"Не надо заводить архива..." (с)
***
Мой золотой пиар... The best.
Четыре ноты.
Альтернативно-римский бес.
Хромая мода
На именные ярлыки
Печатных жестов.
По зову бархатной руки -
Поди, предшествуй
Чужим пророчествам, пока
Молчат афиши...
И жди, как доброго врага,
Рецензий свыше.
***
Перепетого не усложняя,
Коль не мастер плести кружева,
По пределам полынного края
Он мелодией птиц созывал.
Перепало чудное наследство,
Им и был переполнен юнец...
Перевенчаны цели и средства,
Сам себе - проповедник и жнец.
Патриарх оперившейся стаи,
Воспарившей в прозрачный простор,
Метким взором его узнавая,
Опускался с невидимых гор…
Беркут помнил бродягу седого,
И мальчишку, что бегал за ним.
Возвращается время… и снова
Звук рожден в придорожной тени.
А потом - недосоленный ужин
И беседа с усталым костром.
Полувыспаться, снами наружу,
Целый мир приютив под ребром…
Встретить солнце безмолвной молитвой,
Воздух пылью осел на плечах.
Дни - мука… истрепалося сито.
Вся война - ни кола, ни меча.
Вся свобода - затасканным свитком,
Хоть с изнанки читай, хоть с краев.
Прозревающий да не в убытке…
Что сыграл - то навеки твое!
Все твое, все - с собой… только - чей ты?
И однажды повесил чехол
С облупившейся теплою флейтой
На корявый орешника ствол.
И пределы полынного края
Он оставил… и видел орел,
Как, в закатном безмолвье сгорая,
Парень тихо, задумчиво брел…
Разменявший гармонию мира
На ненужных тревог медяки,
Иль презревший условность пунктира
Между сном и началом строки?..
Да неважно… к огням за рекою
Он ушел, растворившись во мгле…
Но… ты помнишь? Не знает покоя
Флейта в замшевом старом чехле.
***
Ты не спишь… свет из окон напротив прилег на колени.
Позабытая книга устало грустит на полу.
Эта ночь - незнакомое имя, что названо вслух,
Усложняющий час и сообщник досадных сомнений.
Ни о чем, ни к кому… Потерялась, пропала… заснуть бы.
Протекающий кран - звонкий маятник странных часов.
По раскисшей дороге виляет, скрипя, колес …
Эй, телега времен - нелегко развозить чьи-то судьбы?!.
Проскользнешь на балкон… Ночь мокра. Ночь, случается, плачет.
Протяни ей ладонь - звезд не видно, да вдруг упадет.
Впрочем, стой. Не спеши. Подожди… все, наверно, пройдет…
А звезду - если что - жизнь вернет… мимолетом. На сдачу.
***
Не бойся порою остаться в долгу -
Иначе за что прощать?
Отпустит артерию сдавшийся жгут
И ляжет ребром печать.
И будет немного смешно, а потом
Сосед позовет курить.
А друг в отсыревшем колючем пальто
Зайдет, как обычно, в три.
И, шарф размотав, водрузит на стол
Рубиново-мутный литр.
Хлебнешь через силу - уже не то…
- Прости, не могу… болит .
Все вроде по-прежнему - кашель и чай ,
Непринятые звонки,
Но дрогнет, запустится невзначай
Обратный отсчет тоски .
Обратный билет на обратные сны,
Знакомый обратный ритм…
Январское небо со вкусом весны,
И день на губах горит .
Как будто бесцельно пройдешь до угла…
Все верно, все так… но где
Неоновый блик за прохладой стекла,
Дрожащего в темноте ?
И город, не спящий от поздней звезды
До утренней толчеи?
И что-то еще на краю беды,
И руки, как не свои ?..
Все дальше и тоньше, и все светлей…
Пожалуй, пора домой ,
К собачьей грызне и теплу людей ,
В мирок, что отныне - твой.
…Пора бы, конечно, и больше сего
Почуять и донести,
Чтоб это смиренное торжество
Дышало в скупой горсти…
***
Небо входит в тебя, осторожно стирая усталость,
Небо тычется в грудь шелудивым голодным щенком.
Ты его оттолкнешь - мол, невовремя, вздор, показалось,
А потом замолчишь и доверчиво скрипнешь замком.
Небо входит в тебя, замерзая на жестких ресницах,
Небо учит дышать, не боясь захлебнуться бедой.
Вся награда людская - монеты… как водится - тридцать.
И - ступай к роднику, не забыв прихватить решето!
Небо входит разлукой да запахом шпал и солярки…
Зря сверяешь часы - твое время проснется не здесь.
Небо кормит огнем… ненавязчиво. Как оно - жарко?
А не плюйся - глотай! Это - вкус долгожданных чудес.
Отклевещет душа, отболит непокорное дымом.
Благодарность скупа, и глаза непривычно сухи.
Небо входит в тебя, как признания входят в любимых…
Одиночество - свет, а молчание - тоже стихи.
***
Знать не больше, чем нужно воде потревоженных рек,
Принимая лишь то, что правдиво горчит на губах…
Как особенно солнечный день в золотом сентябре,
Вдруг является память ушедших, тепла и груба.
