О дурном влиянии раннего позитивизма на неокрепшие умы современных интеллектуалов
"Сейчас средний читатель даже не ищет мысли. Он не доверяет ей. Его слишком долго обманывали, подсовывая суррогаты, которые выдавались за мысль. В этом он еще не разобрался, и по контрасту его потянуло на то, что не поддается примитивному анализу.
Все для себя непонятное этот новый читатель приветствует, называя иррациональным и субъективным.
Трудно сказать, что он называет субъективным, потому что все понятия у него немного перекошены. К теории субъекта и объекта его представление не имеет никакого отношения, хотя и держится на наивной уверенности, что это тяжеловесные и солидные категории: объект лежит на столе, а субъект анатомирует его, как шестидесятник лягушку. Еще субъект гуляет по объективному миру, но должен отрешиться от себя, чтобы его понять. Субъект маленький, а объект большой, и от этого все качества...
Такое упростительство вызвано воспитанием, которое сгубило старшие поколения, варившие похлебку из позитивистских кормов. Они с ложечки кормили хлёбовом своих детей, и это до сих пор отрицательно отзывается на младших поколениях: детская пища отравила им кровь.
Ими владеет примитивный страх: действительность слишком ослепительна, чтобы искать в ней смыслы и связи, а страшнее всего выводы, логически неизбежные и неотвратимые, которых они стараются избежать. Усилия огромных толп направлены на то, чтобы уклониться от понимания и скользнуть по поверхности. Один из самых блистательных людей в истории человечества сказал, что на смену мысли, когда она иссякает, приходят слова. Слово из смыслоносящего знака слишком легко превращается в сигнал, а группа слов - в мертвую формулу, даже не в заклинание. Мы обмениваемся готовыми формулами, не замечая, что из них улетучился живой смысл. Тварь дрожащая не знает смысла - он исчез. Логосу нечего делать в нашем мире. Он вернется, если люди когда-нибудь вспомнят, очнувшись, что человек отвечает за все, и прежде всего за свою душу".
Это выдержки из второго тома Воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельшам. Напомню, что написано это было где-то в начале 70-х годов 20 века.
Обращаю ваше внимание, что речь идет о позитивизме раннего разлива, то есть о том, преданном естественнонаучному разуму, позитивизме Огюста Конта и его последователей, который с ослиной упертостью стремился заковать человечество в законы исторического развития.
Будучи молодой барышней Надежда Яковлевна Мандельштам безусловно была в курсе тогдашних философско-идеологических дискуссий, с непременным привкусом методологических проблем, ибо это была еще эпоха неокантианства.
Отсюда и стойкое неприятие этого позитивистского варева, вкусного до неприличия, особенно вкусного для простых, незатронутых интеллектуальной рефлексией умов, которые в простоте законов истории хотят найти прямые и точные ответы на все вопросы жизни.
Особенно назойливость такого стиля мышления чувствуется, если человек с детства был окутан мыслительными схемами советского исторического материализма, ибо позитивистские стандарты "поиска природных и исторических закономерностей" до отказа наполняли советские философские дискуры [в принципе "исторический материализм" в его советском исполнении есть лишь один из вариантов раннего позитивизма, не более].
У Надежды Яковлевны в ее юности был выход на другие способы осмысления человека, истории, природы, Бытия, в конце концов. В отличие от нескольких поколений советских людей, она не запекла свой мозг в рассуждениях о покорении природы, пространства и времени.
Чего не скажешь о многих других, особенно молодых людях, выросших в мрачно-позитивистской среде ("мрачно-позитивистский" - выражение самой Надежды Яковлевны).
Возможно отсюда современная страсть к обобщениям и поиску исторических аналогий, стремление учредить, обосновать какие-то новые законы развития как конкретно российского общества, так и всемирной истории.
Спросите у Дмитрия Быкова или кого другого, известна ли им логика российской истории от Рюрика до наших дней, понятны ли законы по которым существовало и существует российское общество? Будут говорить долго, не умолкая, не затихая, постоянно путая себя с господом Богом.
Во всем это проглядывает все тот же позитивистский страх перед уникальностью, неповторимостью, случайностью, открытостью, позитивистское неприятие тайны Бытия, в конце концов.
В известной работе Огюста Конта очень заметно это желание обуздать изменения при помощи законов. Это своего рода желание навести порядок в хаосе исторического развития, уйти от неопределенности и туманности будущего, то есть желание сделать будущее понятным, приятным, комфортным. Совместить прогресс и порядок - вот основной мотив "Духа позитивной философии".
"Естественный порядок, вытекающий в каждом конкретном случае из совокупности законов соответственных явлений, должен, очевидно, для начала быть нам хорошо известен для того, чтобы мы могли либо его изменять в наших интересах, либо, по крайней мере, приспособлять к нему наше поведение, если, как и в области небесных явлений, всякое человеческое вмешательство здесь не возможно"
[Огюст Конт _ Дух позитивной философии]
И конечно, безусловное преобладание общего над частным, ибо "человек в собственном смысле слова не существует, существовать может только человечество".
