И вновь о Дугине: борьба против либерализма... за что?
3 августа Дугин на своей страничке вконтакте написал статью «Четвертая Политическая Теория как идеология Новой России». Судя по всему, Дугину надоело, что его в последние месяцы заклеймили фашистом, и он решил опровергнуть все обвинения.
На самом деле, в связи с событиями в Новороссии и ролью Дугина в них про него было написано очень много публикаций, обличающих его фашистскую суть. То, что я читал - раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Ещё есть статьи про поведение Дугина в связи с событиями в Новороссии - раз, два, три, четыре.
Собственно, даже на статью, которую я собираюсь обсудить, есть уже два отклика - раз, два.
Но, например, gurianov-pavel не стал рассматривать саму статью, просто приведя в качестве доказательства фашистской сути Дугина материалы откровенно нацистского характера из журнала «Элементы» от 1995 года, главным редактором которого являлся Дугин. Это был журнал для его евразийцев.
Я же хочу рассмотреть саму статью без учёта прошлого Дугина. Предположим, что этого прошлого не было, или что я ничего о нём не знаю, или предположим (чисто гипотетически) что Дугин раскаялся в своих нацистских убеждениях и действительно вывел новую политическую теорию.
Итак, поехали.
В самом начале статьи Дугин делает фундаментальный ложный ход, определяющий все дальнейшие манипуляции:
Есть три главные политические идеологии Модерна: либерализм (всех видов), коммунизм (всех видов) и фашизм (всех видов). Они бились между собой в ХХ веке на смерть.
Что такое Модерн? Время Модерна характеризуется капитализмом в экономике, правовым государством в сфере социальной коммуникации и нацией как субъектом истории. Модерн - это власть буржуа. Главная ценность Модерна - гуманизм, реализуемый через научно-технический прогресс.
Фундаментальное отличие Модерна от традиционного общества - это смирение человека со злом, таящимся внутри него. Христианство побуждало человека к личному восхождению, очищению от грехов, праведной жизни и спасению души. Оно провозглашало в человеке возможность избыть своё злое начало. С появлением сначала протестантов, а затем и неверующих светских людей вера в эту возможность угасла. Тогда было провозглашено государство, удерживающее человечество от постоянных кровавых разборок между собою, и закон, как средство воздействия государства на общество. С этого начался Модерн.
Однако в первой половине XX века стало окончательно ясно, что сдерживать злое начало в человеке невозможно. Оно раз за разом будет вырываться из клетки, сооружённой законом и государством.
Прорыв и последующая власть такого злого разрушительного начала - это и есть фашизм.
Коммунизм в своей сути берёт эстафету у христианства (и монотеизма вообще) и вновь провозглашает возможность избыть злое звериное начало в человеке. Коммунизм грезит обществом, в котором каждый будет осуществлять свой свободный творческий труд на благо всех. Коммунизм - это выход из тупика Модерна.
Совершив такую вопиющую подмену понятий, Дугин дальше сообщает, что эти три идеологии являются реальными только когда опираются на социально-политические и геополитические блоки, и сейчас, мол, коммунизма и фашизма уже нет, есть только их симулякры, подчинённые мировому либерализму.
В связи с этим хочется спросить, Александр Гельевич, Вы знаете значение слова «реальность»? Идеология реальна тогда, когда она сформулирована, концептуально оформлена и доведена до масс. С тех пор она существует в реальности независимо от того, осуществляется она на практике какими-либо государствами, или нет. Вытравить её из реальности можно только в условиях тотально господствующего постмодерна, когда человек уже не в силах воспринимать и критически осмысливать какую-либо информацию.
Александр Дугин
Далее Дугин на примере фашизма раскрывает свой тезис:
Фашизма после 1945 года больше нет, есть только псевдо-фашизм, фашизм' .
Что значит псевдо-? Это значит, что это фикция, что это лишь оболочка, в которой нет содержания, нет действительного политико-идеологического ядра. Это ядро исчезло в 1945. Если бы оно осталось, консенсус либерализма и коммунизма в мире, где эти идеологии победили (Ялтинский мир, ООН), немедленно бы его уничтожил.
Здесь идёт ещё одна очень тонкая подмена. У фашизма после 1945 года действительно не осталось политического ядра, но вполне себе осталось идеологическое, т.к. идеологии существуют независимо от государств. И это идеологическое ядро переместилось в свою, так сказать, «альма-матер» - англосаксонский мир.
Фашизм после 1945 года объявляется Дугиным ложным и лишённым содержания:
Поэтому после 1945 был только "ложный фашизм", как крайний инструмент антикоммунистической стратегии США и стран НАТО. Отсюда проект "Глаудио" и т.д. Все это было уже тогда атланто-фашизмом и по сути либерал-фашизмом. Единственно, что в этом лже-фашизме было реального - это ненависть к коммунистам и СССР, но эта ненависть была реальной только потому, что она основывалась на ненависти РЕАЛЬНЫХ либералов к РЕАЛЬНЫМ коммунистам.
Тут Дугин вновь неверно интерпретирует слово «реальность». Ненависть фашистов к коммунизму была реальна независимо от ненависти либералов в коммунизму, а вот осуществлялась эта ненависть уже благодаря покровительству тех, кого Дугин называет либералами.
Вообще, на фашизме надо остановиться подробнее. Для этого надо определиться с терминами. Я дам своё определение фашизму, на котором и буду основываться в своих рассуждениях:
Фашизм - это последовательный, предельный, накалённый, сформулированный и концептуализированный антигуманизм.
Всё.
Антигуманизм - это стремление расчеловечить человека, превратить его в зверя или иным образом уничтожить его человеческую сущность. Фашизмом мы это явление называем потому, что впервые в политической практике на государственном уровне такой антигуманизм осуществил Муссолини. На деле концепты фашизма могут быть совершенно разные - националистические, имперские (Муссолини), расистские (Гитлер), элитарные, аристократические, даже либеральные (современный западный либерализм со своей толерантностью - это тот же антигуманизм, разрушающий мораль и традиционные ценности).
В связи с этим возникает вопрос: если западный мир после 1945 года задействовал антигуманистические фашистские технологии, разве он сам от этого не стал антигуманистичным, т.е. фашистским? Можно ли вообще после 1945 года говорить о Западном мире как о мире Модерна? Кто чьим инструментом является: фашизм инструментом Запада или Запад инструментом фашизма?
Далее у Дугина следует такая же байда про коммунизм.
Затем идёт наброс на Кургиняна, но мне его даже неинтересно обсуждать: достаточно прочесть небольшую книгу Кургиняна 1990 года под названием «Постперестройка», чтобы понять, что он никогда не «колебался вместе с линией партии», а всегда занимал и занимает свою чёткую позицию по отношению к судьбе России в мире.
Книга «Постперестройка», 1990 год
Совершив такую махинацию со словом «реальность», Дугин делает ловкий вывод:
Антифашизм и антикоммунизм среди тех сил, которые отвергают либерализм, есть не что иное как самый яркий признак, что речь идет о провокаторах (сознательных или нет). Особенно если под удар антикоммунистов подпадают левые советские патриоты, а под удар антифашистов правые русские патриоты.