Торопливо раздеться, предчувствуя скорый финал,
И прохлада в проёме окна удивлённо вздохнёт.
Ты стоишь на краю, и немного немеет спина.
Непредсказанный шаг, не расчитанный вовремя взлёт.
…Знать не больше, чем нужно горящему черновику.
Не забыть бы и то, как пуглива воздушная зыбь.
А когда две ладони дорога приложит к виску,
На асфальте затихнут неснятые в спешке часы.
Хрупкий крик, чьи-то взгляды, как скальпель слепого врача,
И подъезд, как всегда, выпускает людей наугад.
Запоздалые мокрые перья на голых плечах,
Обезличенных многоэтажек кривые стога.
…Отпускает… И серое утро дрожит у щеки.
Чашка горького кофе - лишь повод вернуться домой.
На восточном холсте ярко тлеют шальные мазки.
Улыбаясь, сидишь на окне, воскрешённо-немой…
***
Кто меня угостит терпким запахом солнечной пыли,
Что дрожала над лицами мягким оранжевым утром?
Кто нашепчет предвестье грозы - осторожно и мудро?
Кто плеснёт на бегу тишины, о которой - забыли?..
Моя память рельефна… до стона, до выкрика «хватит!»,
Продевая в стальное ушко бесконечную нитку,
Она снова кроит невпопад и сшивает навскидку
Всё, что было… Легко как признанье и так же некстати.
И под пальцами текут времена…
Не коснуться пониманием дна.
Можно только окунуться слегка
И - затихнуть. На чуть-чуть. На века…
Держит слово опоздавший на пир.
Дрогнет Слово перед выходом в мир.
Камнем в поле - лишь круги по траве -
Вне наследства переходит завет…
Открываю лицо… Осязанье - спасительный дар.
Но не стоит пока называть пережитое - былью.
Вдоль дороги - холодный огонь, и смеётся звезда…
И смеюсь я звезде: ну, так кто угостит меня пылью?
***
Завтра Пасха... вернее, сегодня. Пределы условны.
Все никак не решаюсь войти в животворный поток.
Коли с блажью моей не могу разойтись полюбовно,
Значит, это надолго. Сверчка не дождется шесток.
Ну не верю, не верю, что - все. Эпизоды подшиты,
Разлинованы даты и взгляды, и дело - в архив .
Светотехник докурит, икнет, вырубая софиты.
Мы, выходит, актеры - от Бога, от струн, от сохи...
От стола, от пузатой бутылки, от мятной отравы,
От граненого горя, от века... оттуда... туда...
Премся в реку навзрыд, не желая искать переправы,
Ведь любая блоха - обязательно чей-то солдат.
Так всегда... И отчалит плацкартный, дрейфуя по стрелкам -
Кочевой вариант общежития без одеял.
Путевые наброски - пространно, коряво и мелко.
Все миры параллельны. Постскриптум: где ты и где - я?
***
Все кривлю судьбою, все ищу лазейки…
Вынимает ветер волю из груди.
На костер - валежник, да на храм - копейку.
Пересвистом пряным весело уйти…
По камням сердитым, по игривым тропам,
Через песни мира - мордою в ковыль.
Ой, благоразумны буйные холопы -
Не возносят чаши выше головы!..
Солью на удачу сыплет спелый воздух.
Языком по ране - горько да смешно!
Разорили веру, раздарили гнезда,
Растворили горе злым небрежным сном.
Знали - не дрожали… за зиму забыли.
Покатилось солнце, разливая медь.
Венчаны крестами - купола, гробы ли?
Венчаны на славу - вот бы догореть!..
Подберу преданье, сочиню легенду…
Похмелиться, что ли, утренней росой?
Шелестят осинки… крах эксперимента.
Брел Апрель по лужам, ясный и босой…
/Весенний этюд, или Как приятно быть халявщиком/
Март. Морозы-ветераны
Маршируют по утрам,
Втихаря бинтуя раны
Пресных зимних мелодрам.
Озверев от злого счастья,
Воют кошки о любви.
За забором на запчасти
Разбирают грузовик...
От подушки до обеда -
Четверть часа и сортир .
Кто рожден не для победы,
Тот себе не командир.
В плеер - Майка или Боба ,
Ключ - на вахте до шести.
Проще быть мажорным снобом,
Чем куда-то там ползти.
Чуть зевнул - уже засада ,
Хочешь спать - дыши всерьез .
За чужим нерайским садом -
Ежевика да овес.
Дети курят на балконе,
А из тачки под окном
Долбит голос в силиконе
О своем родном больном.
Кот кайфует у помойки,
В облаках смеется щит...
За общагами на стройке
Матерится крановщик.
Синева, смердя, дымится -
Мусор жгут как ворожей.
Все спешат куда-то лица,
Будто гонит кто взашей...
У кого - вторая смена ,
У кого - переучет.
Воробьи, трамваи, стены,
Чье-то хилое плечо...
Институт... Здорово!.. Здрасьте!
Расписание... ага!
Э... ну, нет - такие страсти
Явно не для четверга.
