О пропавших языках. Нет теперь таких диалектов в Пермском крае, пропали вместе с волнами модернизации. Но, как удивительно говорили, я ни разу такого не слышал, хоть родился и жил здесь, это моя среда обитания в самых разнообразных социальных регистрах.
В книге "Города-заводы" Пермского края прочитал:
"«…помимо окающего вообще наречия крестьян употребляется женщинами еще “цеканье”; например, вместо общеупотребительнаго что или што бабы говорят це, а мужики чо, или же цю вместо чу и т. п. Но это только среди земледельческого населения. Соседния же заводские жители эти звуки произносят совершенно иначе: ше и шю вместо це и цю и т. д. Те и другие произношения служат нередко для выражения надсмешек сторон друг над дружкой. Заводские, например, дразнят и “обзывают” крестьян за слова: цярь, цярица, дьякониця, куриця, ейця, молоцьке, вымицьке, це, цево, цю-цево, церна немоць, цюця мокрая; или (мужские выражения) дьяконича, курича, ейча, чо, чево и т. п. Заводских же в свой черед дразнят так: сарь, сариса, дьякониса, куриса, яиса, молошько, вымишько, ше, шово, шю-шево, шерна немощь, шюшя мокрая и т. п.
Но этот выговор не исключительная принадлежность всех окружающих здесь заводских жителей. Так только говорят в заводах бывших Демидовых; в заводах же бывших Осокина у жителей совершенно другое произношение, например: “Ды я иму гыварил, ды он ни пынимает” и т. п. Да при том же еще в заводах есть единоверцы и староверы разных толков и согласий, начетники и начетницы, которые даже в обыденных иногда разговорах изъясняются церковно-книжным языком. Одним словом, в нашей округе на пространстве каких-нибудь тридцати квадратных верст можно повстречать жителей: и коренных крестьян-землеробов, и татар, и черемис, и два разнаго пошиба заводских людей с разными наречиями и обрядностями. Живя по соседству, люди эти, как и всегда бывает с иноплеменниками, иногда из-за каких-либо пустяков и поссариваются, и - бывает опять - “гостятся да подшуются”»".
[Приведен отрывок из книги: Гладких А. Н. Крестьянские свадебные обряды и проч. у жителей села Торговижскаго Красноуфимского уезда Пермской губернии Пермь, 1913.]
И далее авторы книги о города-заводах пишут:
"Языковые различия… были настолько значительными, что о них долго помнили старожилы. Так, В. И . Винокуров, родившийся в 1903 г. в д. Березовке (в прошлом Красноуфимский уезд, а ныне Суксунский район), вспоминал:
«Жители сел Березовки, Молебки называли себя заводскими, а всех других в деревнях - крестьянами. Заводские люди были бойкими. Разговор у них особый. Они шокали и сокали (т. е. употребляли ш и с на месте щ и ц. - Авт.)»"
Или вот еще пример:
"…Жителей поселка Суксунского завода во всей округе называли завОдскими и завОдшиной".
Сейчас много говорят о разнообразии современного мира, но в домодерновых обществах локальных культурных различий было куда больше, просто эти различия не фиксировались.
Потом новоевропейская городская жизнь стирала различия, а национальные проекты подчинили диалектную многоголосицу вновь изобретенным литературным языкам [часто на основе одного, политически ангажированного способа говорения].
Нация не мыслится без единого унифицированного и стандартизированного языка - люди из разных концов большой страны должны понимать друг друга и чувствовать единство друг с другом, а без общего языка это понимание и единство может оказаться проблемой.
Строительство нации - это работа печатного станка, это жестокий учитель с указкой и розгами за неправильно произнесенные слова, это языковая иерархия - "Говори правильно!"; культурная иерархия - "читай и смотри художественные произведения на правильном языке!".
Последующие отклонения в ту или другую сторону, например, поиск "настоящего народного языка" - это лишь игры в рамках доминирующей культуры - консервативные побрякушки с изобретением некой альтернативной "подлинности" и прочего похожего.
Любое национальное строительство не может не быть репрессивным.
А разнообразие - это привилегия не только современного мира.