Т.е. Дугин отказывает в праве коммунистам и фашистам бороться с либерализмом. Они же проиграли в XX веке и их теперь, как нам объясняет Дугин, нет. Что ж, если идеологии, претендующие на свой исторический проект, теперь не вправе за него бороться против западного мироустройства (Дугин везде употребляет термин "либерализм", но понятно же, что имеется ввиду Модерн целиком), то кто же тогда может бороться против Запада?
И Дугин даёт ответ:
Из этого анализа в начале 90-х годов я сделал первый вывод: необходимо объединить правых антилибералов и левых антилибералов, чтобы СОВМЕСТНО, отбросив антикоммунизм и антифашизм, так как они нерелевантны при отсутствии РЕАЛЬНЫХ ядер этих идеологий и в условиях наличия только их симулякров (фашизм' и коммунизм'), создать НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ФРОНТ.
<…>
По сути это была первая попытка выйти за пределы трех политических идеологий Модерна, противопоставив РЕАЛЬНОМУ либерализму РЕАЛЬНЫЙ антилиберализм, состоящий из объединения ВСЕХ существующих антилиберальных групп - как с права, так и слева.
Т.е. с Западом может бороться только постмодернистский коктейль диаметрально противоположных сил. Хорошо, допустим. Но если они будут бороться против Запада, то за что они будут бороться?
И здесь Дугин поясняет:
Затем с конца 1990-х годов, наблюдая за девиацией национал-большевизма в России и постепенным распадом Фронта Европейского Освобождения в Европе, я решил осуществить апгрейд национал-большевизма в более развернутой и отчасти смягченной (по форме, а не по сути) версии. Это - евразийство. Оно тоже основывалось на радикальном антилиберализме и антиамериканизме, но ставило во главу угла геополитику, Русскую Цивилизацию, континентальную идентичность и принцип Империи. Это был второй шаг. Он не выводил еще нас за рамки трех идеологий, но готовил для этого почву.
И третий шаг был предпринят с 2008 года, когда я сформулировал основы Четвертой Политической Теории, или Четвертой Идеологии, Четвертого Пути, призывающей строить антилиберальную АЛЬТЕРНАТИВУ на полном отвержении и коммунизма, и фашизма, и тем более - их симулякров - коммунизма' и фашизма'. После формулировки этой идеологической платформы говорить о каком бы то ни было "фашизме" в отношении сторонников 4ПТ просто абсурдно.
Т.е. когда этот национал-большевистский конструкт, лишённый содержания, начал рассыпаться, Дугин решил сменить его на евразийство, в котором уже стал разрабатывать тему идентичности, без которой никакая борьба невозможна. Кстати, чем Дугин реально занимался в 90-е годы, можно узнать, пройдя по ссылкам в начале статьи.
Четвёртую политическую теорию надо рассмотреть подробнее.
Отталкивается она от полного отрицания Модерна и собирании на борьбу с ним всех антилиберальных сил.
Дугин рьяно ненавидит Модерн. Процитирую его высказывания с семинара по Четвёртой политической теории, проведённого в Институте динамического консерватизма (дату установить не удалось, но это уже после Арабской весны). Выделения жирным мои:
То есть, Модерн - это был проект по такому загашению, закрытию той полноты открытого и одновременно вечно повторяющегося мира внутрь, ограниченного всегда, своей символической структурой, который можно определенно описать как закрытие яйца мира сверху, по формуле Генона. Яйцо мира сверху открыто на уровне традиции и оно коммуницирует с тем, что над миром, потом это яйцо закрывается, так и возникает вещь, которая сама в себе.
<…>
Если бы мы посмотрели таким непредвзятым взглядом, как культурные антропологи предлагают смотреть на общество дикарей, мы бы увидели в них более здравое, более полноценное экзистирование. Поэтому отрицание Модерна в четвертой политической теории является абсолютным аксиоматическим догматом. Никаких компромиссов с Модерном. На этом вся эта теория строится. Эта теория может быть не принята, но самое неверное было бы стараться совместить ее с Модерном. Потому что ее смысл, я бы сказал так, в радикальной ненависти, неприязни к Модерну. Причем ко всем формам Модерна, с его прогрессом, с техникой, с развитием, с комфортом, с движением, с совершенствованием. Все эти ценности Модерна, они, по сути, отрицаются в четвертой политической теории.
Т.е. ненавистный Модерн уничтожил традицию, как средство коммуникации вечно повторяющегося мира с тем, что находится вне него. Уже интересная постановка вопроса, не правда ли? Для Дугина даже бытие нецивилизованных дикарей является более полным, чем бытие людей в рамках Модерна.
Американские рабочие строят небоскрёб на Манхэттене
Далее выясняется, что на начальном этапе возвращение к традиции Дугин рассматривал как вариант третьей теории, т.е. фашизма, но потом от этого отказался (выделения жирным мои):
При этом евразийство меня всегда интересовало, как версия третьей политической теории. Я ее воспринимал таким образом. В 90-е годы на базе национал-большевизма, как предложения объединить вторую и третью теории против первой, возникла идея автономизации евразийства. То есть третья политическая теория ушла в базу, в операционную систему, над ней был надстроен национал-большевизм. Дальше над национал-большевизмом было надстроено евразийство, которое позволяло в силу определенных, может быть, стилистических причин говорить о том же самом более мягким образом, не пугая сразу, потому, что «национал-большевизм» пугал. А «евразийство» - слово более спокойное, можно рассказывать о какой-то интеграции и, в общем, более политкорректно, по крайней мере, стилистически. Таким образом, это была третья надстройка.
<…>
Рассмотрим, что нас не устраивает во второй политической теории. Нас не устраивает материализм, нас не устраивает экономический детерминизм, нас не устраивает прогрессизм марксизма. Марксизм - прекрасная критика либерализма, но, когда речь идет об описании исторических процессов, там такие дикие натяжки, которые совершенно не соответствуют, по крайней мере, нашему представлению. Поэтому критика капитализма из марксизма берется, а вот ценностная составляющая, исторический материализм, детерминация социально-исторических процессов, прогресс, вся эта мифология, связанная с Модерном и вытекающая из Модерна, нас не устраивает.
Что нас не устраивает в третьей политической теории? Вначале нам казалось, что она просто проиграла, но ведь проиграла - это не аргумент. Когда мы стали внимательнее рассматривать эту проблему, то нашли несколько моментов, которые принципиально не устраивают нас в третьей политической теории. Первое - расизм, потому что расизм предполагает форму проекции западноевропейской теории общества и идёт вразрез с социокультурной антропологией, расизм - это и есть свойство западноевропейского универсализма, против которого боролись евразийцы. Расизм категорически неприемлем, а это неотъемлемая черта, по крайней мере, одного из направлений третьей политической теории. А второе - нас категорически не устраивает привязанность к государству-нации, которое является точно так же моделью третьей политической теории. Таким образом, ни этатизм, ни расизм, ни национализм (а это почти синоним третьей политической теории) нас не устраивают, ни в каких формах. В данном случае можно согласиться с Геллнером или с “Imagined Communities” Андерсона: нас не устраивает представление о достаточно нормативной форме гражданского общества, в виде государства-нации, на основании индивидуальной принадлежности.