***
Ветер мягко присел на подоконник тёплый.
Попросил закурить... "Нету, дружище... Вот,
Только пиво и хлеб. Будешь? Не трогай стёкла.
Видишь, вымыли... Нет, ну не я - те, кто здесь живёт.
Я случайно, в гостях... Что? Почему так тихо?
Три семнадцать - как раз время сидеть орать.
Разбужу и начнётся: блин, принесло же психа...
Что, спешишь? Вот урод! (Это я комара)
А ля герр и т.д. Сами, мол, с небесами.
Самосуд и враньё - ветхий тарифный план.
Ты куда?? У меня у самого - экзамен,
К девяти... Да, забил. Нет, ни один не сдан..."
И трепались мы с ним чуть ли не до рассвета,
Не делясь только тем, что однозначно - дурь.
Несквозной наш транзит, пошлости без ответа
В красной зоне шкалы на почти холостом ходу...
Кто решится принять ересь неоправданья?
Лифт проснулся, пошёл, словно бы по гвоздям.
До чего б мы дошли, Господи, не отстань я
От него? Он зевнул, выдохнул, выходя:
"Домолчись, если что..." И кувыркнулся в небо.
Бочка, штопор, петля... Дальше я не смотрел.
Просто выключил газ. Чай был тяжёл и крепок.
День седьмой. Сон второй. Предпоследний десяток стрел.
*** /песенка была...ха-ха ;/
Вот найдет на меня - встану, пойду побреюсь,
Постираю штаны, вывешу за окно.
Буду прост и разумен - ежик в оранжерее,
Канифоль для коньков, джокер из домино.
Расцветет тишина - едкое междустрочье,
Тараканы уйдут... Станет почти легко.
Покаянье - не фарс, не лотерея... впрочем,
Это - чуть веселей, чем по воде ползком.
Я досдам все хвосты... пусть не сейчас, но вскоре ,
На работу пойду и заменю очки.
Посвящу тебе хит, даже не в ля-миноре,
В переходах лабать буду за пятачки.
Мы познаем тогда принципы отчужденья ,
Мы замкнем на себя поле взаимных снов .
Мы отпразднуем все - чей-нибудь век рожденья ,
Лето, новый трамвай, вялый распад основ...
Что нам карма и дзен?! Жизнь ведь гораздо проще ,
Чем ее тайный смысл, повод или итог.
Умываться иду, хилый, чумной, заросший ,
Как всегда потеряв бритву и помазок...
***
Надо сказать, третий мой курс был характерен тем, что именно тогда я в избытке накушался всяческих спецтерминов и аббревиатур, и даже имел о них некоторое, как казалось, представление... Ну, вот и получилась сия вещь. Смею заметить, почти без всякой связи с реальностью. Ежели чего непонятно, спрашивайте, ибо глоссарий писать лень, я ж не О.Медведев, в самом деле... Впрочем, суть ясна и так :)
Сегодня вы особенно прелестны,
Печальны, как остаточный заряд...
Все эти объясненья бесполезны.
Не тот режим, короче говоря.
Я жил, как все: безумно и спокойно,
Читал Стругацких, в меру выпивал,
Но, как опора-пятисотка стройный,
Ваш силуэт меня очаровал.
Потом на свет вы вышли... Это было,
Как днем в глаза прожектором сове.
Пробой был полным - от груди до тыла,
И не спасало даже АПВ,
Я что-то плёл бессвязно и не в тему,
Всё не решаясь перейти на «ты»,
Стремясь предотвратить распад системы
При аварийном сбросе частоты.
И напросился всё-таки на кофе,
Сгоняв сперва в ларёк за коньяком…
Помешан больше был, чем на Кирхгофе,
Когда ходил на ТОЭ с бегунком.
Танцуя, мы болтали о неважном,
И что ещё могло произойти?
Ты ощутила трепетно и влажно
Искрение коллекторных пластин...
Ещё продлить объятья на мгновенье,
И неизбежен круговой огонь.
Мы у границы зоны насыщенья...
Сними с магнитопровода ладонь!
И вздох ионизирован и сладок
Настолько, что ... но, кажется, аврал...
Облом был выше нормы на порядок.
Я даже руки с траверсы убрал.
Ты вырвалась, дрожа, скрывая слёзы,
А я твердил: «Все будет хорошо»…
Затем, ругнувшись нецензурной прозой,
В бестоковую паузу ушёл.
И, погружаясь в мокрый мутный вечер
(Такси принципиально не ловил),
Шунтировал, чем мог, (а было нечем!)
Обмотку возбуждения любви.
Я заземлялся, толку было мало.
Взорвался мой разрядник при грозе.
Прости меня... но если бы знала
Всю сладость междуфазного КЗ!
И в очереди, и в трамвайной давке,
На рынке, в кабинете у врача,
Я мысленно рассчитывал уставки
Защиты от твоих пьянящих чар...
Напрасно... для спасенья организма
Запил... Но вскоре понял: не смогу.
И выпал навсегда из синхронизма,
Чуть не попав случайно под дугу.
Боялся встречи... вы меня поймите!
Хотелось быть спокойным - да куда!
