говорить "стать большой". В этом и все дело, что обычно люди, произнося это заклинание, говорят "стать большим", и поэтому у них ничего не получается. Вернее, получается ужас что такое: они начинают расти с невероятной быстротой.
Брауде:
- Горошины! - удивился Томми.
- Ты так думаешь?! - спросила Пиппи. - И вовсе это не горошины, а пилюльки. Я давным-давно получила их в Рио от одного старого индейского вождя, когда случайно упомянула, что вовсе не хочу стать взрослой.
- И эти вот маленькие таблетки могут помочь? - усомнилась Анника.
- Ну да! - заверила ее Пиппи. - Но проглотить их надо в темноте и при этом сказать вот что:
Славная милая крумеляка,
Не хочу я стать взрослякой…
- Ты, верно, имеешь в виду «взрослой», - сказал Томми.
- Сказала «взросляка», значит, то самое я и имею в виду - «взросляку». В этом-то и весь секрет. Большинство людей говорит: «взрослый», «взрослая», а опаснее этого ничего не бывает. Потому что тогда начинаешь расти шибче, чем прежде.
Не подумайте плохого. Я бесконечно уважаю Людмилу Юльевну Брауде. Она подарила русским читателям и читатель_ницам Сигрид Унсет, Сельму Лагерлёф, Туве Янссон. Как её не уважать? Но "крумеляка" и "взросляка", чёрт возьми, "крумеляка" и "взросляка"! Приходится с сожалением констатировать, что языковые игры - это не её. В отличие от Лунгиной. И "Подстрочник" мне был интересен не с точки зрения умствования, - умствующих много, - а с точки зрения игры. Играющих - мало.