"Я называла её Ю"
10 мая - 100 лет со Дня рождения Юлии Друниной
Из воспоминаний дочери Юлии Друниной Елены Липатниковой:
- Я только после маминой смерти многое стала понимать… Война у всех что-нибудь забирает: у кого жизнь, у кого совесть.. а у мамы она забрала душу. Она до конца дней тосковала по солдатской шинели, по боевым друзьям. Ей снились страшные сны про то время, но это было гораздо лучше, чем бессонница, которой она страдала после возвращения с фронта. Чтобы засыпать, она была вынуждена принимать сильнодействующие снотворные, которые доставать было крайне сложно. Про войну она почти никогда не рассказывала, была очень закрытым человеком, все её эмоции и воспоминания - в её стихах и в автобиографии...
Когда проходят с песней батальоны,
Ревнивым взглядом провожаю строй -
И я шагала так во время оно
Военной медицинскою сестрой.
И ничего прекрасней нет, поверьте,
(А было всяко в жизни у меня),
Чем защитить товарища от смерти
И вынести его из-под огня.
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись, не беда -
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…
[Юлия Друнина]
Знаю, что она сделала всё, чтобы оказаться на фронте, в самом пекле. Под Можайском её взяли к себе санитаркой обороняющие подступы к Москве пехотинцы. Там и случились для неё первый бой, первые убитые и раненые, первое окружение, первая любовь. Комбат, молоденький учитель из Минска, вывел своих солдат и маму из окружения, но сам подорвался на мине.
Второй раз она попала на фронт через полтора года, в санитарный взвод. Тогда получила первое ранение осколком в шею. Лежала она после операции в мужской палате, других просто не было. Ей было больно, трудно, стыдно. Правда, раненые мужики старались при ней меньше материться и отворачивались, когда ей делали перевязку. Именно в госпитале она написала стихи о своих фронтовых впечатлениях. В числе других появились и те, которые её прославили:
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву и сотни раз - во сне,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Выписавшись из госпиталя, мама поехала в Москву в Литературный институт, нашла там парторга и дала ей почитать свои стихи…
«Парторгу мои стихи не понравились... Раздавленная, через несколько дней я отправилась в военкомат со слёзной просьбой опять отправить меня на фронт. Я-то знала, как нужны там сёстры и санитарки. А кому я нужна здесь? Я, бездарь, невесть что возомнившая о себе».
[Юлия Друнина]
- После этого мама снова вернулась на фронт, но после тяжёлой контузии её комиссовали. Зима. 44-й, вступительные экзамены в Лит. институт уже прошли, и тогда она в шинельке и кирзовых сапогах просто начала ходить на занятия первокурсников, и никто не решился ей запретить. На груди у неё красовались орден Красной Звезды, медаль «За отвагу». Так и началась её учёба и там они встретились с моим отцом, Николаем Старшиновым -- она в шинели, он на костылях (фронтовое ранение в ногу).. В 1946 году родилась я. Жили очень бедно, помощи ждать было неоткуда, я постоянно болела, у папы было серьёзное лёгочное заболевание. Всю семью тянула на себе Ю.
... Думаю, что отношения у мамы и отца испортились под грузом бытовых проблем задолго до их развода... Я была маленькой и далеко не всё понимала, но помню очень мрачную атмосферу дома, напряжение так и висело в воздухе.
В 1954 году мама пошла на сценарные курсы, которые вёл Алексей Яковлевич Каплер (кинодраматург, писатель, педагог, ведущий "Кинопанорамы")... Любовь между ними вспыхнула почти сразу. Каплер ухаживал красиво, он и не умел по-другому, дарил цветы, ввёл маму в общество «киношников»...
Союз мамы с Каплером мог существовать только при одном условии: мама руководила, а Алексей Яковлевич подчинялся. Он принял эту расстановку сил, а остальное уже было проявлением и результатом их необыкновенной, фантастической любви. Мне он говорил неоднократно: «Если мама сказала про белое, что это чёрное - значит, так оно и есть».