И мостовой диодный выпрямитель
Не выручил… хотя спасал всегда.
Но вот вы здесь - милы и симпатичны.
Банально все же - встретиться в толпе...
Неселективно, апериодично...
Но, кажется, мы снова не в себе...
Вы знаете... я все-таки не гений
И номиналы мог не уравнять,
Мог группы переврать соединений,
Мог поспешить... Не злитесь на меня.
Без вас меня не будет - никакого,
Как нет без РТ-40 МТЗ...
А если несвободны вы - вот слово,
Которое даю... пусть слышат все!
ГОТОВ ПОСТАВИТЬ СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ СТОЛЬНИК -
Всё сделаю, чтоб только навсегда
Извечный идиотский ТРЕУГОЛЬНИК
Распался... И включилась бы ЗВЕЗДА!
***
Прости, опять прервали... Ладно.
Морской собаке все под хвост!
Исходы равновероятны:
Домой, к тебе или - вразнос.
Дышу пока спокойно, кроме
Секунд осознанной шизы.
Я - то подводник на пароме,
То - танк у взлетной полосы.
Да, ты ведь помнишь - неподсудны
Лишь свинопасы и шуты...
Речной трамвайчик - тоже судно,
С процентной скидкою на дым.
О! Мелочеискателям - привет!
Да, чувствую, развод весьма конкретный.
А радости-то, блин! "Донского" - две!"
Купили б леденцов... Сосать не вредно!
Однако, с непривычки странно
Писать туманом по стене.
Ночная очередь у крана...
В аптеках мрачно - "Спирта нет!"
Вот, так живем... Не вечность, но - всегда.
У мира незнакомое обличье.
Играем панк, воруем провода.
И в этом, право, все же что-то птичье!
***
Маслянисто-глянцевый проспект.
Поздно. Ни автобуса, ни смысла.
Этот смутный страх давно воспет
И распят на звездном коромысле.
Шапка напрокат тесна, как день.
Темного чуть меньше, чем чужого.
Теоретик умер... ты - мишень
Для любого раненого слова.
Спешно сбросив радужный корсет ,
Темнота уводит прочь от темы ,
И шальная хромосома "зет"
Сносит на фиг догмы и системы!..
Понимать не нужно... Не сезон
Для горячих полуозарений.
Пополам - наушники и зонт .
Неделимы небо и колени.
Неделима кухня за стеной,
Где тихонько шепчутся стаканы.
Время - холостым веретеном,
Мысли скачут блошкой на аркане .
Утро, молчаливо и смурно,
Застает, как сессия... Однако
Есть еще счастливый проездной
С именем, где два нетвердых знака!
А потом - не верить и не спать
В четных и нечетных перекрестьях.
Август. Солнца верная резьба...
Новые колючие созвездья.
***
Если там, где родился, всё больше руин с каждым летом,
Если иноплеменники - потенциальные мины,
Если могут стрелять и в тебя... да не то что дуплетом,
Весь рожок - жгучей трассой в почти что ушедшую спину...
Если днём - догоняют, а ночью - пускают по лужам,
Добивают немного, слегка угостив атмосферой,
Если будущий раб обернулся законченным мужем,
Значит, время тестировать сердце... Магистр, к барьеру!
***
Откуда нам? Всё менее похожи,
Дрожат огни в переплетьньи трасс...
Мы есть. Сейчас. Мы большего не сможем.
Мы неуместней скрипки у костра.
***
Теоретически юна. Приятно все же...
Контрольный вызов мировым альтернативам.
Необратимая война страшней и строже
Случайной смерти за аперитивом.
Я ухожу по винтовой... Конец спирали.
Кривой, небрежно серебрёный штопор
О двух концах... Регаты, скачки, ралли.
Порою - фестиваль. Не спиться чтобы.
Теоретически - со мной... Реально - где-то
На отрицательной оси миропорядка.
Мы прожигали по одной свои планеты,
Поставив сонные тела на подзарядку.
Перебредали рубежи и рубиконы...
Ещё одна зарубка на браслете.
Рубиновая ярость подзаконных
Искрилась под целительною плетью.
Теоретически... плевать! Смеюсь навскидку.
Ты, как обычно - вне сети и подозрений.
Черства кровать, как новая открытка.
Толпа... песчаный дождь чужой арены.
***
Чем чаще просыпаешься один,
Тем ядовитей выход на орбиту...
Избыток символических седин
В конечном счёте обусловлен бытом
К батону - баклажанная икра.
Готовить в лом. И это конструктивно.
Привычно щурюсь в заспанный экран,
Кого-нибудь оттуда заместив, но...
Всего три трассы. Первая - шаблон,
С гаишниками и грузовиками.
Вторая - магистраль за горизонт,
В конце - легенда и могильный камень.
А третью проложили через нас,
Она крива и кое-где туманна.
С тобой пойдёт невечная весна,
Пока не дорастёшь до графомана!
Ведь можно всё - и всякое "ура!"
Встречая, как анафему, тащиться...
Рубясь на украинских "фендерах",
Искать свою четвёртую столицу.
