О прочитанном
[Воннегут, Милн, Быков, Кафка]
После бомбардировок порта Пёрл-Харбор Курт Воннегут добровольно вступил в ряды вооружённых сил США и участвовал во Второй мировой войне.
В 1944 году он попал в плен во время Арденнской контрнаступательной операции немецких войск и был направлен в Дрезден, где вместе с другими военнопленными работал на заводе, производящем солодовый сироп с витаминами для беременных женщин. И именно в Дрездене Воннегуту было суждено приобрести свой самый страшный военный опыт.
13-14 февраля 1945 года он стал свидетелем бомбардировки Дрездена авиацией союзнических войск. Курт Воннегут оказался в числе семи американских военнопленных, выживших в тот день в Дрездене. Пленных на ночь запирали на неработающей городской скотобойне номер 5, а во время бомбёжки уводили в подвал, в котором хранились мясные туши. Настоящих бомбоубежищ в городе почти не было, поскольку Дрезден не был стратегически важной целью. Чудом избежав гибели от своих же самолётов, Воннегут в полной мере познал ужас войны, когда вместе с другими пленными ему пришлось разбирать руины и вытаскивать из-под обломков тысячи трупов.
Воннегут был освобождён войсками Красной Армии в мае 1945 года.
По мнению писателя, бомбардировка Дрездена не была вызвана военной необходимостью. Большинство погибших при этой операции были мирными жителями, были разрушены жилые кварталы, погибли памятники архитектуры. Воннегут, будучи, бесспорно, против фашизма, не признаёт, что разгром Дрездена был «наказанием» за преступления фашистов. Роман подвергся цензуре в США, он был занесён в список «вредных» книг и изымался из библиотек.
«Бойня номер пять» - одна из наиболее часто запрещаемых книг последних двадцати пяти лет, она может гордиться десятками случаев, когда студенты, родители, учителя, администрация, библиотекари и священники выступали за изъятие или уничтожение романа по следующим причинам: непристойность, вульгарный язык, жестокость, «сортирная» лексика, «нерекомендованный детям» язык, безбожие, безнравственность, «слишком современный» язык и «непатриотичное» изображение войны.
Пожалуй, из всех упомянутых "претензий" запретителей книг я соглашусь только с "непатриотичным изображением войны". Я бы даже расширила - "неромантичным изображением войны", т.к. в книге отсутствует всякая героика. Для Воннегута война не может быть символом достояния никакой нации. Собственно военных действий в романе практически нет, сюжет нелинейно рассказывает нам о жизни одного американца, участника второй мировой. И хотя здесь нет реализма ужасов войны (книгу вообще можно отнести к фантастике), по настроению книга депрессивная и беспросветная.
Роман написан в так называемом "телеграфическо-шизофреническом" стиле. В нем сочетаются острая сюжетность и философичность, фантастика и гротеск, бурлеск и злая сатира.
А еще он, по-моему, похож на морские волны: читаешь - и тебя укачивает.
Такие дела.
Не читала прежде Кафку, ожидала чего-то скучного и слишком сложного, но нет - написано очень хорошо и просто и увлекательно, а вот мыслей оставляет целую вереницу.
Роман «Превращение» рассказывает о человеке по имени Грегор Замза, простом коммивояжёре, который был главным добытчиком в семье, содержал старых родителей и младшую сестру, был всеобщей опорой и любимцем. Однажды, проснувшись утром, он обнаруживает, что превратился в огромное насекомое. Автор беспристрастно рассказывает о мыслях и чувствах и самого Грегора и его близких.
Грустный, жизненный с примесью сюрреалистического сюжет - это такая многослойная метафора. С одной стороны, метафора болезни или старости - как человек становится обузой для прежде любящих людей и как им всем тяжело. С другой стороны, это метафора потери личности: человек, не ценящий себя как личность - как омерзительный жук.