С именами мама обращалась очень своеобразно. Она запретила мне называть себя мамой ещё тогда, когда я была долговязым подростком. Она была очень моложава, и такое обращение ей не нравилось. Я называла её Ю.
- Рысью марш! -
Рванулись с места кони.
Вот летит карьером наш отряд.
- Ну, а все же юность не догонишь!-
Звонко мне подковы говорят.
Не догнать?
В седло врастаю крепче,
Хлыст и шпоры - мокрому коню.
И кричу в степной бескрайний вечер:
- Догоню!
Ей-богу, догоню!
[Юлия Друнина]
...Каплер был очень открытым, эмоциональным, порывистым. Каждый день он дарил маме букет цветов.. Когда мама уезжала одна, он отправлял ей бесконечные телеграммы, вот одна из них: «Сидел дома, занимался, и тут меня выстрелило срочно бежать на телеграф, сказать, что я тебя люблю-- может быть, ты не знаешь или забыла. Один тип». .. Он писал ей удивительные письма: «Прошло ещё 6 лет, и я люблю тебя ещё сильнее, ещё вернее. Давно мы стали с тобой одним человеком.. Спасибо тебе за всё, жизнь моя»
(А. Каплер и Ю. Друнина)
Мама была более замкнутой. Её любовь, наверное, не проявлялась столь заметно, но сила её была ничуть не меньше...
«Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер относился к Юле очень трогательно - заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя. Он уладил её отношения с П. Антокольским и К. Симоновым. Он помогал ей выйти к широкому читателю. При выходе её книг он объезжал книжные магазины, договаривался о том, чтобы они делали побольше заказы на них, обязуясь, в случае если они будут залёживаться, немедленно выкупить...»
[Н. Старшинов, первый муж Друниной]
Ю. Друнина -- Алексею Каплеру
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна -
Он носит раны, словно ордена!
А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд -
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле…
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?..
- Мама по своему характеру была одиночкой, не терпела больших компаний, весёлых застолий, а Алексей Яковлевич был человеком очень общительным, широким, со множеством друзей и знакомых. Но и в этом он принял сторону мамы - она вытеснила друзей из его сердца, они просто перестали ходить в наш дом.
Он взял на себя все бытовые проблемы, которые неизбежно возникают в семейной жизни и полностью избавил от них маму. Она не знала, где платить за квартиру, как починить машину или вызвать мастера, если в доме что-то ломается. В нашем доме не было культа еды, и Алексей Яковлевич безропотно оставался без своего любимого вкусного и сладкого...
..Он сгорел буквально за несколько месяцев (рак). Мама неотлучно находилась возле него в больнице. Алексей Яковлевич не боялся смерти, его пугали только две вещи: успеет ли дописать свой сборник киноповестей и как будет жить без него его любимая Юленька?.. Так и получилось.
У мамы наступил и творческий кризис. А ещё через несколько лет страна развалилась. Оказалось, что это и её тупик… К общему разочарованию прибавился шок от репрессий.
«Теперь, узнав жестокую правду о второй - трагической, чудовищной, апокалипсической стороне жизни тридцатых годов, я (не примите это за красивые слова) порой искренне завидую тем сверстникам, кто не вернулся с войны, погиб за высокие идеалы, которые освещали наше отрочество, нашу юность и молодость...»
[Юлия Друнина]
Она потеряла опору после смерти любимого человека, а все остальные невзгоды лишь увеличивали угол наклона: развал страны, крушение идеалов юности, отсутствие уважения к фронтовикам. В какой-то момент этот угол стал критическим.
Мама уехала на дачу на своём «жигулёнке», поставила машину в гараж, приняла снотворное и включила мотор. Я стала звонить ей утром, никто не подходил, тогда мы с Андреем сорвались, поехали на дачу, но было уже поздно, она отравилась угарным газом. На письменном столе была оставлена рукопись новой книги «Судный час» и стихи:
Покрывается сердце инеем -
Очень холодно в судный час...
А у вас глаза как у инока -
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, - за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть.