Но горек воздух в земляничных снах,
И ты трясёшь талантом, мол, поверьте,
Я тоже выйду в кожаных штанах
И честно заслужу кусок бессмертья.
Пленителен, как шифр "три икса",
Фрагмент подобной доли... Только - тише.
Не надо - сглазят... Уж и так в лесах
В любой палатке прописались /мыши/.
Что ж, let it be! По совести постель.
Таскайте контрабандой ваши кольца.
Ещё - канонизируйте коктейль...
Ах, знал бы прикуп - был бы ставропольцем!
Мы - соль воды... мы - внуки декабря.
Кто спит пока, а кто уже - в зените.
Да, рукописи всё-таки горят...
Зато их невозможно размагнитить!
***
Диск провертелся трижды... я не заснул.
Грыз циферблат и таращился на огни.
Хищная ночь клюнула на луну -
Млечный рыбак не прогадал, шутник.
Он прикормил ветер, но тот сбежал,
С ходу узнав звездно-соленый вкус.
Ну, а рыбак по наготе ножа
Лил тишину в облачную тоску.
Млечный рыбак, циник и браконьер,
Знает места, время и глубину.
Взгляды и сны, полный набор манер -
Все это за семь с чешуей минут.
Ты искушен... тебя никому не взять.
Но он лишь метнет крохотную блесну ,
Только твою... И не схватить нельзя.
Сколько ночей ждал ты ее одну!..
Все - можешь жить весело, зло и всласть.
Смейся, женись, пой, что угодно... Но
Ночью седой он подмотает снасть,
И - в никуда канет земное дно.
Жабры сгорят от бессилья и темноты.
Берег, садок... лодка и костерок.
Чем же дышать?.. Руки ласковы и чисты.
Руки - его... Больно!.. Свободен? Впрок?..
Он осторожно снимет тебя с крючка,
Тихо утрет кровь рукавом плаща,
И, прошептав: жалко, мол, дурачка,
Выпустит вниз: Свидимся... Не прощай!..
Стоп! Что за чушь! Вот нашло... Ни хрена себе!
Но - почему... Сколько ж еще ?.. Я встал.
Чуть дрожат под рукой шрамики на губе.
Ясным жалом щекочет язык ледяная сталь.
***
...Я хочу как следует оторваться,
Пока этот бардак не сгорел!..
/ Джеймс Дуглас Моррисон /
Мы давно у дверей. Нам открыли без стука и сразу.
Мы молчим... мы молчим, ибо не о чём даже дышать.
Кто на чём - на такси, на осле, на попутном КамАЗе,
Кто на Жёлтой... (идея банальна, но суть - хороша!)
Финиш. Enter. Please wait... Докурили последние песни.
Слишком много травы! Неожиданный пряный облом.
Если ты - не Шевчук, то хотя бы, как минимум - Пресли.
Слишком много нулей на оранжевой роже табло...
Шли на звук, наугад... И, пугая оглохшие души,
Выживали, поскольку Господь возлюбил дураков.
Дураки возлюбили дорогу... Не можешь - не слушай.
Понимаю, что блажь. Но не думай, что помнить - легко.
Мы давно у дверей, в этой тихо светящейся точке,
Где встречаются все траектории, ветры и сны.
Нам открыли без стука и кода. Стоим... В одиночку
Может, кто и рискнул бы... а так - чересчур стеснены.
Засмеркалось. Запахло огнём. Запестрели палатки.
Кто-то громко тащил суковатый ободранный ствол.
И, казалось, почти никого не смущала загадка:
Почему так тепло, если завтра - уже Рождество??
Так сидели - в тиши и дыму, без сомнений и пива.
Обалдевшие ёжики шарились по рюкзакам...
Ближе к полночи все уяснили: заходим красиво!
То есть - вместе с зарёй, помолясь и... Пробел. ТЧК
И заря, воссиявшая в срок, разбудила... немногих.
Огляделись, зевнули: ну, ладно - пятнадцать минут!
Ну ещё бы... да чтобы у нас - хэппиенд в эпилоге!
Сладок утренний мрак. Даже если потом проклянут.
Разбредались. Опять - кто куда. Пристыжённо и гордо.
Не входить же теперь... рассудите - ей-Богу, смешно!
И никто не взглянул: Он стоял на пороге в потёртом
Полинялом хитоне и ждал... (Впрочем, это - давно...)
***
Потому, что мы тут навсегда (право, дерзость!)… Так вот:
Потому, что мы всё ещё здесь, этот мир неопасен.
Ритуал отравления проще, чем громоотвод:
Вот стекло, вот вода… Закусил - и живи восвояси!
Толкование искренних звуков… Формально - экстаз,
А фактически - просто желание выспаться утром.
Кофе, Эллингтон, бритва - и с книжечкой на унитаз.
Экий шик! И скрипит на зубах элитарная пудра.
Оттого, что мы все далеки от своих же теней,
Иногда жутковато встречать их… Безбожно босые,
Тени тихо приходят похавать, когда потемней,
И включают на кухне ПИНК ФЛОЙД или Джерри Гарсиа.
Ты работу послал, ну а я до сих пор не нашел…
Вывод - оба торчим на условно иссякшей халяве.