Не будет никогда покрыто пылью
Высоких наших жизней попеченье:
Мы родились, чтоб Кафку сделать былью
И выполним свое предназначенье
(Игорь Губерман)
Ну что тут можно сказать? Я люблю Быкова - литературоведа, лектора, люблю гораздо больше, чем Быкова - прозаика. С удовольствием слушаю его лекции в проекте "Прямая речь" и "Сто книг - сто лекций". И эта книга не разочаровала. Прекрасные образные рассказы о жизнях и личностях советских авторов, а также литературный анализ их ключевых произведений. Каждый автор самобытен, но все они как кусочки пазла образуют целостную картину литературы советской эпохи.
Если вы, как и я, не знали, например, что Асадов в 20 лет полностью ослеп после военного ранения,
что Вера Панова с дочерью в 41-м преодолела пешком три тысячи километров по эстонской, русской, украинской земле, оккупированной немцами, возвращаясь в деревеньку к сыновьям и матери,
что братья Стругацкие 3 года провели в блокадном Ленинграде и похоронили умершего от голода отца,
что в советскую эпоху был опыт не только коллективных сельских хозяйств и коммунальных квартир, но и опыт коллективного написания романа 25-ю авторами "по цепочке" (наверно, самая веселая глава в книге :)),
то, возможно, книга и вам будет интересна.
Если вы трепетно относитесь к русской самобытности и тяжело воспринимаете критику или сарказм от людей с еврейской наружностью, то возможно, рассуждения и мнения Быкова вам не зайдут. Кроме того, автор не только про литературу пишет, но и на примере произведений и судеб авторов анализирует нашу историю. Размышляет о революции, советской власти, СССР и советских людях.
Я не всегда согласна с Быковым, иногда с ним хочется спорить, конечно, его выводы совершенно субъективны, но при этом по большей части полны и хорошо обоснованны. Но главное даже не в оценках, а в самом настроении: Быков показывает положительные стороны в творчестве писателя, о котором ведёт речь, даже тех, кто лично ему явно несимпатичен, вроде Сергея Михалкова, отрицательных тоже касается, но не заостряет на них внимание. Быков умеет передать читателю чувство восторга перед тем, чем восхищается сам, и буквально подтолкнуть его к перечитыванию известных авторов или к знакомству с новыми. За что я и люблю его лекции.
Роман "Двое" - "взрослая" книга автора "Винни-Пуха" и "Баллады о королевском бутерброде". Это очень английская и очень милновская книга о любви и о том, как скромный сельский житель Реджинальд Уэллард неожиданно для всех - и для себя самого - написал замечательный роман.
Открыла "на пробу" совершенно неизвестный мне роман "папы Винни-Пуха" Алана Милна. Не питала никаких ожиданий относительно текста и не имела ни малейших представлений, о чем и как, и даже опасалась занудства, т.к. честно говоря, "Винни-Пуха" я не сильно люблю, но книга превзошла все мои ожидания: прекрасный роман, абсолютно покоривший меня своей чистотой, мягким юмором, искренностью и какой-то непафосной, не розово-сиропной, не страстно-страдательной любовной линией.
У Милна такая тональность произведения, которую я ранее ни у кого не слышала - даже не могу вам какой-то аналог подобрать. Потому что юмор, конечно, английский - но это совсем не Вудхауз. Антураж, конечно, английский - но это конечно не Дикенз. Диалоги - шикарные английские диалоги - но это не Конан-Дойль. Вот сейчас есть модное понятие "хюгге" - атмосфера покоя, тепла, дружелюбия и счастья - маркетологи пытаются убедить нас, что это датское секретное исключительное явление. Не верьте - англичанин Милн "изобрел" такую атмосферу гораздо раньше :)
Одним словом, с большим удовольствием открыла для себя "взрослого" Алана Милна. Рекомендую, тем более, что книга очень подходит к сезону - летняя, неторопливая, прекрасная.