Итак, в коммунизме Дугина не устраивает то, что он выходит из Модерна и по-своему развивает его. А в фашизме - расизм и национальная идентичность. При этом, судя по всему, отказ от развития и расчеловечивание, которые и являются сутью фашизма, Дугина вполне устраивают. Расчеловечивание ведь можно вести по любому признаку, не обязательно расовому или национальному.
В чём же суть Четвёртой политической теории, на какой основе она будет бороться с либерализмом/Модерном? Ответ прост и ясен - на основе возвращения к традиции:
Но во всяком случае, наша идея в том, что традицию надо реконструировать [выделено Дугиным - прим. авт.], и, соответственно, идеал, политический идеал в альтернативной Модерну парадигме надо создать. Того прошлого, которое было, уже нет, оно должно трансформироваться сквозь нас, а значит, оно будет будущим, оно будет чем-то другим.
Ещё об этом же из статьи Дугина «Четвёртая политическая теория» в журнале «Профиль» №48 от 2008 года (выделения жирным мои):
Итак, четвертая политическая теория может спокойно обращаться к тому, что предшествовало современности, и черпать оттуда свое вдохновение.
<…>
Если для четвертой политической теории атеизм Нового времени перестает быть чем-то обязательным, то и теология монотеистических религий, которая вытеснила в свое время иные сакральные культуры, также не является истиной в последней инстанции (вернее - может являться, а может и не являться). Теоретически же ничто не ограничивает глубину обращения к древним архаическим ценностям, которые, будучи корректно распознаны и осмыслены, вполне могут занять определенное место в новой идеологической конструкции.
Не только высшие сверхразумные символы Веры могут снова быть взяты на щит, но и те иррациональные моменты культов, обрядов и легенд, которые смущали богословов на прежних этапах. Если мы отбрасываем прогресс как идею, свойственную эпохе модерна (а она, как мы видим, закончилась), то все древнее обретает для нас ценность и убедительность уже потому, что оно древнее. Древнее - значит, хорошее. И чем древнее, тем лучше.
Самым древним из творений является рай. К его новому обретению в будущем должны стремиться носители четвертой политической теории.
Всё сказано предельно откровенно - отбрасываем прогресс (и развитие, видимо, тоже) и возвращаемся к древности. Чем древнее, тем лучше. Прикрывается это всё фиговым листком рая - он-де самый древний.
Далее возникает вопрос о субъекте новой теории. Дугин отказывается от субъектов трёх прошлых теорий - индивида, класса и нации/расы - и заявляет, что человек не может быть субъектом. Вновь цитирую стенограмму семинара (выделения жирным мои):
И возникает вопрос: а что же будет на месте субъекта, мы же не можем политическую теорию строить на пустом месте? Если это человек, то нам скажет любой социальный антрополог, что у нас сколько обществ, столько и представлений о человеке. Разница в представлении о человеческом статусе у маори, например, или у племени пирахану, или у современных европейцев, эскимосов, русских и китайцев настолько велика, что мы на этой основе ничего не построим. Никакого человека, строго говоря, нет, уж не только западно-европейского индивидуума, который является субъектом либеральной теории, а вообще человека нет.
Т.е. человека в новой теории нет, а субъектом объявляется хайдеггеровский «dasein» - мыслящее присутствие. К слову, я вообще не представляю, как субъектом политической теории может не быть человек либо совокупность людей. Политика - она всегда о человеке, иначе это не политика, а что-то другое.
При этом Дугина люди как таковые действительно не интересуют, и он оправдывает своей теорией новое расслоение и неравенство, но не по классовому, сословному или национальному признаку, а по другому (выделения жирным мои, кроме одного):
А.Б.Кобяков: Ваша теория не предполагает возможности исправления человека, значит, она не настроена к тому, чтобы исправлять человека, она обращается к тому, кто уже абсолютно готов?
Дугин: Нет, конечно. Можно сказать так: мы живем в опыте историческом. В среде как опыте. Мы живем в опыте, и этот опыт в конечном итоге воспринимается нами в последнем измерении, на уровне антропологического фундаментализма, условно двояким образом. Либо мы не замечаем кошмара, в который мы погрузились, и тогда к замечающему человеческому присутствию кошмарности аномальной ситуации, мы не обращаемся. Если вас удовлетворяет статус-кво, до свидания, мы просто вас не знаем. А вот если вас не удовлетворяет - не по культуре, а как-то органически, как люди не могут дышать, когда нет воздуха… <…> Вот когда мы начинаем воспринимать мир, в котором мы живем, так же, как захлебывающийся человек, который агонизирующим импульсом собирает все свои силы, он говорит: нет! тогда он обращается - не к нам, а приблизительно в том направлении, о котором я говорил. И вокруг этого агонизирующего импульса мы и предлагаем строить новую политическую теорию [выделено Дугиным - прим. авт.]. Тот, кто его не испытывает, тот тихо тонет, например, вот так медленно и спокойно опускает лицо в воду вонючую, вот так медленно и спокойно рассматривает какой-нибудь глянцевый журнал или новости биржевые, ‑ этот персонаж или этот социальный срез, этот антропологический сегмент нас просто не интересует. Он просто никого не интересует, его не интересно ни уничтожать, ни насмехаться над ним, ни критиковать его. И вы думаете, людей, которые так реагируют, экзистенциально реагируют на нашу среду историческую, в которой мы живем, мало? Я думаю, очень мало, но их гораздо больше, чем нам кажется. И они, может быть, реагируют на субвербальную, вневербальную интонацию, с которой мы говорим о четвертой политической теории. И безошибочно определяют, что им интересно, а что нет. То есть в состоянии агонии люди прекрасно понимают, что, например, когда дом горит, они действительно оттуда ищут выход. А если они не чувствуют, что дом горит, они сидят там и не чешутся. Но для тех, у кого горит, это чрезвычайно важно и вэлком на самом деле - и таких много.
Т.е. теория Дугина только для тех, кто хочет выбраться. Те же, кто по каким-то причинам не чувствуют несовершенства мира, - на них наплевать, пускай плавают в дерьме дальше. Дугин не собирается спасать всё человечество от либерального кошмара, спасутся лишь некоторые избранные, которые этого хотят.
Вот вкратце про Четвёртую политическую теорию. Вернёмся к статье во вконтакте.
Спасением для Новороссии Дугин видит принятие ею Четвёртой политической теории, ибо только она может обосновать борьбу с Западным миром. Параллельно, принятие и развитие этой теории должно произойти и в России (выделения жирным мои):
И снова для России в качестве антилиберальной платформы не подходит ни коммунизм, ни фашизм. И то, и то исключено. А Модерн других идеологий не знает. Поэтому надо искать за пределами Нового времени, обращаясь к Традиции, Церкви, к русским корням, и одновременно, к авангардным стратегиям преодоления Модерна в футуристических проектах Русского Будущего.
