Революционная бабушка кафе-поэтных салончиков.
1917 год. Тревоги, надежды, поиск нового. Василий Каменский открывает "Кафе поэтов". Помещение - старая прачечная, находившаяся где-то возле дома московского губернатора на Тверской. Не генерал-губернатора, а просто губернатора - угол Тверской и Настасьинского переулка, вход с переулка вниз. Стены прачечной расписаны гениальной рукой Давида Бурлюка, самого Каменского, и их друзей. Каменский вспоминал: "Сейчас же явились туда художники Давид Бурлюк, Жорж Якулов, Валентина Ходасевич, Татлин, Лентулов, Ларионов, Гончарова-и давай расписывать по общему черному фону стены и потолки.
На стенах засверкали красочные цитаты наших стихов.
Бурлюк над женской уборной изобразил ощипывающихся голубей и надписал:
Голубицы, оправляйте перышки."
Попасть вечером в кафе было целым приключением. Рюрик Ивнев вспоминал об этом так:
С полуосвещенной Тверской мы свернули в темный Настасьинский переулок и начали на ощупь пробираться вдоль стен маленьких одноэтажных домиков к месту, где горели два тусклых фонаря, еле освещавших огромный плакат, на котором расцвеченными вычурными буквами анонсировано выступление трех поэтов: Каменского, Маяковского и Бурлюка. Фамилия Луначарского была поставлена хотя и на видном месте, но набрана не таким крупным шрифтом. Ройзман, шедший рядом, чертыхался:
- Выбрали же место. Здесь черт ногу сломит.
- Не забывай, что здесь кафе футуристов.
- Ну, знаешь, есть предел всякому чудачеству.
- Что бы ты сказал, если бы жил в Петербурге тысяча девятьсот тринадцатого года.
- При чем здесь Петербург?
- Там было знаменитое литературное кафе «Бродячая собака».
Какая-то собака шмыгнула мимо нас. Матвей вздрогнул от неожиданности.
- В Петербурге, как я слышал, собака была на плакате, а здесь шныряет по темному переулку, черт бы ее побрал! Она запачкала мне брюки…
Как и "Бродячая собака" "Кафе поэтов" нашло приют в прачечной.
Вот собственно это здание. Дом гражданского губернатора, вид с Настасьинского переулка. Где же тут вход в прачечную...
В воспоминаниях Н.Н.Захарова-Мэнского тоже говорится о маленьком домике: " Кафе футуристов, как правильнее было бы назвать «Кафе поэтов», помещалось в длинном сараеобразном, одноэтажном доме на углу Тверской и Настасьинского переулка. Ранее в этом помещении была прачечная. Фонарь у входа освещал маленькую черную дверь с надписью белой краской, гласившей - «Кафе поэтов» . Небольшая передняя вела в миниатюрный зал расписанный в ультра футуристическом стиле12 . Почти что от двери до самой эстрады, на которой находилось пианино, тянулись длинные узкие столы. Налево от входа помещался буфет-прилавок, а за ним дверь и окно в кухню".
Это же угол Настасьинского переулка. Если так, вот в этих домиках и было кафе.
Черные залы прачечной были расписаны клеевыми красками. Валентина Ходасевич вспоминала о своем вкладе в дело кафе, как о маленьком подвиге:
Осенью 1917 года, возвращаясь из Коктебеля, я остановилась у родителей в Москве. Утром звонок - иду открывать. С удивлением вижу Маяковского. Он никогда ни у меня, ни у моих родителей не бывал. В руках у него шляпа и стек. Пиджак черный, рубашка белая, брюки в мелкую клетку, черную с белым. Лицо - не понять, веселое или насмешливое. Веду его в кабинет отца:
- Садитесь.
- Нет времени, не за тем пришел… Было у меня два дела в этом доме: наверху (он с презрением показывает на потолок стеком) живет богатый меценат - ни черта не вышло! Теперь вот к вам: в три часа дня вы должны прийти на Тверскую, угол Настасьинского переулка, там на днях открываем «Кафе поэтов» в полуподвальном этаже дома, принадлежащего булочнику Филиппову. Мы уговорили его дать это помещение нам. Так вот: вам предстоит расписать один зал. Помещение сводчатое - имейте в виду. Клеевые краски, кисти, ведра, стремянка - все имеется. Не опаздывайте! Дело срочное, серьезное, а Филиппов будет хорошо платить".
Все современники вспоминали, что женщины Маяковскому не отказывали, не отказала и Валентина Михайловна. Особенно после просительного: "Мы с Васей Каменским были уверены, что вы вполне надежный товарищ и не подведете". И уже в три часа в черном зале, втором от входа: "Основное - валяйте поярче и чтобы самой весело стало! А за то, что пришли, спасибо! Ну, у меня дела поважнее, ухожу. К вечеру вернусь, все должно быть готово".
Каминский был в восторге от своей затеи, развешивал по стенам плакаты, расписывал своды своими стихами: "все будет изумительно, восхитительно, песниянно и весниянно!" - вспоминала Ходасевич его слова.
Вот и Лентулов, наверное, что-нибудь песниянно-весниянное изобразил в своем зале.
Просуществовало оно недолго - открылось осенью 1917 года, а закрылось 14 апреля 1918 года.
Кафе Каменского часто путают с другим кафе поэтов - "Домино", которое существовало в Москве в 1919 году, о котором много вспоминал А.Мариенгоф. И которое было знаменито еще и тем, что над футуристической вывеской "Домино" "во весь второй этаж растянулась другая вывеска - чинная и суровая. На ней черными большими буквами по белому фону было написано: "Лечебница для душевнобольных". "Домино" было на углу Тверской и Камергерского, а "Кафе поэтов" на углу Тверской и Настасьинского.