Позволю себе привести часть статьи от переводчика:
Стоит кому-нибудь произнести имя А. А. Милна, как перед нашим внутренним взором встают Медвежонок, всегда готовый немножко подкрепиться или спеть очередную “ворчалку”, старый ослик Иа-Иа, очень любящий думать о Серьезных Вещах, Кристофер Робин, Джеймс Джеймс Моррисон Моррисон и многие-многие другие нежно любимые герои, и губы сами собой расплываются в улыбке. Однако мало кто из нас знает, что помимо четырех тоненьких детских книжек, принесших ему мировую известность, А. А. Милн написал множество эссе, пьес и романов, пользовавшихся огромным успехом в период между двумя войнами. Сам Милн был недоволен тем, что слава его детских книжек затмила все другие его произведения. Так уж нередко бывает с писателями - их оценка собственных произведений далеко не всегда совпадает с читательской. Не будем спорить с автором, а просто отметим, что некоторые из его “взрослых” произведений с удовольствием читаются - и переводятся на другие языки! - и по сей день. К их числу относится и роман “Двое” (1931).
Скажем прямо, роман Милна принадлежит к жанру, решительно непопулярному у нас в пресловутое старое время. Радетели чистоты отечественной идеологии, отдавая решительное предпочтение пафосу и разоблачению, относились с предубеждением к легким юмористическим жанрам. В результате лишь очень немногим из “легкомысленных” авторов удалось прорваться к советским читателям сквозь мощные идеологические заслоны, воздвигаемые на их пути. Таким исключением был, например, Джером К. Джером, едва ли не единственный представитель блестящей плеяды английских юмористов, печатавшийся у нас. Можно было бы назвать много блестящих имен, которые и по сей день остаются неизвестными в России. Даже несравненный П. Г. Вудхаус, которым с 1899 года зачитывается англоязычный мир, лишь недавно, после перерыва в несколько десятилетий, снова зазвучал по-русски. Словом, будем радоваться тому, что публикация романа “Двое” закрывает один из многих наших пробелов, тем более что это не только веселое и смешное, но и трогательное и поучительное чтение.
Друзья и критики называли Милна чрезвычайно “автобиографичным” писателем. Это особенно верно в отношении романа, герой которого писатель, живет в деревне, не любит Лондон, имеет дело с издателями, режиссерами и актерами - словом, делает многое из того, чем занимался сам Милн. Есть у них и другие черты сходства: скажем, Милн тоже не умел работать руками, неважно водил машину, был в армии во время первой мировой, обожал Диккенса. Конечно, не следует думать, что все происходящее в романе в точности соответствует биографии Милна. Но герой романа глубинно близок Милну. Не случайно именно в его уста он вкладывает свои самые заветные мысли - о любви, о браке, о войне, о красоте, о природе и творчестве. Конечно, он окружает их легким, искрящимся контекстом, а высказав серьезную мысль, тут же смягчает ее шуткой. Именно так Милн обычно говорил или писал о самом себе - более всего он боялся показаться высокопарным или помпезным.
(Н.Демурова)
- Моя жизнь не была легкой.
- Боже, а разве должна была?
Он никогда не голосовал. Хильдершем, который всегда выполнял то, что полагалось, однажды задал Реджинальду вопрос, что, по его мнению, произошло бы, если бы не голосовал никто.
- Не представляю себе, - откровенно ответил Реджинальд. - А вы как думаете?
Хильдершем, который не имел обыкновения думать, с возмущением ответил, что цивилизация как таковая рухнула бы.
- Она рухнула бы, - возразил Реджинальд, - и если бы, скажем, перестали мостить дороги. Но будь я проклят, - добавил он, - если по этой причине стану дорожным рабочим.
Вы думаете, я действительно продаю свои газеты ежедневно миллиону человек? Самое большее - десяти. Каждый мыслит в точности как девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять остальных в этом стаде.
Что удивляет вас больше, что столько браков удачных или что столько неудачных? Удивительно, без сомнения, что столько удачных.