Далее Дугин чётко заявляет, что на основании вышесказанного он не фашист. И в завершение статьи следует его сегодняшняя политическая и мировоззренческая позиция (выделения жирным мои):
Я могу четко и однозначно утверждать: я радикально против либерализма во всех его версиях, против капитализма, против атлантизма и глобальной финансовой олигархии, против США и американской гегемонии, против современной демократии (как власти меньшинств), против идеологии "прав человека" (где за основу берется западный человек), против мифов о "свободном рынке", против индивидуализма во всех сферах и т.д. Но я также против материалистического атеистического коммунизма и фашистского расизма, шовинизма и ксеноофобии. Я антилиберал, но не коммунист и не фашист при этом. Я против Модерна. Я за Традицию, как полную антитезу Модерну. Как хотите, так и понимайте. Я сторонник евразийства и Четвертой Политической Теории. Редуцировать такую позицию "к фашизму" может только невежа или либерал. <…> для меня намного важнее ясная позиция тех, кто искренне хочет во всем разобраться и строить Великую Россию. Это возможно только за пределами глобального либерализма, американской гегемонии и Модерна как такового. В Модерне для России места нет. Она может вступить туда, только утратив свою глубинную идентичность. В этой действительно важной дилемме - Модерн или Россия, я однозначно выбираю Россию, а значит Традицию. И приглашаю все народы поступить также. Модерн - ошибка, более того, преступление, совершенное Западом. И сейчас все человечество за это расплачивается. Мы свою цену в ХХ веке за этот эксперимент заплатили. Достаточно. Россия будут или русской, то есть евразийской, то есть ядром великого Русского Мира, либо она исчезнет. Но тогда уж лучше пусть исчезнет все. В мире без России просто незачем жить.
Итак, Россию, её будущее, Дугин связывает только с традицией с большой буквы. Теперь я немного расскажу о том, что такое традиция.
Традиция как регулятор общественной жизни зародилась в родоплеменном общественном строе. Сформировались некие табу, которые нарушать было нельзя, потому что никто из предков никогда их не нарушал. В каждом племени были авторитетные старейшины, которые следили за соблюдением табу и карали за их нарушение. Затем традиция из родоплеменной оформилась в религиозную (табу нельзя нарушать, потому что боги запрещают) - сначала политеистическую языческую, затем в монотеистическую (христианскую, иудейскую и мусульманскую). Старейшины уступили место жрецам и священникам.
Такое положение дел существовало, если считать по Марксу, во время первобытно-общинного строя, рабовладения и феодализма. Оно закончилось во время раскола католической церкви в XVI веке. Сначала появился протестантизм со своей этикой индивидуального спасения через труд, богатства, как количественного выражения труда, и, соответственно, стяжательства. Затем во всё большем количестве стали появляться светские люди, не верующие в Бога совсем. В эпоху Возрождения в связи с развитием науки ребром встал вопрос о чувственном опыте как единственном источнике познания. Вследствие разработки этого вопроса как грибы после дождя стали появляться различные материалистические концепции.
Затем последовали фундаментальные открытия Ньютона, перевернувшие всю тогдашнюю картину мира. Казалось, что все явления природы можно просчитать, предсказать и количественно измерить, а значит, недалеко уже и до управления ими. К этому времени было уже не до Бога, и традиция, которая могла опираться только на веру в Бога и опыт предков, приказала долго жить.
Понадобились новые регуляторы общественной жизни. С уходом Бога из жизни просвещённой Европы угасла и вера в возможность исправления человека, освобождения его от зла, присущего его звериному началу. Раз человека нельзя избавить от зла, значит нужно это зло усмирить и использовать на благо человечества. Яркий пример такого использования - конкуренция при капитализме. Принцип конкурентной борьбы вошёл в западное общество из животного мира. За счёт разорения и уничтожения конкурента ты усиливаешься сам, попутно двигая вперёд прогресс, т.к. в конкурентной борьбе тебе приходится совершенствовать свой продукт. Итак, для такого усмирения зла внутри человека была создана концепция государства как результата общественного договора между людьми, призванного прекратить «войну всех против всех». Для такого прекращения был использован новый регулятор общественной жизни - закон. Всё это в своём труде «Левиафан» описал Томас Гоббс, один из основоположников концепции правового государства.
.jpg)
Томас Гоббс
Кстати, Россия никогда не жила в строгом смысле по Модерну. Закон не стал у нас регулятором, как в Европе. Очень характерно это выражено в романе Достоевского «Преступление и наказание». Раскольникову не важен закон. Он хочет понять, есть ли у него внутреннее право на убийство в благих целях. Русский человек в принципе не может жить по закону, ему нужна либо абсолютная свобода для достижения блага и воссоединения с Богом, либо пусть весь мир идёт к чертям! В этом весь Достоевский. Его творчество - это ответ России на вызов Модерна. И в этом смысле он подлинный русский либерал, которому нужная не «свобода от», а «свобода для».
Традиция в России со времён Петра тоже перестала быть регулятором, или как минимум очень ослабла в этом качестве. Она сохранилась только в небольших сплочённых общинах, например, в поселениях старообрядцев. Тем не менее, православие через культуру и ощущение высшей благой цели, мессианского предназначения народа всё равно осталось таким регулятором. Просто православная традиция с появлением светских людей стала православной культурой. Почему народ принял большевиков при всей их внешней антирелигиозности и под их знаменем выиграл Гражданскую войну? Потому что заявляемые большевиками цели построения справедливого мироустройства, где каждый будет свободен в своём развитии, были глубоко созвучны православно-хилиастическому мессианскому мировоззрению русского человека.
Фёдор Достоевский
Время традиции ушло. Её нельзя сейчас вернуть, о чём мечтает Дугин, её можно только искусственно насаждать. Для такого насаждения нужно ввергать народ в архаику - внедрять архаическое мышление, архаическое мировосприятие, восстанавливать сословные перегородки. Такой возврат будет означать движение вспять по исторической траектории, т.е. отказ от развития, а значит фашизм. Ведь если гуманизм - это развитие человека и человечества в разных формах (при капитализме, например, это научно-технический прогресс), то антигуманизм, который я и называю фашизмом, - это уничтожение человека, осуществляемое в том числе путём отказа от развития.
Фундаментальный традиционализм в духе Рене Генона - это и есть фашизм. Это поиск выхода в прошлом, а не в будущем, это объявление прошлого благом, а настоящего злом («чем древнее, тем лучше»). Никакое развитие невозможно без устремления в будущее, а без развития не будет и человечества, ибо человек создан лишь для одной цели - развиваться и восходить, а когда он останавливается, или тем более идёт вспять, то превращается в зверя. Фашизм может иметь разные концептуальные маски - националистическую, имперскую, элитарную и т.д. Дугин вешает лапшу на уши об отсутствии, видите ли, каких-то фашистских политических субъектов, о неприятии расизма и национализма, а на деле проталкивает реальный фашизм практически без маски!
Четвёртая политическая теория - это глубокий, последовательный фашизм!
Подытожим.
Статья Дугина не выдерживает никакой критики - при наличии элементарного представления о том, что такое Модерн, коммунизм и фашизм, она разделывается под орех. Наверное, Дугин не зря выложил этот опус во вконтакте: только любители лайкать котиков, не видящие дальше носа своего кумира, могут схавать такую байду.
Александр Гельевич этой статьёй хотел отмазаться от обвинений в фашизме. Реально же он нанёс себе удар в челюсть, заявив не просто о каком-нибудь поклонении Гитлеру или Гиммлеру (чем Дугин открыто, не стесняясь, баловался в 90-е годы), а о наличии у себя глубочайших фашистских воззрений.
