(no subject)
А. Венедиктов: Отдельно хочу сказать и подчеркнуть - сейчас нас оплюют, но тем не менее это факт - отдельную роль Маргариты Симоньян, которая то же самое делала на верхнем этаже, на федеральном этаже власти.
О. Журавлева: Ах вот кто в администрации президента все делал.
А. Венедиктов: Я с ней был на связи. Мы переписывались.
О. Журавлева: А можно подробности?..
А. Венедиктов: Мы списывались.
О. Журавлева: Вы созвонились с ней? Как вы узнали об этом? Что она тоже этим занимается?
А. Венедиктов: Она мне написала: «Ты где? Ты еще там?» Она же после инцидента здесь лежала сначала в больнице, потом дома. Я говорю, что я приехал, вот такая история… Мы поделились сомнениями. Выяснилось, что у нас одинаковые сомнения. И мы решили, что она пойдет делиться сомнениями со своими товарищами, а я буду делиться сомнениями со своими товарищами.
И мы переписывались… Это очень важная история, потому что в этот момент и федеральная гражданская власть, скажем, и московская гражданская власть - они как бы получали одинаковый информационный поток.
Была же история... Это был второй год, когда Владимир Путин... Это было по поводу «Норд-Оста»... Когда он сказал на встрече: «Ну, если все - от лояльного Добродеева до нелояльного Венедиктова - считают, что надо эти поправки убрать, я их убираю». Мы шли таким же образом. Марго в данном случае понятно, что…
О. Журавлева: Верх лояльности.
А. Венедиктов: Провластная… Я просто хочу сказать, что она физически там ходила. Я даже не спрашивал к кому. Я понимал, что вот она может. Ее можно любить, не любить, но вот это был факт.
Мы постоянно переписывались. И, собственно, я ей сгружал то, что Ройзман говорил, понимаешь, да? Что вот не могут оформить такой-то протокол, его нет в деле, а он обязательно должен быть, если дело о наркотиках. То есть я там как попугай вот это: «А сбыт-то где?» Такие у нас шли с ней состыковки.
О. Журавлева: Откуда у нее сомнения возникли, вы не спрашивали?
А. Венедиктов: Она так же, как и я, в компьютере их видела.
О. Журавлева: То есть когда пошел накат.
А. Венедиктов: Конечно, первое - это были эти фотографии, которые были выброшены. Но даже если допустить, что они были выброшены по ошибке, все остальное... Как это было сделано коряво, я бы сказал, нарочито коряво… Вот эта история была.
В воскресенье мне начали звонить разные люди и говорить: «Вот, ты знаешь, Татьяна Москалькова идет к президенту. Поделись своими сомнениями». Я старался в эфир не очень лезть, потому что у меня изменились эти сомнения, они росли. И, видимо, готовили доклад… Ну, я не знаю... И вот эти люди, которые могли иметь отношение к докладу у президента… Я понял, что дело зашло наверх совсем... Надо признать, что Песков доложил еще в Санкт-Петербурге. Это пятница была.
Ну, я делился своими сомнениями, рассказывал о своих встречах. Говорил, что вот на этот вопрос мне дали ответ такой - дурацкий, на этот вопрос я получил ответ, а на этот вопрос я ответов не получал. Еще раз повторяю: только сомнения.
Поэтому наша позиция была в том с Димой, что только не в тюрьме. Пусть сидит дома с браслетом сколько надо, пока идет расследование. Не надо закрывать следствие, наоборот, надо выяснить, откуда наркотики взялись. Если их подбросили, то (что я говорил Баранову и в мэрии) главный вопрос - подбросили или не подбросили? Первая развилка. На сегодняшний день люди понимают (после фотографий), что, скорее всего, их подбросили. Если их не подбросили - извольте доказать. «Вы должны. У него презумпция невиновности». - «Да-да, все правильно, давайте…»
........
Они услышали тех людей, которые были на улице, услышали тех журналистов, которые были на улице, и, конечно, они нас тоже слышали - и Диму Муратова, и Марго Симоньян, и меня. Потому что мы как бы объясняли: «Ребята, ну смотрите, ну нет документов, ну нет смысла… Может быть, он детей ест...» Дословно: «Может быть, Голунов ест детей, только смыв с рук показывает, что он не трогал наркотики. Ну нет». И тут возразить нельзя. То есть тут была чисто химическая история.
