Опять Триест. День первый.
На этот раз мы все сделали правильно, почти. Мы приехали в Триест на поезде, как Джойс с Норой. Правда, Джойс оставил на вокзале Нору, она сидела в скверике и ждала пока он найдет жилье. Мы оставили на вокзале багаж и понеслись... в спортивный магазин. Это было совсем неадекватно и не по-джойсовски, потому что мы должны были пойти в кабак, а потом Джойса загребли в полицию, потому что была облава и его приняли за сбежавшего с корабля моряка. Потом английский консул, которого Джеймс вытребовал себе, никак не мог поверить, что ирландец может быть вполне приличным человеком, а не воришкой, который набедокурил в Англии и теперь болтается в Триесте.
Так вот. Мы поехали в спортивный. Он был у нашего бывшего дома, и нам было туда надо.
Через два часа мы уже заселились под крышу на Виа Женова. В 1904 году в октябре Джойс и Нора переночевали в соседнем доме в каком-то дешевом пансионе и через некоторое время уехали в Пулу. Джойсу предложили место учителя английского в школе для офицеров. Мы живем в лофте, некоторые вещи так умно управляются, что мы не можем с ними справиться. Например, выключить свет на кухне, но в целом мы в жанре Норы и Джойса. Мы на мансарде, из окон видна крыша. Ночью безбожно горланят чайки, мешая спать. Я и не подозревала, что они такие горластые птицы, хуже гусей и орут на все лады: мяукают, вопят, смеются как дети.
https://instagram.com/p/BkZuqmBBaeV
В Пуле Джойс принялся читать "Воскресенье" Толстого, поэтому жизнь пропиталась толстовской ворчливостью и пессимизмом. Джойс называл Пулу "военно-морской Сибирью", куда его, бедного, сослали, а рассказ "Канун рождества" про дядю Уильяма превратился в "Глину" - Канун дня Всех Святых - с главной героиней добрейшей Марией. Рассказ очень грустный, не праздничный. Он не ворчливый, потому что Мария не склонна ворчать, но он полон пессимизма и невыносимой печали. Мария, на первый взгляд, совсем не похожа на Катюшу Маслову, хотя ирландские прачки, работавшие в ужасных условиях, как правило были соблазненными девицами, или девицами легкого поведения, что почти всегда одно и то же. Но читаешь и думаешь, что если кто и воскреснет, так это вот эта милая женщина, которая должна была прожить хорошую, счастливую жизнь, а она и не жила вовсе.
Тогда же Джойс увлекся триестино - итальянским, привычным для этой области - смесь итальянского, словенского, немецкого. Джойс учил итальянский "по Данте", поэтому для местных жителей звучал как пафосный молитвенник. Кроме того он обижался, если его поправляли. Но потом сдался и его английский обогатился новыми словами и правилами. Джойс не был бы Джойсом, если бы не знал триестино.
Нора скучала, жалела, что они не смогли остаться в Париже, взялась учить французский и переживала, что вместо того, чтобы петь, Джеймс изводит бумагу на писание каких-то странных рассказов. Слушать их было для нее невыносимо и совершенно непонятно: "Сколько бумаги!" только и вздыхала она и шла брать взаймы у соседей парафин для лампы. Так они жили до марта, Нора ждала ребенка, Джеймс выписывал из ирландии книги по акушерству и бегал по урокам. Еще в Ирландии он написал рассказы "Сестры", "Эвелин" и "После гонок". Рассказ "Глина", посланный издателю в "Айриш хоумстед", вернулся назад. Печатать его отказались.
А мы сходили на открытие 22-й Джойсовской школы в Триесте. Встретили много знакомых, познакомились с Марией. Она приехала из Скопье, недавно вышел ее перевод "Улисса". Ей 28 лет, она ужасная болтушка, и очень гордится своей работой. Я бы тоже гордилась. Бразильский переводчик был более чопорный. Поэтому "Улиссы" у них будут разные. Послушаем, что они расскажут об этом в четверг. Македонский похож на русский, и мы болтали с Машей о ее работе, о Шкловском и о том, что Македония должна быть в Македонии, а не вокруг Салоников. Это шутка.
Так вот. Мы поехали в спортивный. Он был у нашего бывшего дома, и нам было туда надо.
Через два часа мы уже заселились под крышу на Виа Женова. В 1904 году в октябре Джойс и Нора переночевали в соседнем доме в каком-то дешевом пансионе и через некоторое время уехали в Пулу. Джойсу предложили место учителя английского в школе для офицеров. Мы живем в лофте, некоторые вещи так умно управляются, что мы не можем с ними справиться. Например, выключить свет на кухне, но в целом мы в жанре Норы и Джойса. Мы на мансарде, из окон видна крыша. Ночью безбожно горланят чайки, мешая спать. Я и не подозревала, что они такие горластые птицы, хуже гусей и орут на все лады: мяукают, вопят, смеются как дети.
https://instagram.com/p/BkZuqmBBaeV
В Пуле Джойс принялся читать "Воскресенье" Толстого, поэтому жизнь пропиталась толстовской ворчливостью и пессимизмом. Джойс называл Пулу "военно-морской Сибирью", куда его, бедного, сослали, а рассказ "Канун рождества" про дядю Уильяма превратился в "Глину" - Канун дня Всех Святых - с главной героиней добрейшей Марией. Рассказ очень грустный, не праздничный. Он не ворчливый, потому что Мария не склонна ворчать, но он полон пессимизма и невыносимой печали. Мария, на первый взгляд, совсем не похожа на Катюшу Маслову, хотя ирландские прачки, работавшие в ужасных условиях, как правило были соблазненными девицами, или девицами легкого поведения, что почти всегда одно и то же. Но читаешь и думаешь, что если кто и воскреснет, так это вот эта милая женщина, которая должна была прожить хорошую, счастливую жизнь, а она и не жила вовсе.
Тогда же Джойс увлекся триестино - итальянским, привычным для этой области - смесь итальянского, словенского, немецкого. Джойс учил итальянский "по Данте", поэтому для местных жителей звучал как пафосный молитвенник. Кроме того он обижался, если его поправляли. Но потом сдался и его английский обогатился новыми словами и правилами. Джойс не был бы Джойсом, если бы не знал триестино.
Нора скучала, жалела, что они не смогли остаться в Париже, взялась учить французский и переживала, что вместо того, чтобы петь, Джеймс изводит бумагу на писание каких-то странных рассказов. Слушать их было для нее невыносимо и совершенно непонятно: "Сколько бумаги!" только и вздыхала она и шла брать взаймы у соседей парафин для лампы. Так они жили до марта, Нора ждала ребенка, Джеймс выписывал из ирландии книги по акушерству и бегал по урокам. Еще в Ирландии он написал рассказы "Сестры", "Эвелин" и "После гонок". Рассказ "Глина", посланный издателю в "Айриш хоумстед", вернулся назад. Печатать его отказались.
А мы сходили на открытие 22-й Джойсовской школы в Триесте. Встретили много знакомых, познакомились с Марией. Она приехала из Скопье, недавно вышел ее перевод "Улисса". Ей 28 лет, она ужасная болтушка, и очень гордится своей работой. Я бы тоже гордилась. Бразильский переводчик был более чопорный. Поэтому "Улиссы" у них будут разные. Послушаем, что они расскажут об этом в четверг. Македонский похож на русский, и мы болтали с Машей о ее работе, о Шкловском и о том, что Македония должна быть в Македонии, а не вокруг Салоников. Это шутка.