И, в конце концов:
"Не имея возможности продлить свое существование иначе, как посредством рода индивид будет стараться по возможности полнее слиться с ним, прочно связывая себя со всем его коллективным существованием - не только настоящим, но и прошлым, и в особенности, будущим, дабы придать жизни всю ту яркость, которую в каждом случае позволяет совокупность реальных законов".
[Огюст Конт _ Дух позитивной философии]
Экзистенциальный ужас перед бесконечностью, смертью, перед ничто и пустотой подталкивал Конта к поиску оснований исторического и общественного порядка.
Избавиться от случайностей будущего, господствовать над будущим, колонизировать будущее, присвоить будущее - сделать его своим, родным и знакомым.
И плевать, что при этом будет утеряна свобода.
Закон истории важнее.
Закон предшествует действительности.
Закон определяет действительность.
Как, отмечал Жиль Делёз: объекта еще нет, а закон уже есть
[правда писал он это по поводу покорения природы].
Убежать от случайностей и затянуть действительность в тесный железный обруч законов истории.
Современная западная философия, особенно континентальная, боится Законов Истории. Это болевая точка современной философии. Обосновать единство и непрерывность Бытия и не поддаться соблазну лишить Бытие открытости, не задушить Бытие в жеcтоких лапах законов истории.
Отсюда делёзовское единство Бытия как единство различений, как дизъюнктивный синтез. Отсюда авантюра Жижека, который хочет восстановить гегелевскую тотальность, но лишить эту тотальность "логической необходимости".
Отсюда метания философии после Делёза, вплоть до спекулятивного реализма: человек среди вещей, но человек не хозяин вещей, человек существует в истории, но человек не должен подминать историю под себя - человек должен быть открыт течению исторического времени, иначе история посмеется над ним, так же как она посмеялась над верными учениками Конта и плохо переваренного Маркса.
В противном случае в пароксизме власти над природой, обществом, историей человек "…загоняет человека в тюрьму к самому себе, к его собственной мыслительной способности, неумолимо отбрасывает его к самому же себе, как бы запирает человека в границах им же созданной системы" [Ханна Арендт _ Vita active или О деятельной жизни]
Если и можно говорить о рабском сознании в современном мире, то преданность законам истории и есть рабство, точнее страстная тоска по рабству, рабству в самом чистом виде.
И от этого рабского сознания нашим российским интеллектуалам пламенный привет и предложение дружбы.
Ибо это рабское сознание живет в их душах и ни куда уходить не собирается.
Будь ты хоть "либерал", хоть националист, хоть сталинист, хоть кто - любого оттенка и любой масти, не зависимо от статуса и профессии, все равно, предавая себя дискурсу о законах истории в каком угодно облачении, ты признаешься в желании бежать от свободы.
Как-то так, если коротко.
Все для себя непонятное этот новый читатель приветствует, называя иррациональным и субъективным.
Трудно сказать, что он называет субъективным, потому что все понятия у него немного перекошены. К теории субъекта и объекта его представление не имеет никакого отношения, хотя и держится на наивной уверенности, что это тяжеловесные и солидные категории: объект лежит на столе, а субъект анатомирует его, как шестидесятник лягушку. Еще субъект гуляет по объективному миру, но должен отрешиться от себя, чтобы его понять. Субъект маленький, а объект большой, и от этого все качества...
Такое упростительство вызвано воспитанием, которое сгубило старшие поколения, варившие похлебку из позитивистских кормов. Они с ложечки кормили хлёбовом своих детей, и это до сих пор отрицательно отзывается на младших поколениях: детская пища отравила им кровь.
Ими владеет примитивный страх: действительность слишком ослепительна, чтобы искать в ней смыслы и связи, а страшнее всего выводы, логически неизбежные и неотвратимые, которых они стараются избежать. Усилия огромных толп направлены на то, чтобы уклониться от понимания и скользнуть по поверхности. Один из самых блистательных людей в истории человечества сказал, что на смену мысли, когда она иссякает, приходят слова. Слово из смыслоносящего знака слишком легко превращается в сигнал, а группа слов - в мертвую формулу, даже не в заклинание. Мы обмениваемся готовыми формулами, не замечая, что из них улетучился живой смысл. Тварь дрожащая не знает смысла - он исчез. Логосу нечего делать в нашем мире. Он вернется, если люди когда-нибудь вспомнят, очнувшись, что человек отвечает за все, и прежде всего за свою душу".
Это выдержки из второго тома Воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельшам. Напомню, что написано это было где-то в начале 70-х годов 20 века.
Обращаю ваше внимание, что речь идет о позитивизме раннего разлива, то есть о том, преданном естественнонаучному разуму, позитивизме Огюста Конта и его последователей, который с ослиной упертостью стремился заковать человечество в законы исторического развития.
Будучи молодой барышней Надежда Яковлевна Мандельштам безусловно была в курсе тогдашних философско-идеологических дискуссий, с непременным привкусом методологических проблем, ибо это была еще эпоха неокантианства.
Отсюда и стойкое неприятие этого позитивистского варева, вкусного до неприличия, особенно вкусного для простых, незатронутых интеллектуальной рефлексией умов, которые в простоте законов истории хотят найти прямые и точные ответы на все вопросы жизни.