На самом деле, в связи с событиями в Новороссии и ролью Дугина в них про него было написано очень много публикаций, обличающих его фашистскую суть. То, что я читал - раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Ещё есть статьи про поведение Дугина в связи с событиями в Новороссии - раз, два, три, четыре.
Собственно, даже на статью, которую я собираюсь обсудить, есть уже два отклика - раз, два.
Но, например, gurianov-pavel не стал рассматривать саму статью, просто приведя в качестве доказательства фашистской сути Дугина материалы откровенно нацистского характера из журнала «Элементы» от 1995 года, главным редактором которого являлся Дугин. Это был журнал для его евразийцев.
Я же хочу рассмотреть саму статью без учёта прошлого Дугина. Предположим, что этого прошлого не было, или что я ничего о нём не знаю, или предположим (чисто гипотетически) что Дугин раскаялся в своих нацистских убеждениях и действительно вывел новую политическую теорию.
Итак, поехали.
В самом начале статьи Дугин делает фундаментальный ложный ход, определяющий все дальнейшие манипуляции:
Есть три главные политические идеологии Модерна: либерализм (всех видов), коммунизм (всех видов) и фашизм (всех видов). Они бились между собой в ХХ веке на смерть.
Что такое Модерн? Время Модерна характеризуется капитализмом в экономике, правовым государством в сфере социальной коммуникации и нацией как субъектом истории. Модерн - это власть буржуа. Главная ценность Модерна - гуманизм, реализуемый через научно-технический прогресс.
Фундаментальное отличие Модерна от традиционного общества - это смирение человека со злом, таящимся внутри него. Христианство побуждало человека к личному восхождению, очищению от грехов, праведной жизни и спасению души. Оно провозглашало в человеке возможность избыть своё злое начало. С появлением сначала протестантов, а затем и неверующих светских людей вера в эту возможность угасла. Тогда было провозглашено государство, удерживающее человечество от постоянных кровавых разборок между собою, и закон, как средство воздействия государства на общество. С этого начался Модерн.
Однако в первой половине XX века стало окончательно ясно, что сдерживать злое начало в человеке невозможно. Оно раз за разом будет вырываться из клетки, сооружённой законом и государством.
Прорыв и последующая власть такого злого разрушительного начала - это и есть фашизм.
Коммунизм в своей сути берёт эстафету у христианства (и монотеизма вообще) и вновь провозглашает возможность избыть злое звериное начало в человеке. Коммунизм грезит обществом, в котором каждый будет осуществлять свой свободный творческий труд на благо всех. Коммунизм - это выход из тупика Модерна.
Совершив такую вопиющую подмену понятий, Дугин дальше сообщает, что эти три идеологии являются реальными только когда опираются на социально-политические и геополитические блоки, и сейчас, мол, коммунизма и фашизма уже нет, есть только их симулякры, подчинённые мировому либерализму.
В связи с этим хочется спросить, Александр Гельевич, Вы знаете значение слова «реальность»? Идеология реальна тогда, когда она сформулирована, концептуально оформлена и доведена до масс. С тех пор она существует в реальности независимо от того, осуществляется она на практике какими-либо государствами, или нет. Вытравить её из реальности можно только в условиях тотально господствующего постмодерна, когда человек уже не в силах воспринимать и критически осмысливать какую-либо информацию.
Александр Дугин
Далее Дугин на примере фашизма раскрывает свой тезис:
Фашизма после 1945 года больше нет, есть только псевдо-фашизм, фашизм' .
Что значит псевдо-? Это значит, что это фикция, что это лишь оболочка, в которой нет содержания, нет действительного политико-идеологического ядра. Это ядро исчезло в 1945. Если бы оно осталось, консенсус либерализма и коммунизма в мире, где эти идеологии победили (Ялтинский мир, ООН), немедленно бы его уничтожил.
Здесь идёт ещё одна очень тонкая подмена. У фашизма после 1945 года действительно не осталось политического ядра, но вполне себе осталось идеологическое, т.к. идеологии существуют независимо от государств. И это идеологическое ядро переместилось в свою, так сказать, «альма-матер» - англосаксонский мир.
Фашизм после 1945 года объявляется Дугиным ложным и лишённым содержания:
Поэтому после 1945 был только "ложный фашизм", как крайний инструмент антикоммунистической стратегии США и стран НАТО. Отсюда проект "Глаудио" и т.д. Все это было уже тогда атланто-фашизмом и по сути либерал-фашизмом. Единственно, что в этом лже-фашизме было реального - это ненависть к коммунистам и СССР, но эта ненависть была реальной только потому, что она основывалась на ненависти РЕАЛЬНЫХ либералов к РЕАЛЬНЫМ коммунистам.
Тут Дугин вновь неверно интерпретирует слово «реальность». Ненависть фашистов к коммунизму была реальна независимо от ненависти либералов в коммунизму, а вот осуществлялась эта ненависть уже благодаря покровительству тех, кого Дугин называет либералами.
Вообще, на фашизме надо остановиться подробнее. Для этого надо определиться с терминами. Я дам своё определение фашизму, на котором и буду основываться в своих рассуждениях:
Фашизм - это последовательный, предельный, накалённый, сформулированный и концептуализированный антигуманизм.
Всё.
Антигуманизм - это стремление расчеловечить человека, превратить его в зверя или иным образом уничтожить его человеческую сущность. Фашизмом мы это явление называем потому, что впервые в политической практике на государственном уровне такой антигуманизм осуществил Муссолини. На деле концепты фашизма могут быть совершенно разные - националистические, имперские (Муссолини), расистские (Гитлер), элитарные, аристократические, даже либеральные (современный западный либерализм со своей толерантностью - это тот же антигуманизм, разрушающий мораль и традиционные ценности).
В связи с этим возникает вопрос: если западный мир после 1945 года задействовал антигуманистические фашистские технологии, разве он сам от этого не стал антигуманистичным, т.е. фашистским? Можно ли вообще после 1945 года говорить о Западном мире как о мире Модерна? Кто чьим инструментом является: фашизм инструментом Запада или Запад инструментом фашизма?
Далее у Дугина следует такая же байда про коммунизм.
Затем идёт наброс на Кургиняна, но мне его даже неинтересно обсуждать: достаточно прочесть небольшую книгу Кургиняна 1990 года под названием «Постперестройка», чтобы понять, что он никогда не «колебался вместе с линией партии», а всегда занимал и занимает свою чёткую позицию по отношению к судьбе России в мире.
Книга «Постперестройка», 1990 год
Совершив такую махинацию со словом «реальность», Дугин делает ловкий вывод:
Антифашизм и антикоммунизм среди тех сил, которые отвергают либерализм, есть не что иное как самый яркий признак, что речь идет о провокаторах (сознательных или нет). Особенно если под удар антикоммунистов подпадают левые советские патриоты, а под удар антифашистов правые русские патриоты.
