Бруно Травен
У меня спросили, какой перевод "Корабля мертвых" Бруно Травена я посоветую. Запишу это и здесь.
Имеется три перевода:
(1) Перевод Э. И. Грейнер-Гекк, 1928.
"Классический" советский перевод.
(2) Перевод Геннадия Прашкевича, Новосибирск: "Свиньин и сыновья", 2006.
Уж не знаю, из каких соображений делался этот перевод, вряд ли из-за того, что не удалось договориться с наследниками Грейнер-Гекк - судя по тому, что все её переводы были в 20-х годах, они скорее всего уже не охраняются авторским правом.
(3) Г.Е. Потаповой, серия "Литературные памятники", СПб, "Наука", 2015.
Видимо, "классический" перевод сочли недостаточно академичным для серии "Литпамятники". Перевод старательный, но при этом с рядом глупых редакторских недосмотров, например "Нью-Орлеан" повсюду в тексте вместо "Новый Орлеан" [переводчик был и редактором этого издания].
Пара примеров из текста:
I second mate? No, sir. I was not mate on this can, not even bos’n. I was just a plain sailor. Deck-hand you may say. You see, sir, to tell you the truth, full-fledged sailors aren’t needed now. They have gone for ever, I think, with the last horse-drawn cab in New York. A freighter of today isn’t a ship at all. A modern freighter meant to make money for the company is only a floating machine.
(0: Немецкий перевод) Zweiter Offizier? No, Sir. Ich war nicht Zweiter Offizier auf diesem Eimer. Ich war einfacher Deckarbeiter, ganz schlichter Arbeiter. Sehen Sie, Herr, Matrosen gibt es ja kaum noch, werden auch gar nicht mehr verlangt. So ein modernes Frachtschiff ist gar kein eigentliches Schiff mehr.
(1: Грейнер-Гекк) Второй офицер? Нет, сэр. Я не был вторым офицером на этом судне. Я был обыкновенным палубным рабочим, совсем простым рабочим. Видите ли, уважаемый, матросов уже почти не осталось, да в них и нет надобности. Такой современный транспортный корабль, в сущности, уже и не корабль.
(2: Прашкевич) Второй офицер? Я? No, Sir. Я не был вторым офицером на этом корыте. Я был просто палубным рабочим, совсем скромным. Такой чудесный современный корабль в некотором смысле уже и не корабль.
(3: Потапова) Второй офицер? No, Sir. Я не был вторым офицером на этой коробке. Я был обыкновенным палубным рабочим, совсем простым рабочим. Видите ли, почтеннейший, матросов теперь почти не осталось, да в них и нет нужды. Этакий современный фрахтер, в сущности, вовсе уже и не корабль.
[Роман исходно написан Травеном на английском, через несколько лет переведен им на немецкий, на котором и был впервые опубликован и лишь спустя 8 лет после этого вышел на английском.]
На немецком сам Травен обозвал корабль "жестянкой" (ибо нет уже настоящих кораблей), и презрительное отношение к современному судну передал только Прашкевич. У всех переводчиков "второй офицер" вместо очевидного "второй помощник". У Потаповой "фрахтер" - калька с немецкого. (Я бы написал "современное средство транпортировки".)
[конец 1-й главки]
“Now, don’t get drunk. Understand. There’ll be plenty of work tomorrow and you’ve got to be ready to go on hand when we’re putting out,” the mate said.
Get drunk? Me get drunk? An insult. The skipper, the other mates, the engineers, the bos’n, the carpenter haven’t been sober for six consecutive hours since we made this port. And I am told not to get drunk. I didn’t even think of Scotch at all. Not for a minute.
“Me get drunk, sir? Never. I don’t even touch the cork of a whisky bottle, I hate that stuff so much. I know what I owe my country in a foreign port. I am dry, sir. I may be a Democrat, but I am dry. Ever seen me drunk, sir?”
“All right, all right, I haven’t said a word. Forget it.”