Особенно назойливость такого стиля мышления чувствуется, если человек с детства был окутан мыслительными схемами советского исторического материализма, ибо позитивистские стандарты "поиска природных и исторических закономерностей" до отказа наполняли советские философские дискуры [в принципе "исторический материализм" в его советском исполнении есть лишь один из вариантов раннего позитивизма, не более].
У Надежды Яковлевны в ее юности был выход на другие способы осмысления человека, истории, природы, Бытия, в конце концов. В отличие от нескольких поколений советских людей, она не запекла свой мозг в рассуждениях о покорении природы, пространства и времени.
Чего не скажешь о многих других, особенно молодых людях, выросших в мрачно-позитивистской среде ("мрачно-позитивистский" - выражение самой Надежды Яковлевны).
Возможно отсюда современная страсть к обобщениям и поиску исторических аналогий, стремление учредить, обосновать какие-то новые законы развития как конкретно российского общества, так и всемирной истории.
Спросите у Дмитрия Быкова или кого другого, известна ли им логика российской истории от Рюрика до наших дней, понятны ли законы по которым существовало и существует российское общество? Будут говорить долго, не умолкая, не затихая, постоянно путая себя с господом Богом.
Во всем это проглядывает все тот же позитивистский страх перед уникальностью, неповторимостью, случайностью, открытостью, позитивистское неприятие тайны Бытия, в конце концов.
В известной работе Огюста Конта очень заметно это желание обуздать изменения при помощи законов. Это своего рода желание навести порядок в хаосе исторического развития, уйти от неопределенности и туманности будущего, то есть желание сделать будущее понятным, приятным, комфортным. Совместить прогресс и порядок - вот основной мотив "Духа позитивной философии".
"Естественный порядок, вытекающий в каждом конкретном случае из совокупности законов соответственных явлений, должен, очевидно, для начала быть нам хорошо известен для того, чтобы мы могли либо его изменять в наших интересах, либо, по крайней мере, приспособлять к нему наше поведение, если, как и в области небесных явлений, всякое человеческое вмешательство здесь не возможно"
[Огюст Конт _ Дух позитивной философии]
И конечно, безусловное преобладание общего над частным, ибо "человек в собственном смысле слова не существует, существовать может только человечество".
И, в конце концов:
"Не имея возможности продлить свое существование иначе, как посредством рода индивид будет стараться по возможности полнее слиться с ним, прочно связывая себя со всем его коллективным существованием - не только настоящим, но и прошлым, и в особенности, будущим, дабы придать жизни всю ту яркость, которую в каждом случае позволяет совокупность реальных законов".
[Огюст Конт _ Дух позитивной философии]
Экзистенциальный ужас перед бесконечностью, смертью, перед ничто и пустотой подталкивал Конта к поиску оснований исторического и общественного порядка.
Избавиться от случайностей будущего, господствовать над будущим, колонизировать будущее, присвоить будущее - сделать его своим, родным и знакомым.
И плевать, что при этом будет утеряна свобода.
Закон истории важнее.
Закон предшествует действительности.
Закон определяет действительность.
Как, отмечал Жиль Делёз: объекта еще нет, а закон уже есть
[правда писал он это по поводу покорения природы].
Убежать от случайностей и затянуть действительность в тесный железный обруч законов истории.
Современная западная философия, особенно континентальная, боится Законов Истории. Это болевая точка современной философии. Обосновать единство и непрерывность Бытия и не поддаться соблазну лишить Бытие открытости, не задушить Бытие в жеcтоких лапах законов истории.
Отсюда делёзовское единство Бытия как единство различений, как дизъюнктивный синтез. Отсюда авантюра Жижека, который хочет восстановить гегелевскую тотальность, но лишить эту тотальность "логической необходимости".
Отсюда метания философии после Делёза, вплоть до спекулятивного реализма: человек среди вещей, но человек не хозяин вещей, человек существует в истории, но человек не должен подминать историю под себя - человек должен быть открыт течению исторического времени, иначе история посмеется над ним, так же как она посмеялась над верными учениками Конта и плохо переваренного Маркса.
В противном случае в пароксизме власти над природой, обществом, историей человек "…загоняет человека в тюрьму к самому себе, к его собственной мыслительной способности, неумолимо отбрасывает его к самому же себе, как бы запирает человека в границах им же созданной системы" [Ханна Арендт _ Vita active или О деятельной жизни]
Если и можно говорить о рабском сознании в современном мире, то преданность законам истории и есть рабство, точнее страстная тоска по рабству, рабству в самом чистом виде.
И от этого рабского сознания нашим российским интеллектуалам пламенный привет и предложение дружбы.
Ибо это рабское сознание живет в их душах и ни куда уходить не собирается.
Будь ты хоть "либерал", хоть националист, хоть сталинист, хоть кто - любого оттенка и любой масти, не зависимо от статуса и профессии, все равно, предавая себя дискурсу о законах истории в каком угодно облачении, ты признаешься в желании бежать от свободы.
Как-то так, если коротко.