Т.е. Дугин отказывает в праве коммунистам и фашистам бороться с либерализмом. Они же проиграли в XX веке и их теперь, как нам объясняет Дугин, нет. Что ж, если идеологии, претендующие на свой исторический проект, теперь не вправе за него бороться против западного мироустройства (Дугин везде употребляет термин "либерализм", но понятно же, что имеется ввиду Модерн целиком), то кто же тогда может бороться против Запада?
И Дугин даёт ответ:
Из этого анализа в начале 90-х годов я сделал первый вывод: необходимо объединить правых антилибералов и левых антилибералов, чтобы СОВМЕСТНО, отбросив антикоммунизм и антифашизм, так как они нерелевантны при отсутствии РЕАЛЬНЫХ ядер этих идеологий и в условиях наличия только их симулякров (фашизм' и коммунизм'), создать НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ФРОНТ.
<…>
По сути это была первая попытка выйти за пределы трех политических идеологий Модерна, противопоставив РЕАЛЬНОМУ либерализму РЕАЛЬНЫЙ антилиберализм, состоящий из объединения ВСЕХ существующих антилиберальных групп - как с права, так и слева.
Т.е. с Западом может бороться только постмодернистский коктейль диаметрально противоположных сил. Хорошо, допустим. Но если они будут бороться против Запада, то за что они будут бороться?
И здесь Дугин поясняет:
Затем с конца 1990-х годов, наблюдая за девиацией национал-большевизма в России и постепенным распадом Фронта Европейского Освобождения в Европе, я решил осуществить апгрейд национал-большевизма в более развернутой и отчасти смягченной (по форме, а не по сути) версии. Это - евразийство. Оно тоже основывалось на радикальном антилиберализме и антиамериканизме, но ставило во главу угла геополитику, Русскую Цивилизацию, континентальную идентичность и принцип Империи. Это был второй шаг. Он не выводил еще нас за рамки трех идеологий, но готовил для этого почву.
И третий шаг был предпринят с 2008 года, когда я сформулировал основы Четвертой Политической Теории, или Четвертой Идеологии, Четвертого Пути, призывающей строить антилиберальную АЛЬТЕРНАТИВУ на полном отвержении и коммунизма, и фашизма, и тем более - их симулякров - коммунизма' и фашизма'. После формулировки этой идеологической платформы говорить о каком бы то ни было "фашизме" в отношении сторонников 4ПТ просто абсурдно.
Т.е. когда этот национал-большевистский конструкт, лишённый содержания, начал рассыпаться, Дугин решил сменить его на евразийство, в котором уже стал разрабатывать тему идентичности, без которой никакая борьба невозможна. Кстати, чем Дугин реально занимался в 90-е годы, можно узнать, пройдя по ссылкам в начале статьи.
Четвёртую политическую теорию надо рассмотреть подробнее.
Отталкивается она от полного отрицания Модерна и собирании на борьбу с ним всех антилиберальных сил.
Дугин рьяно ненавидит Модерн. Процитирую его высказывания с семинара по Четвёртой политической теории, проведённого в Институте динамического консерватизма (дату установить не удалось, но это уже после Арабской весны). Выделения жирным мои:
То есть, Модерн - это был проект по такому загашению, закрытию той полноты открытого и одновременно вечно повторяющегося мира внутрь, ограниченного всегда, своей символической структурой, который можно определенно описать как закрытие яйца мира сверху, по формуле Генона. Яйцо мира сверху открыто на уровне традиции и оно коммуницирует с тем, что над миром, потом это яйцо закрывается, так и возникает вещь, которая сама в себе.
<…>
Если бы мы посмотрели таким непредвзятым взглядом, как культурные антропологи предлагают смотреть на общество дикарей, мы бы увидели в них более здравое, более полноценное экзистирование. Поэтому отрицание Модерна в четвертой политической теории является абсолютным аксиоматическим догматом. Никаких компромиссов с Модерном. На этом вся эта теория строится. Эта теория может быть не принята, но самое неверное было бы стараться совместить ее с Модерном. Потому что ее смысл, я бы сказал так, в радикальной ненависти, неприязни к Модерну. Причем ко всем формам Модерна, с его прогрессом, с техникой, с развитием, с комфортом, с движением, с совершенствованием. Все эти ценности Модерна, они, по сути, отрицаются в четвертой политической теории.
Т.е. ненавистный Модерн уничтожил традицию, как средство коммуникации вечно повторяющегося мира с тем, что находится вне него. Уже интересная постановка вопроса, не правда ли? Для Дугина даже бытие нецивилизованных дикарей является более полным, чем бытие людей в рамках Модерна.
Американские рабочие строят небоскрёб на Манхэттене
Далее выясняется, что на начальном этапе возвращение к традиции Дугин рассматривал как вариант третьей теории, т.е. фашизма, но потом от этого отказался (выделения жирным мои):
При этом евразийство меня всегда интересовало, как версия третьей политической теории. Я ее воспринимал таким образом. В 90-е годы на базе национал-большевизма, как предложения объединить вторую и третью теории против первой, возникла идея автономизации евразийства. То есть третья политическая теория ушла в базу, в операционную систему, над ней был надстроен национал-большевизм. Дальше над национал-большевизмом было надстроено евразийство, которое позволяло в силу определенных, может быть, стилистических причин говорить о том же самом более мягким образом, не пугая сразу, потому, что «национал-большевизм» пугал. А «евразийство» - слово более спокойное, можно рассказывать о какой-то интеграции и, в общем, более политкорректно, по крайней мере, стилистически. Таким образом, это была третья надстройка.
<…>
Рассмотрим, что нас не устраивает во второй политической теории. Нас не устраивает материализм, нас не устраивает экономический детерминизм, нас не устраивает прогрессизм марксизма. Марксизм - прекрасная критика либерализма, но, когда речь идет об описании исторических процессов, там такие дикие натяжки, которые совершенно не соответствуют, по крайней мере, нашему представлению. Поэтому критика капитализма из марксизма берется, а вот ценностная составляющая, исторический материализм, детерминация социально-исторических процессов, прогресс, вся эта мифология, связанная с Модерном и вытекающая из Модерна, нас не устраивает.
Что нас не устраивает в третьей политической теории? Вначале нам казалось, что она просто проиграла, но ведь проиграла - это не аргумент. Когда мы стали внимательнее рассматривать эту проблему, то нашли несколько моментов, которые принципиально не устраивают нас в третьей политической теории. Первое - расизм, потому что расизм предполагает форму проекции западноевропейской теории общества и идёт вразрез с социокультурной антропологией, расизм - это и есть свойство западноевропейского универсализма, против которого боролись евразийцы. Расизм категорически неприемлем, а это неотъемлемая черта, по крайней мере, одного из направлений третьей политической теории. А второе - нас категорически не устраивает привязанность к государству-нации, которое является точно так же моделью третьей политической теории. Таким образом, ни этатизм, ни расизм, ни национализм (а это почти синоним третьей политической теории) нас не устраивают, ни в каких формах. В данном случае можно согласиться с Геллнером или с “Imagined Communities” Андерсона: нас не устраивает представление о достаточно нормативной форме гражданского общества, в виде государства-нации, на основании индивидуальной принадлежности.