Да, здесь, в «Кафе поэтов», умели встретить, поддержать, окрылить всякого, кто желал показать свою работу крепкого современного мастера.
И не только поэты, композиторы, художники, актеры выступали на эстраде кафе, но и сама публика, зашедшая с улицы, принимала энергичное участие в. общих оценках того или иного выступления.
Были и такие «эстеты», которые крыли нас за ломовщину футуризма (особенно-Маяковского), за разбойное уничтожение «изящного» искусства, за революционные стихи в сторону большевизма.
Однако этим «эстетным рыцарям» возражала сама же публика из числа друзей футуризма, доказывая правоту нашей прямой и твердой линии.
Из воспоминаний В.Каменского
Современники называли его «КАФЕ ПОЭТОВ И ЧЕТЫРЕ БУРЛЮКА ИЗ НАСТАСЬИНСКОГО ПЕРЕУЛКА».
Д.Бурлюк
В кафе бурлила и клокотала жизнь. Поэты, артисты, музыканты. Все были полны надежды на свободу: свободу от цензуры, свободу от диктата государства. "Отделить искусство от государства!" - вот чего добивались они.
В декабрьском письме (1917) к Брикам Маяковский пишет: "Москва, как говорится, представляет из себя сочный, налившийся плод, который Додя, Каменский и я ревностно обрываем. Главное место обрывания - «Кафе поэтов».
Кафе пока очень милое и веселое учреждение. («Собака» первых времен по веселью!) Народу битком. На полу опилки. На эстраде мы (теперь я - Додя и Вася до Рожд<ества> уехали. Хужее.) Публику шлем к чертовой матери. Деньги делим в двенадцать часов ночи. Вот и всё.
Футуризм в большом фаворе".
В "Кафе поэтов" Маяковский познакомился с Найманами - владельцами киностудии, и снялся в нескольких фильмах по собственным сценариям. Все о себе самом. В автобиографии "Я сам" у Маяковского запись: Январь. 1918 год. Заехал в Москву. Выступаю. Ночью "Кафе поэтов" в Настасьинском. Революционная бабушка теперешних кафе-поэтных салончиков. Пишу киносценарии. Играю сам".
Порою публика даже не интересовалась поэзией, а шла за скандалом:
В кафе поэтов шли, как ходят в «зоологический сад смотреть нового бегемота»: -
- «Пойдем в кафе поэтов!»
- «А что там интересного?» -
- «Футуристы, скандал будет, увидите, как интересно. Ах если б вы знали, как Маяковский ругается!... Пойдемте, душечка, право же очень интересно»…
(Из воспоминаний Н.Н.Захарова-Менского) http://lucas-v-leyden.livejournal.com/108311.html
Но в основном это было кафе единомышленников.
Каменский вспоминает, как приходил в кафе С.С.Прокофьев: "Публика и мы устроили Прокофьеву предварительную овацию.
Маэстро для начала сыграл свою новую вещь «Наваждение».
Блестящее исполнение, виртуозная техника, изобретательская композиция так всех захватили, что нового футуриста долго не отпускали от рояля.
Ну и темперамент у Прокофьева!
Казалось, что в кафе происходит пожар, рушатся пламенеющие, как волосы композитора, балки, косяки, а мы стояли, готовые сгореть заживо в огне неслыханной музыки.
И сам молодой мастер буйно пылал за взъерошенным роялем, играя с увлечением стихийного подъема.
Пер напролом."
Каменский был душой этого заведения. Он сам был событием. Поэт, прозаик, один из первых профессиональных авиаторов России. Именно ему принадлежит "Декрет о заборной литературе. О росписи улиц. О балконах с музыкой. О карнавалах Искусств", который развесили на московских заборах, призывая к революционному преобразованию жизни...
Д.Бурлюк Портрет Василия Каменского
А но-ко, робята-таланты,
Поэты,
Художники,
Музыканты,
Засучивайте кумачовые рукава!
Вчера и учили нас Толстые да Канты -
Сегодня звенит своя голова.
------------ Давайте все пустые заборы,
------------ Крыши, фасады, тротуары
------------ Распишем во славу вольности,
------------ Как мировые соборы
------------ Творились под гениальные удары
------------ Чудес от искусства. Молодости,
------------ Расцветайте, была не была,
------------ Во все весенние колокола.
В кафе часто захаживали анархисты. Поэту и анархисты в то время были заодно. Всем хотелось свободы. Но именно с ними мог быть связано решение о закрытии кафе. Не спасло заступничество Луначарского и широкая известность самого кафе.
Анархизм «Кафе поэтов» выражался не только в лозунгах, но и в практических действиях. В марте 1918 года, в период, когда анархисты ежедневно захватывали жилые дома в Москве, Маяковский, Каменский и Бурлюк оккупировали ресторан, в котором собирались устроить клуб «индивидуаль-анархизма творчества». Однако уже через неделю их оттуда выставили, и проект реализовать не удалось.
«Кафе-футуризм» прекратило свое существование 14 апреля 1918 года, когда закрыли «Кафе поэтов». Конец анархистского футуризма почти день в день совпал с ликвидацией анархизма политического, осуществленной ЧК 12 апреля. Эти события, которые, по всей вероятности, были взаимосвязанными, знаменовали собой окончание анархистского периода русской революции как в политике, так и в культуре.
Б.Янгфельд