Раздеваюсь дотла, заторможен и нерасклешен…
Выход где-то внутри. Но - хоть раз завершали с нуля вы???
***
Я - бессменный дежурный на Трафальгарской ГЭС...
На бушлате - шеврон: несколько рун и шпага.
На стене - карабин... без механизма. Благо,
Где-то был арбалет... Чуешь, каков прогресс?
Допиваю бурбон (редкая дрянь!). Встаю.
Жарковато, хотя - без десяти декабрь.
Больше года уже (а точней - полторы декады),
Как явился сюда - глуп, бородат и юн.
На плотине темно... В море - ни фонаря.
Лишь скребутся в бетон трупы рыбацких лодок.
Ночь сдаётся живьём. Начерно - всей колодой.
Только я не возьму - больно жесток обряд...
Семь шагов на восток и влево. Машинный зал.
Здесь немного светлей. Свечи щекочут спину.
Под паркетом дрожит мельхиоровый бок турбины.
Кто-то дышит в углу... лень напрягать глаза.
У приборов кружит рой одичавших мух.
Кыш, мохнатые! Кыш! Так... обороты в норме.
Обхожу манекен в траурной униформе,
Возвращаюсь на пульт, тихо плюясь во тьму.
Кресло. Старенький блюз... Монотонно шипит игла.
Протяну до утра - занавес обеспечен.
Лишь бы не позвонил дерзкий старик-диспетчер,
Лишь бы выжил огонь оголодавших ламп.
За стеклом - голоса. Кашель, молитвы, вой...
Запираюсь. Пока не о чём волноваться.
Пошумят - и уйдут (верно, мой милый Ватсон?)
Вдоль немых проводов (тысячи тысяч воль!..)
/Автолик (почти Олдейство). Посв. Геннадию Жукову/
...И мнится мне - я так давно не жил,
Что напрочь позабыл, какого цвета
Их голоса... Лишь оловянный жир
Блестит на пальцах (тени ли? души?
Не знаю). Кто воистину спешит,
Тех тормозят. Копьём или ответом...
Дыша чужим откормленным огнём,
Сажусь в траву под чавканье и вздохи.
Бродячий люд устал... И дремлет в нём
Хромая позапрошлая эпоха.
Я оставляю их,
Зреющих в слепоте,
Видящих лишь своих,
Кои давно - не те...
Я обниму восток,
Выстудивший луну.
Гулкий пустой восторг
Рушится в тишину.
Справа растут дома,
Слева горит Олимп...
Молча идут в туман
Хмурые корабли.
А в городах всё так же глухо пьют
И травятся кому-то на потребу,
Клянут Семью и - чествуют семью.
А я... Для бытия смертельно юн
И слишком стар, похоже, для Эреба.
Лишь иногда серебряная тьма
Струится по когда-то пыльным космам...
И звёздная бездонная тюрьма
Хранит в себе осиротевший Космос.
И, обнажив последнее из чувств,
Смешон, неосязаем и невидим,
Почти по-человечески шепчу:
"Живите долго, мальчики... живите..."
Бронзовые слова
Тихо скулят в грязи.
Ветхая тетива...
Сам себе Гермесид.
...Мне кажется: вот-вот - и я пойму...
/Альке Кудряшевой/
Нам бы выйти... На паперть, на порог, на майдан... Разрешённых симпатий неопрятная мзда. География века, кибернетика лжи. Позолоченный вектор над водою дрожит.
Нам полезней - остаться в резервации снов, ворох нотных квитанций отпустить за окно, задышать ненадолго, осознав наконец:
мы - янтарная смолка на бетонной броне...
***
И кто-то тихо сказал: "Получилось!
А ты смотри - получилось..."
С.Калугин
Последние полчаса всё одно - что политех, что лит.
Классически просто паду на дно. Синкопированных молитв
Хватит до сентября. А там - выключу плеер, встану,
И - изумрудные поезда выйдут из океана.
Сяду я в тот, который длинней, где подешевле чай.
Ни багажа, ни соседей - нет... Радостно грохоча,
Полупустой звонкий состав (каждому - свыше веры!),
Самую малость от солнца отстав, выйдет из стратосферы...
***
Пошли-ка домой... Слишком ветрено.
/Ю.Шевчук/
"Аминь" -
для непосвящённых звучит как выстрел,
Протяжный распевный выстрел через плечо.
Каждый слепой кесарь готично выстрадал
Право уснуть под ледяной парчой.
Всякая боль - в цене по средам и пятницам
(Крашеная/седая - от сорока).
Все имена мира уже запятнаны,
А посему - ждём, засучив рукав.
Кушаем джаз. Дремлем, запасшись воздухом,
Универсально-сладким, как стрептоцид.
Перегореть, тихо воскреснуть в озере,
Снять с образов злую коросту цифр...
Вдох. От жары отгородившись дверью,
Хор воспоёт смысл, обретённый днесь.
"Огонь" -
для посвящённых звучит как "верую!"
Выдох. Глоток.
Солнце горит во мне...