Итак, в коммунизме Дугина не устраивает то, что он выходит из Модерна и по-своему развивает его. А в фашизме - расизм и национальная идентичность. При этом, судя по всему, отказ от развития и расчеловечивание, которые и являются сутью фашизма, Дугина вполне устраивают. Расчеловечивание ведь можно вести по любому признаку, не обязательно расовому или национальному.
В чём же суть Четвёртой политической теории, на какой основе она будет бороться с либерализмом/Модерном? Ответ прост и ясен - на основе возвращения к традиции:
Но во всяком случае, наша идея в том, что традицию надо реконструировать [выделено Дугиным - прим. авт.], и, соответственно, идеал, политический идеал в альтернативной Модерну парадигме надо создать. Того прошлого, которое было, уже нет, оно должно трансформироваться сквозь нас, а значит, оно будет будущим, оно будет чем-то другим.
Ещё об этом же из статьи Дугина «Четвёртая политическая теория» в журнале «Профиль» №48 от 2008 года (выделения жирным мои):
Итак, четвертая политическая теория может спокойно обращаться к тому, что предшествовало современности, и черпать оттуда свое вдохновение.
<…>
Если для четвертой политической теории атеизм Нового времени перестает быть чем-то обязательным, то и теология монотеистических религий, которая вытеснила в свое время иные сакральные культуры, также не является истиной в последней инстанции (вернее - может являться, а может и не являться). Теоретически же ничто не ограничивает глубину обращения к древним архаическим ценностям, которые, будучи корректно распознаны и осмыслены, вполне могут занять определенное место в новой идеологической конструкции.
Не только высшие сверхразумные символы Веры могут снова быть взяты на щит, но и те иррациональные моменты культов, обрядов и легенд, которые смущали богословов на прежних этапах. Если мы отбрасываем прогресс как идею, свойственную эпохе модерна (а она, как мы видим, закончилась), то все древнее обретает для нас ценность и убедительность уже потому, что оно древнее. Древнее - значит, хорошее. И чем древнее, тем лучше.
Самым древним из творений является рай. К его новому обретению в будущем должны стремиться носители четвертой политической теории.
Всё сказано предельно откровенно - отбрасываем прогресс (и развитие, видимо, тоже) и возвращаемся к древности. Чем древнее, тем лучше. Прикрывается это всё фиговым листком рая - он-де самый древний.
Далее возникает вопрос о субъекте новой теории. Дугин отказывается от субъектов трёх прошлых теорий - индивида, класса и нации/расы - и заявляет, что человек не может быть субъектом. Вновь цитирую стенограмму семинара (выделения жирным мои):
И возникает вопрос: а что же будет на месте субъекта, мы же не можем политическую теорию строить на пустом месте? Если это человек, то нам скажет любой социальный антрополог, что у нас сколько обществ, столько и представлений о человеке. Разница в представлении о человеческом статусе у маори, например, или у племени пирахану, или у современных европейцев, эскимосов, русских и китайцев настолько велика, что мы на этой основе ничего не построим. Никакого человека, строго говоря, нет, уж не только западно-европейского индивидуума, который является субъектом либеральной теории, а вообще человека нет.
Т.е. человека в новой теории нет, а субъектом объявляется хайдеггеровский «dasein» - мыслящее присутствие. К слову, я вообще не представляю, как субъектом политической теории может не быть человек либо совокупность людей. Политика - она всегда о человеке, иначе это не политика, а что-то другое.
При этом Дугина люди как таковые действительно не интересуют, и он оправдывает своей теорией новое расслоение и неравенство, но не по классовому, сословному или национальному признаку, а по другому (выделения жирным мои, кроме одного):
А.Б.Кобяков: Ваша теория не предполагает возможности исправления человека, значит, она не настроена к тому, чтобы исправлять человека, она обращается к тому, кто уже абсолютно готов?
Дугин: Нет, конечно. Можно сказать так: мы живем в опыте историческом. В среде как опыте. Мы живем в опыте, и этот опыт в конечном итоге воспринимается нами в последнем измерении, на уровне антропологического фундаментализма, условно двояким образом. Либо мы не замечаем кошмара, в который мы погрузились, и тогда к замечающему человеческому присутствию кошмарности аномальной ситуации, мы не обращаемся. Если вас удовлетворяет статус-кво, до свидания, мы просто вас не знаем. А вот если вас не удовлетворяет - не по культуре, а как-то органически, как люди не могут дышать, когда нет воздуха… <…> Вот когда мы начинаем воспринимать мир, в котором мы живем, так же, как захлебывающийся человек, который агонизирующим импульсом собирает все свои силы, он говорит: нет! тогда он обращается - не к нам, а приблизительно в том направлении, о котором я говорил. И вокруг этого агонизирующего импульса мы и предлагаем строить новую политическую теорию [выделено Дугиным - прим. авт.]. Тот, кто его не испытывает, тот тихо тонет, например, вот так медленно и спокойно опускает лицо в воду вонючую, вот так медленно и спокойно рассматривает какой-нибудь глянцевый журнал или новости биржевые, ‑ этот персонаж или этот социальный срез, этот антропологический сегмент нас просто не интересует. Он просто никого не интересует, его не интересно ни уничтожать, ни насмехаться над ним, ни критиковать его. И вы думаете, людей, которые так реагируют, экзистенциально реагируют на нашу среду историческую, в которой мы живем, мало? Я думаю, очень мало, но их гораздо больше, чем нам кажется. И они, может быть, реагируют на субвербальную, вневербальную интонацию, с которой мы говорим о четвертой политической теории. И безошибочно определяют, что им интересно, а что нет. То есть в состоянии агонии люди прекрасно понимают, что, например, когда дом горит, они действительно оттуда ищут выход. А если они не чувствуют, что дом горит, они сидят там и не чешутся. Но для тех, у кого горит, это чрезвычайно важно и вэлком на самом деле - и таких много.
Т.е. теория Дугина только для тех, кто хочет выбраться. Те же, кто по каким-то причинам не чувствуют несовершенства мира, - на них наплевать, пускай плавают в дерьме дальше. Дугин не собирается спасать всё человечество от либерального кошмара, спасутся лишь некоторые избранные, которые этого хотят.
Вот вкратце про Четвёртую политическую теорию. Вернёмся к статье во вконтакте.
Спасением для Новороссии Дугин видит принятие ею Четвёртой политической теории, ибо только она может обосновать борьбу с Западным миром. Параллельно, принятие и развитие этой теории должно произойти и в России (выделения жирным мои):
И снова для России в качестве антилиберальной платформы не подходит ни коммунизм, ни фашизм. И то, и то исключено. А Модерн других идеологий не знает. Поэтому надо искать за пределами Нового времени, обращаясь к Традиции, Церкви, к русским корням, и одновременно, к авангардным стратегиям преодоления Модерна в футуристических проектах Русского Будущего.