(0: Немецкий перевод)
»Betrinken Sie sich nicht. Das ist hier ein ganz böser Platz«, sagte der Offizier, als er die Quittung an sich nahm. Das war eine unerhörte Beleidigung. Der Skipper, die Offiziere und die Ingenieure betranken sich zweimal des Tages, solange wir nun schon hier lagen, aber mir wird gepredigt, mich nicht zu betrinken. Ich dachte gar nicht daran. Warum auch? Es ist so dumm und so unvernünftig.
»Nein«, gab ich zur Antwort, »ich nehme niemals einen Tropfen von diesem Gift. Ich weiß, was ich meinem Lande selbst in der Fremde schuldig bin. Yes, Sir. Ich bin Abstinenzler, knochentrocken. Können sich drauf verlassen, das bin ich. Ich glaube an die heilige Prohibition.«
’raus war ich und ’runter vom Eimer.
(1: Грейнер-Гекк)
- Не напейтесь только. Это гиблое место, - сказал офицер, принимая от меня квитанцию.
Это была неслыханная обида. Шкипер, офицер и инженеры напивались по два раза в день с тех пор, как мы стояли в порту, а мне проповедуют трезвость. Я и не думал напиваться. Да и зачем? Это так глупо и недостойно.
- Нет, - ответил я ему. - Я никогда не выпью ни одной капли этого яда. Я знаю свои обязанности перед родиной даже здесь на чужбине. Да, сэр. Я - трезвенник, я - аскет. Можете положиться на меня. Я верю в святую силу запрещения алкоголя.
Я простился с офицером и побежал вниз.
(2: Прашкевич)
- Не напивайся, - посоветовал офицер. - Здесь страшная дыра.
Я обиделся. Капитан, офицеры и инженеры всегда напивались, как скоты, даже по два раза в день, а мне советуют не напиваться. Что за глупость. Я не беру этой отравы в рот. На моей родине в Америке сухой закон. Yes, Sir. Я сухой до самых костей. Можете положиться на меня.
И двинулся вниз по трапу.
(3: Потапова)
- Только не напивайтесь. Тут гиблое место, - сказал офицер, принимая квитанцию.
Это было неслыханное оскорбление. Капитан, офицеры и механики напивались по два раза на дню с тех пор, как мы здесь стояли, а мне проповедуют трезвость. У меня и в мыслях такого не было, чтоб напиваться. Да и зачем? Это так глупо и неразумно.
- Нет, - отвечал я ему. - Я этой отравы в рот не беру. Я сознаю свой долг перед родиной даже здесь, на чужбине. Yes, Sir. Я абстинент, я сухой до костей. Это так, уж можете на меня положиться. Верую в святую прогибицию.
Я выскочил от офицера - и айда с посудины на берег.
На этом отрывке хорошо виден блеск и нищета всех этих переводов, настолько, что дальше можно не анализировать [далее всё аналогично].
Во-1-х, хорошо видна разница между английским и немецким текстом (а все три перевода на русский - с немецкого); похоже, работая над переводом, автор еще немного "посушил" текст, а что-то прописал поаккуратнее.
Во-2-х, видно, что смысл лучше всего передан в самом старом переводе, Гейнер-Гекк, но интонации у неё часто неправильные ("верю" вместо очевидного "верую").
В-3-х, Прашкевич не соблюл авторское построение отрывка (реплика помощника капитана - размышление персонажа - реплика персонажа - покинул жестянку) - видимо, решив, что здесь перебор с воспеванием почтения персонажа к сухому закону; может быть в этом отношении Прашкевич и прав, но при этом слишком решительно правит автора, что не хорошо. В целом он лучше других улавливает авторские интонации, но перевод получился подсокращенный.
В-4-х, Потапова максимально следует немецкому тексту, не всегда при этом разобравшись, что же подразумевал автор. Например Сухой закон (нем. Prohibition) у Грейнер-Гекк стал "запрещением алкоголя" [не знаю, был ли уже в 1928 устоявшийся термин "сухой закон"], а у Потаповой - непонятной "прогибицией".
(Не могу не отметить: у всех переводчиков "напиваются по два раза в день", тогда как из английского текста видно, что корабль пришел в порт за 6 часов до текущего момента, т.е. автор имел в виду половину дня.)
Мой вывод: читать надо перевод Э. Грейнер-Гекк, самый старый, лучшего пока нет.