***
Вечный концерт имени памяти... В зале -
Прежний ассортимент. Минус - те, кто ушёл.
Ночь, натянув инквизиторский капюшон,
Мнётся в дверях... Ночи нехорошо.
Я обхожу ночь. Поискав глазами,
Где бы упасть, не нахожу (темно)
И - остаюсь около грустной ночи...
Просто статист - роль не почётней прочих,
И потому вход и восход - одно.
Можно взойти и войти - небеса упруги -
И рассмотреть (видно довольно плохо):
Снег... И лохматого Сашку под звонкие руки
Уводят мальчишки - Варфоломей и Прохор...
Можно шагнуть Нью-Орлеанской девой
В жидкую медь истинного рассвета
И осознать: боль, вероятно, это -
Если тепло в груди со смещеньем влево.
Можно скорбеть: звери и чужестранцы,
Где приклоню сирое моё знамя??
Можно рыжеть паданцем померанца,
В память о тех, кто поминутно с нами...
Вечный концерт имени... Не меня ли?
Не по лицу морда, а всё боюсь:
Сделают сайт или же фильм... В финале -
Список друзей... Знали, конечно - знали.
Но невдомёк: в ванне или - в бою?
Что до чужих? Все доросли до ближних.
Что до глухих?.. Видно, пора менять
Звуки на смысл.
...Дверь. И за ней, чуть слышно:
- Father?
- Yes, son?
- Папа, прости меня...
Странный концерт. Лица и силуэты
Тихо текут вдоль овощных рядов.
Можно уйти. Но опоздать на этот
Горький парад - вряд ли... Пока - никто.
Сцена - не пастбище, не эшафот... От века
Клевер и кровь ближе, чем "я" и "люблю".
Ночь умерла. Ночь дождалась ответа.
Я выхожу. В каждом движеньи ветра -
Певчий призыв, суровый Апостольский блюз...
***
«По любви?» - вопрошает растерянная проводница.
Поправляет очки, недоверчиво смотрит в билет…
Я смеюсь и молчу. Мне, наверное, скоро приснится
Белый город в сухой перспективе холмистых полей.
Поутру будет лес. Солнечную прохладу
Расплескав по купе, лес потеснится, и
Набежит городок. «Пиво-такси?» - «Не надо…»
Коли пеш и тверез - легче искать своих.
Но сержант в старомодном мундире (фасон английский)
Остановит меня (средство - учтивый свист).
Будет паспорт листать, долго искать прописку,
Из-под строгих усов выдохнет: «По любви?»
Раздражённо тряхну башкой: «Точно так, начальник!»
Улыбнётся слегка: «Oh, love is all we need…»
И уйдёт… Чей-то смех, прибой, перекличка чаек…
Тишина. На губах - пряная пыль вины.
Эстетично чихнув, пересекаю площадь.
Благодарней шаги, значит - ногам теплей.
Важно - слышать. Тогда будет гораздо проще,
И планета стряхнёт координатный плен.
И серебряный шарик вырвется из рулетки,
И поскачет по тучам: мол, ты чего? лови!
И рванусь в небеса… Некто в цветной жилетке
Бросит вслед: «Эй, чувак! Точно ли - по любви?»
<тут опустим>… Чешу афедрон, восседаю ровно.
«Да уж, друг, не за деньги, - бурчу, - проходи себе…»
Тротуаром бредут мраморные коровы
(Разумею окрас). Время вступать трубе.
И труба запоёт (правда, не Майлз, но siemens).
Эсэмэска: «Иду курсом зюйд. Не волнуйся. Жди.
Драйвер - чудо»… Молчу (не смеюсь). Набираю имя.
Номер - греческий крест, буквы (славянский тип)
И - поклон. А потом встаю и иду обедать.
Ничего, что ко мне - норд и всё время норд…
Карта врёт. Ты однажды приедешь из пункта «бета»
В пункт «омега», где я глухо дышу в окно
Анонимной кафешки. Пальма, портрет… (Кафка?)
Кофе гадок. Терплю. «Девушка, счёт!»… Несёт.
Ты однажды войдёшь - джинсы и безрукавка,
Да нелепый рюкзак… Ты оправдаешь всё.
Лето с нами… Сюжет инфантилен и столь прекрасен:
Можжевеловый дым, радуга… Весь набор.
Ты расплатишься, и по пахнущей морем трассе
Мы уйдём к бирюзовой кромке пушистых гор.
… Я терзаю карман, освобождая мелочь.
Обещаю «потом занести» девяносто коп.
Ты однажды войдёшь - так, как уже посмела,
Игнорируя все «поздно» и «далеко».
Впрочем, я подожду снаружи... У магазина
Двое граждан трясут патриотизмом. Что
Беспокоит весьма. Мрачно скрипя резиной,
Тормозит возле них малый казённый дом
(В обиходе - "козёл" или "бобик", язык изменчив)...
Я теряюсь. Бочком - за угол. Мне - туда,
Где лесной горизонт ясен и неразмечен,
Где озоновый треск пляшет на проводах.
Впрочем, я не бегу. Я тороплюсь навстречу
(Но - кому, не сейчас решать)... Под ногой - волна
Или пыль? Не могу сформули... Обдираю плечи
(И т.п.) о кусты незнакомой поро... Стена.