Далее Дугин чётко заявляет, что на основании вышесказанного он не фашист. И в завершение статьи следует его сегодняшняя политическая и мировоззренческая позиция (выделения жирным мои):
Я могу четко и однозначно утверждать: я радикально против либерализма во всех его версиях, против капитализма, против атлантизма и глобальной финансовой олигархии, против США и американской гегемонии, против современной демократии (как власти меньшинств), против идеологии "прав человека" (где за основу берется западный человек), против мифов о "свободном рынке", против индивидуализма во всех сферах и т.д. Но я также против материалистического атеистического коммунизма и фашистского расизма, шовинизма и ксеноофобии. Я антилиберал, но не коммунист и не фашист при этом. Я против Модерна. Я за Традицию, как полную антитезу Модерну. Как хотите, так и понимайте. Я сторонник евразийства и Четвертой Политической Теории. Редуцировать такую позицию "к фашизму" может только невежа или либерал. <…> для меня намного важнее ясная позиция тех, кто искренне хочет во всем разобраться и строить Великую Россию. Это возможно только за пределами глобального либерализма, американской гегемонии и Модерна как такового. В Модерне для России места нет. Она может вступить туда, только утратив свою глубинную идентичность. В этой действительно важной дилемме - Модерн или Россия, я однозначно выбираю Россию, а значит Традицию. И приглашаю все народы поступить также. Модерн - ошибка, более того, преступление, совершенное Западом. И сейчас все человечество за это расплачивается. Мы свою цену в ХХ веке за этот эксперимент заплатили. Достаточно. Россия будут или русской, то есть евразийской, то есть ядром великого Русского Мира, либо она исчезнет. Но тогда уж лучше пусть исчезнет все. В мире без России просто незачем жить.
Итак, Россию, её будущее, Дугин связывает только с традицией с большой буквы. Теперь я немного расскажу о том, что такое традиция.
Традиция как регулятор общественной жизни зародилась в родоплеменном общественном строе. Сформировались некие табу, которые нарушать было нельзя, потому что никто из предков никогда их не нарушал. В каждом племени были авторитетные старейшины, которые следили за соблюдением табу и карали за их нарушение. Затем традиция из родоплеменной оформилась в религиозную (табу нельзя нарушать, потому что боги запрещают) - сначала политеистическую языческую, затем в монотеистическую (христианскую, иудейскую и мусульманскую). Старейшины уступили место жрецам и священникам.
Такое положение дел существовало, если считать по Марксу, во время первобытно-общинного строя, рабовладения и феодализма. Оно закончилось во время раскола католической церкви в XVI веке. Сначала появился протестантизм со своей этикой индивидуального спасения через труд, богатства, как количественного выражения труда, и, соответственно, стяжательства. Затем во всё большем количестве стали появляться светские люди, не верующие в Бога совсем. В эпоху Возрождения в связи с развитием науки ребром встал вопрос о чувственном опыте как единственном источнике познания. Вследствие разработки этого вопроса как грибы после дождя стали появляться различные материалистические концепции.
Затем последовали фундаментальные открытия Ньютона, перевернувшие всю тогдашнюю картину мира. Казалось, что все явления природы можно просчитать, предсказать и количественно измерить, а значит, недалеко уже и до управления ими. К этому времени было уже не до Бога, и традиция, которая могла опираться только на веру в Бога и опыт предков, приказала долго жить.
Понадобились новые регуляторы общественной жизни. С уходом Бога из жизни просвещённой Европы угасла и вера в возможность исправления человека, освобождения его от зла, присущего его звериному началу. Раз человека нельзя избавить от зла, значит нужно это зло усмирить и использовать на благо человечества. Яркий пример такого использования - конкуренция при капитализме. Принцип конкурентной борьбы вошёл в западное общество из животного мира. За счёт разорения и уничтожения конкурента ты усиливаешься сам, попутно двигая вперёд прогресс, т.к. в конкурентной борьбе тебе приходится совершенствовать свой продукт. Итак, для такого усмирения зла внутри человека была создана концепция государства как результата общественного договора между людьми, призванного прекратить «войну всех против всех». Для такого прекращения был использован новый регулятор общественной жизни - закон. Всё это в своём труде «Левиафан» описал Томас Гоббс, один из основоположников концепции правового государства.
Томас Гоббс
Кстати, Россия никогда не жила в строгом смысле по Модерну. Закон не стал у нас регулятором, как в Европе. Очень характерно это выражено в романе Достоевского «Преступление и наказание». Раскольникову не важен закон. Он хочет понять, есть ли у него внутреннее право на убийство в благих целях. Русский человек в принципе не может жить по закону, ему нужна либо абсолютная свобода для достижения блага и воссоединения с Богом, либо пусть весь мир идёт к чертям! В этом весь Достоевский. Его творчество - это ответ России на вызов Модерна. И в этом смысле он подлинный русский либерал, которому нужная не «свобода от», а «свобода для».
Традиция в России со времён Петра тоже перестала быть регулятором, или как минимум очень ослабла в этом качестве. Она сохранилась только в небольших сплочённых общинах, например, в поселениях старообрядцев. Тем не менее, православие через культуру и ощущение высшей благой цели, мессианского предназначения народа всё равно осталось таким регулятором. Просто православная традиция с появлением светских людей стала православной культурой. Почему народ принял большевиков при всей их внешней антирелигиозности и под их знаменем выиграл Гражданскую войну? Потому что заявляемые большевиками цели построения справедливого мироустройства, где каждый будет свободен в своём развитии, были глубоко созвучны православно-хилиастическому мессианскому мировоззрению русского человека.
Фёдор Достоевский
Время традиции ушло. Её нельзя сейчас вернуть, о чём мечтает Дугин, её можно только искусственно насаждать. Для такого насаждения нужно ввергать народ в архаику - внедрять архаическое мышление, архаическое мировосприятие, восстанавливать сословные перегородки. Такой возврат будет означать движение вспять по исторической траектории, т.е. отказ от развития, а значит фашизм. Ведь если гуманизм - это развитие человека и человечества в разных формах (при капитализме, например, это научно-технический прогресс), то антигуманизм, который я и называю фашизмом, - это уничтожение человека, осуществляемое в том числе путём отказа от развития.
Фундаментальный традиционализм в духе Рене Генона - это и есть фашизм. Это поиск выхода в прошлом, а не в будущем, это объявление прошлого благом, а настоящего злом («чем древнее, тем лучше»). Никакое развитие невозможно без устремления в будущее, а без развития не будет и человечества, ибо человек создан лишь для одной цели - развиваться и восходить, а когда он останавливается, или тем более идёт вспять, то превращается в зверя. Фашизм может иметь разные концептуальные маски - националистическую, имперскую, элитарную и т.д. Дугин вешает лапшу на уши об отсутствии, видите ли, каких-то фашистских политических субъектов, о неприятии расизма и национализма, а на деле проталкивает реальный фашизм практически без маски!
Четвёртая политическая теория - это глубокий, последовательный фашизм!
Подытожим.
Статья Дугина не выдерживает никакой критики - при наличии элементарного представления о том, что такое Модерн, коммунизм и фашизм, она разделывается под орех. Наверное, Дугин не зря выложил этот опус во вконтакте: только любители лайкать котиков, не видящие дальше носа своего кумира, могут схавать такую байду.
Александр Гельевич этой статьёй хотел отмазаться от обвинений в фашизме. Реально же он нанёс себе удар в челюсть, заявив не просто о каком-нибудь поклонении Гитлеру или Гиммлеру (чем Дугин открыто, не стесняясь, баловался в 90-е годы), а о наличии у себя глубочайших фашистских воззрений.