.................................................
.................................................
Из воспоминаний дочери Юлии Друниной Елены Липатниковой:
- Я только после маминой смерти многое стала понимать… Война у всех что-нибудь забирает: у кого жизнь, у кого совесть.. а у мамы она забрала душу. Она до конца дней тосковала по солдатской шинели, по боевым друзьям. Ей снились страшные сны про то время, но это было гораздо лучше, чем бессонница, которой она страдала после возвращения с фронта. Чтобы засыпать, она была вынуждена принимать сильнодействующие снотворные, которые доставать было крайне сложно. Про войну она почти никогда не рассказывала, была очень закрытым человеком, все её эмоции и воспоминания - в её стихах и в автобиографии...
Когда проходят с песней батальоны,
Ревнивым взглядом провожаю строй -
И я шагала так во время оно
Военной медицинскою сестрой.
И ничего прекрасней нет, поверьте,
(А было всяко в жизни у меня),
Чем защитить товарища от смерти
И вынести его из-под огня.
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись, не беда -
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…
[Юлия Друнина]
Знаю, что она сделала всё, чтобы оказаться на фронте, в самом пекле. Под Можайском её взяли к себе санитаркой обороняющие подступы к Москве пехотинцы. Там и случились для неё первый бой, первые убитые и раненые, первое окружение, первая любовь. Комбат, молоденький учитель из Минска, вывел своих солдат и маму из окружения, но сам подорвался на мине.
Второй раз она попала на фронт через полтора года, в санитарный взвод. Тогда получила первое ранение осколком в шею. Лежала она после операции в мужской палате, других просто не было. Ей было больно, трудно, стыдно. Правда, раненые мужики старались при ней меньше материться и отворачивались, когда ей делали перевязку. Именно в госпитале она написала стихи о своих фронтовых впечатлениях. В числе других появились и те, которые её прославили:
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву и сотни раз - во сне,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Выписавшись из госпиталя, мама поехала в Москву в Литературный институт, нашла там парторга и дала ей почитать свои стихи…
«Парторгу мои стихи не понравились... Раздавленная, через несколько дней я отправилась в военкомат со слёзной просьбой опять отправить меня на фронт. Я-то знала, как нужны там сёстры и санитарки. А кому я нужна здесь? Я, бездарь, невесть что возомнившая о себе».
[Юлия Друнина]
- После этого мама снова вернулась на фронт, но после тяжёлой контузии её комиссовали. Зима. 44-й, вступительные экзамены в Лит. институт уже прошли, и тогда она в шинельке и кирзовых сапогах просто начала ходить на занятия первокурсников, и никто не решился ей запретить. На груди у неё красовались орден Красной Звезды, медаль «За отвагу». Так и началась её учёба и там они встретились с моим отцом, Николаем Старшиновым -- она в шинели, он на костылях (фронтовое ранение в ногу).. В 1946 году родилась я. Жили очень бедно, помощи ждать было неоткуда, я постоянно болела, у папы было серьёзное лёгочное заболевание. Всю семью тянула на себе Ю.
... Думаю, что отношения у мамы и отца испортились под грузом бытовых проблем задолго до их развода... Я была маленькой и далеко не всё понимала, но помню очень мрачную атмосферу дома, напряжение так и висело в воздухе.
В 1954 году мама пошла на сценарные курсы, которые вёл Алексей Яковлевич Каплер (кинодраматург, писатель, педагог, ведущий "Кинопанорамы")... Любовь между ними вспыхнула почти сразу. Каплер ухаживал красиво, он и не умел по-другому, дарил цветы, ввёл маму в общество «киношников»...
Союз мамы с Каплером мог существовать только при одном условии: мама руководила, а Алексей Яковлевич подчинялся. Он принял эту расстановку сил, а остальное уже было проявлением и результатом их необыкновенной, фантастической любви. Мне он говорил неоднократно: «Если мама сказала про белое, что это чёрное - значит, так оно и есть».