Грязно-белый кирпич. И - лицо (вероятно, сажей)
"Homo Veritas" - ниже. Рыжие муравьи
Тащут мусор. Сажусь. Вверх - не пытаюсь даже.
Остывает внутри тусклое: "По любви?.."
***
Lhasa de Sela (27.09.1972 - 01.01.2010)
-1-
Это - песок, воздух и ты… Пустыня.
Есть еще солнце, но ненадолго - вечер.
Там, за спиной, горы уже остыли.
Там, впереди - ночь, и согреться нечем.
Это уже не страшно - кормить дыханьем
сколько-то нот. Виолончель, гитара,
арфа не выживут здесь. Тишина сухая
Плавилась у виска. Из Гвадалахары
шла через Монтеррей на границу с миром,
что сотворила горстка авантюристов.
Хлопок, маис, кровь… Ты ведь помнишь: мимо
сонных полей, мимо слепых туристов
ваш кочевой дом догонял лето…
Где он теперь? жив ли мотор? Помнишь:
мама читала вслух; и текла где-то
зыбкая песнь плантаций и грязных комнат?
-2-
Ночь улеглась на плечи стылым колючим пончо.
Ты всё идёшь… Тихо идёшь. Всё песок и звёзды.
Что из тебя есть - ты? Даже плакать поздно.
Кто-то потом скажет: «Концерт окончен»…
Кто-то потом, обжигаясь холодным кофе,
Будет листать экран, изучая почерк.
…Кто-то рождён для бесконечной ночи…
Помнят всегда - в лицо, а чеканят - в профиль.
Видишь? Кто-то сидит, просто сидит и курит.
Дремлет невдалеке тело старого самолёта.
…Вздрогнул, вскочил - словно бы ждал кого-то.
Так альбатрос чует радугу после бури.
-3-
- Не бойся! Вот, есть немного воды… Ты одна? Откуда идёшь?
- …
- Знаешь французский?.. Как твоё имя?
- …
- Я жду… одного мальчишку. Не очень давно. Ты - к морю?
- …
- Нет, там именно море.
- …
- Говорю же: море… У меня - карта. Смотри! Впрочем… как это я забыл? Пару ночей назад здесь шёл один человек… Как раз с севера. Я не очень понимаю по-английски, но кое что разобрал. Он тоже не видел там моря. Молодой бородач с хриплым голосом. Выглядел очень больным; сказал, что его мучит жажда. А воду не взял. Сказал, не поможет - слишком сухая… Так и ушёл. Странно, что вы не встретились.
- …
- Лучше дождись утра.
- …
- Понимаю. Тогда возьми… Нет, надень. Вот так. У меня остался кусок брезента, этого хватит.
- …
- Никто не ищет. Рацию… рацию я выбросил.
-4-
Это - рассвет. Мир обращён к востоку.
Волны едва видны на груди прилива.
Лётчик был прав - море… Именно столько
нужно воды, чтобы уйти счастливой.
Море сродни пустыне, но ближе к солнцу.
Пахнет грозой и бензином старая куртка.
…Лодка вдали. Скользит неизвестным курсом.
Паруса нет. Что тебе остаётся?
Просто раздеться... плыть. И теперь видно:
Лодка пуста, движется еле-еле.
Пара летучих рыбок - твоя свита.
Много солёных взмахов…
¡Olé! Успела.
Спит человек. Спит и почти дышит.
Плащ с меховым подбоем, странная шапка.
Дерево, кость, кожа. Едва слышный
запах лесной ночи… И чуть зябко.
Нет ни руля, ни вёсел. И ты молча
сядешь на дно, прямо на ветви кедра.
Где-то - январь. Где-то - почти полночь.
…Ты благодарно пьёшь золотой ветер…
***
Pero mira como beben los peces en el rio
...Посмотри, как пьют рыбы в реке.
Посмотри, как пьют рыбы в реке...
Солнце - в глазах, солнце - в каждом глотке.
Если дышать наугад - обретёшь звук.
Если дышать наугад - обретёшь звук.
Трасса и степь... И - ни души вокруг.
Сорок ночей на запад; в крови - соль.
Сорок ночей на запад; в крови - соль.
Чья же земля скачет под колесом?
Странное время - птицы не слышат звёзд.
Странное время - птицы не слышат звёзд.
Если прилёг - значит, умер всерьёз.
...Но посмотри, как пьют рыбы в реке.
Ты посмотри, как пьют рыбы в реке!
Солнце, смеясь, прячется в тростнике.
Если слово - лишь цель, для чего - смех?
Если слово - лишь цель, для чего - смех?
Это - цветные танцы в твоей тюрьме.
Но придорожный ветер - хороший врач.
Но придорожный ветер - хороший врач.
Если поёшь - значит, умер вчера.
...Посмотри, как пьют рыбы в реке.
Посмотри, как пьют рыбы в реке...
Солнце - в глазах, солнце - на рюкзаке.
Трасса и степь знают своих... Слушай:
Рыбы поют на земном языке!