О. Журавлева: Ах вот кто в администрации президента все делал.
А. Венедиктов: Я с ней был на связи. Мы переписывались.
О. Журавлева: А можно подробности?..
А. Венедиктов: Мы списывались.
О. Журавлева: Вы созвонились с ней? Как вы узнали об этом? Что она тоже этим занимается?
А. Венедиктов: Она мне написала: «Ты где? Ты еще там?» Она же после инцидента здесь лежала сначала в больнице, потом дома. Я говорю, что я приехал, вот такая история… Мы поделились сомнениями. Выяснилось, что у нас одинаковые сомнения. И мы решили, что она пойдет делиться сомнениями со своими товарищами, а я буду делиться сомнениями со своими товарищами.
И мы переписывались… Это очень важная история, потому что в этот момент и федеральная гражданская власть, скажем, и московская гражданская власть - они как бы получали одинаковый информационный поток.
Была же история... Это был второй год, когда Владимир Путин... Это было по поводу «Норд-Оста»... Когда он сказал на встрече: «Ну, если все - от лояльного Добродеева до нелояльного Венедиктова - считают, что надо эти поправки убрать, я их убираю». Мы шли таким же образом. Марго в данном случае понятно, что…
О. Журавлева: Верх лояльности.
А. Венедиктов: Провластная… Я просто хочу сказать, что она физически там ходила. Я даже не спрашивал к кому. Я понимал, что вот она может. Ее можно любить, не любить, но вот это был факт.
Мы постоянно переписывались. И, собственно, я ей сгружал то, что Ройзман говорил, понимаешь, да? Что вот не могут оформить такой-то протокол, его нет в деле, а он обязательно должен быть, если дело о наркотиках. То есть я там как попугай вот это: «А сбыт-то где?» Такие у нас шли с ней состыковки.
О. Журавлева: Откуда у нее сомнения возникли, вы не спрашивали?
А. Венедиктов: Она так же, как и я, в компьютере их видела.
О. Журавлева: То есть когда пошел накат.
А. Венедиктов: Конечно, первое - это были эти фотографии, которые были выброшены. Но даже если допустить, что они были выброшены по ошибке, все остальное... Как это было сделано коряво, я бы сказал, нарочито коряво… Вот эта история была.
В воскресенье мне начали звонить разные люди и говорить: «Вот, ты знаешь, Татьяна Москалькова идет к президенту. Поделись своими сомнениями». Я старался в эфир не очень лезть, потому что у меня изменились эти сомнения, они росли. И, видимо, готовили доклад… Ну, я не знаю... И вот эти люди, которые могли иметь отношение к докладу у президента… Я понял, что дело зашло наверх совсем... Надо признать, что Песков доложил еще в Санкт-Петербурге. Это пятница была.
Ну, я делился своими сомнениями, рассказывал о своих встречах. Говорил, что вот на этот вопрос мне дали ответ такой - дурацкий, на этот вопрос я получил ответ, а на этот вопрос я ответов не получал. Еще раз повторяю: только сомнения.
Поэтому наша позиция была в том с Димой, что только не в тюрьме. Пусть сидит дома с браслетом сколько надо, пока идет расследование. Не надо закрывать следствие, наоборот, надо выяснить, откуда наркотики взялись. Если их подбросили, то (что я говорил Баранову и в мэрии) главный вопрос - подбросили или не подбросили? Первая развилка. На сегодняшний день люди понимают (после фотографий), что, скорее всего, их подбросили. Если их не подбросили - извольте доказать. «Вы должны. У него презумпция невиновности». - «Да-да, все правильно, давайте…»
........
Они услышали тех людей, которые были на улице, услышали тех журналистов, которые были на улице, и, конечно, они нас тоже слышали - и Диму Муратова, и Марго Симоньян, и меня. Потому что мы как бы объясняли: «Ребята, ну смотрите, ну нет документов, ну нет смысла… Может быть, он детей ест...» Дословно: «Может быть, Голунов ест детей, только смыв с рук показывает, что он не трогал наркотики. Ну нет». И тут возразить нельзя. То есть тут была чисто химическая история.