С именами мама обращалась очень своеобразно. Она запретила мне называть себя мамой ещё тогда, когда я была долговязым подростком. Она была очень моложава, и такое обращение ей не нравилось. Я называла её Ю.
- Рысью марш! -
Рванулись с места кони.
Вот летит карьером наш отряд.
- Ну, а все же юность не догонишь!-
Звонко мне подковы говорят.
Не догнать?
В седло врастаю крепче,
Хлыст и шпоры - мокрому коню.
И кричу в степной бескрайний вечер:
- Догоню!
Ей-богу, догоню!
[Юлия Друнина]
...Каплер был очень открытым, эмоциональным, порывистым. Каждый день он дарил маме букет цветов.. Когда мама уезжала одна, он отправлял ей бесконечные телеграммы, вот одна из них: «Сидел дома, занимался, и тут меня выстрелило срочно бежать на телеграф, сказать, что я тебя люблю-- может быть, ты не знаешь или забыла. Один тип». .. Он писал ей удивительные письма: «Прошло ещё 6 лет, и я люблю тебя ещё сильнее, ещё вернее. Давно мы стали с тобой одним человеком.. Спасибо тебе за всё, жизнь моя»
(А. Каплер и Ю. Друнина)
Мама была более замкнутой. Её любовь, наверное, не проявлялась столь заметно, но сила её была ничуть не меньше...
«Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер относился к Юле очень трогательно - заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя. Он уладил её отношения с П. Антокольским и К. Симоновым. Он помогал ей выйти к широкому читателю. При выходе её книг он объезжал книжные магазины, договаривался о том, чтобы они делали побольше заказы на них, обязуясь, в случае если они будут залёживаться, немедленно выкупить...»
[Н. Старшинов, первый муж Друниной]
Ю. Друнина -- Алексею Каплеру
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна -
Он носит раны, словно ордена!
А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд -
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле…
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?..
- Мама по своему характеру была одиночкой, не терпела больших компаний, весёлых застолий, а Алексей Яковлевич был человеком очень общительным, широким, со множеством друзей и знакомых. Но и в этом он принял сторону мамы - она вытеснила друзей из его сердца, они просто перестали ходить в наш дом.
Он взял на себя все бытовые проблемы, которые неизбежно возникают в семейной жизни и полностью избавил от них маму. Она не знала, где платить за квартиру, как починить машину или вызвать мастера, если в доме что-то ломается. В нашем доме не было культа еды, и Алексей Яковлевич безропотно оставался без своего любимого вкусного и сладкого...
..Он сгорел буквально за несколько месяцев (рак). Мама неотлучно находилась возле него в больнице. Алексей Яковлевич не боялся смерти, его пугали только две вещи: успеет ли дописать свой сборник киноповестей и как будет жить без него его любимая Юленька?.. Так и получилось.
У мамы наступил и творческий кризис. А ещё через несколько лет страна развалилась. Оказалось, что это и её тупик… К общему разочарованию прибавился шок от репрессий.
«Теперь, узнав жестокую правду о второй - трагической, чудовищной, апокалипсической стороне жизни тридцатых годов, я (не примите это за красивые слова) порой искренне завидую тем сверстникам, кто не вернулся с войны, погиб за высокие идеалы, которые освещали наше отрочество, нашу юность и молодость...»
[Юлия Друнина]
Она потеряла опору после смерти любимого человека, а все остальные невзгоды лишь увеличивали угол наклона: развал страны, крушение идеалов юности, отсутствие уважения к фронтовикам. В какой-то момент этот угол стал критическим.
Мама уехала на дачу на своём «жигулёнке», поставила машину в гараж, приняла снотворное и включила мотор. Я стала звонить ей утром, никто не подходил, тогда мы с Андреем сорвались, поехали на дачу, но было уже поздно, она отравилась угарным газом. На письменном столе была оставлена рукопись новой книги «Судный час» и стихи:
Покрывается сердце инеем -
Очень холодно в судный час...
А у вас глаза как у инока -
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, - за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть.
.................................................
.................................................