Элла Шольц (m-lle Kolombina). Николай Гриценко. Загадка Гения. 5/2
Отрицательное обаяние особенно ярко выражено в другом герое, сыгранном Николаем Олимпиевичем в 60-е. Ещё в 1961-м году на экраны вышел фильм «Вольный ветер», поставленный по одноимённой оперетте Исаака Дунаевского. В этой ленте много замечательных работ: от мэра в исполнении Михаила Яншина до главных героев, которых играют молодые актёры Александр Лазарев, Лионелла Пырьева, Надежда Румянцева… Одну из немногочисленных своих киноролей играет здесь прекрасная актриса театра Вахтангова Лариса Пашкова. Их дуэт с Гриценко стал одной из главных удач картины. Работа Гриценко в «Вольном ветре» весьма интересна. Актёр играет хозяина порта, миллионера Георга Стэна, в годы войны сотрудничавшего с фашистами, а теперь возвратившегося в родной город и, переложив свою вину на погибшего друга, продолжающего вести свои неблаговидные дела. Стэн - это образ хозяина жизни. Все знают, что он негодяй, но от него зависит благосостояние города, а потому склоняются перед ним городские власти, а потому он может позволить себе купить всё, включая понравившуюся девушку. В те годы, когда снимался фильм, подобные типажи были исключительно достоянием Запада. И Николай Олимпиевич очень чутко уловил, каким именно должен быть его персонаж. Он сделал его таким, каким мог бы он быть в какой-нибудь голливудской ленте: лощёный, одетый с иголочки, поддерживающий прекрасную физическую форму негодяй с безукоризненными манерами и сияющей улыбкой, натянутой на лицо, лживой и призванной скрыть самые гнусные намерения, улыбкой, оставляющей глаза холодными. Когда-то, репетируя пьесу «Шестой этаж», Николай Олимпиевич показывал, каким должен был быть настоящий француз, и его француз был, действительно, настоящим. В «Вольном ветре» актёр, как нам кажется, воплотил образ американского миллионера, бессовестного дельца с безупречным стилем. Если смотреть старые голливудские ленты, то там легко можно встретить персонажей подобного склада. И в образе, созданном Гриценко, мы как будто видим их собирательный портрет. И снова - полное перевоплощение. Снова до последней мелочи выверенный образ - от стильных костюмов и причёски до ледяных и лживых глаз в сочетании с мнимо-открытой улыбкой. Хотя создатели оперетты не указывают место действия её, но Николай Олимпиевич, как нам кажется, воплощает в своём Стэне именно американца. Точно так же, к слову, совершенной американкой выглядит Лариса Пашкова, чья героиня не уступает Стэну в подлости и стильности.
В 1969-м году один из лучших советских режиссёров, Евгений Ташков снял свою самую знаменитую ленту - пятисерийный телевизионный фильм «Адъютант его превосходительства». Сорок лет спустя на страницах газеты "Правда" А. Грей пишет в своей статье посвящённой дате: "...после этой картины - по сути дела шпионского боевика (и чуть-чуть детектива) вся страна узнала о Юрии Соломине - актере, известном в то время лишь завсегдатаям Малого театра. В него влюбилась вся Россия, без преувеличения.
Впрочем, ничуть не меньше симпатий вызывал и непосредственный начальник капитана Кольцова (роль Юрия Соломина) - генерал Ковалевский.
Это одна из лучших ролей корифея петербургских подмостков Владислава Стржельчика. Его герою - аристократу до мозга костей и русскому интеллигенту - был под стать и полковник Щукин, великолепно сыгранный Владимиром Козелом - артистом нынче, увы, совсем позабытым. Зрители старшего поколения, все же, наверняка помнят его пана Беспальчика из незабвенного «Кабачка «13 стульев».
В этом фильме впервые со времени большевистского переворота «беляки» были показаны такими же «живыми людьми», как и «красные». И порой «белые» вызывали даже куда больше симпатии…
Вообще, режиссеру удалось собрать блистательную команду - Виктор Павлов, Анатолий Папанов, Николай Гриценко. Многие фразы из картины «расхватали на цитаты»."
Тема Белого движения в советском кинематографе, вообще, сама по себе весьма интересна. Образ врага часто оказывался сильнее и ярче, нежели "правильных героев". Сегодня некоторые предполагают, что это была режиссёрская "фига в кармане". Трудно сказать, имел ли место умысел, но факт остаётся фактом. От каппелевцев в "Чапаеве" и неподражаемого Михаила Глузского в "Тихом Доне" до "Бега" и "Дней Турбиных" белое воинство несло некий ореол. Господ офицеров играли такие актёры, как В. Тихонов, В. Лановой, А. Кайдановский, И. Дмитриев, О. Стриженов, В. Стржельчик, В. Козел, В. Ивашов, В. Высоцкий, И. Старыгин и др. Белый офицер в советском кинематографе был образчиком аристократизма, породы. Белая кость. Вот, и "Адъютант" - яркий пример тому. Никак нельзя воспринимать, как врагов и злодеев, ни Ковалевского, ни полковника Щукина, ни молодого офицера Микки в исполнении Игоря Старыгина. В стане белых оказался в "Адъютанте" и Гриценко. Он сыграл дядю Юры, киевского монархиста, заметно изнервлённого подпольщика Викентия Павловича Сперанского. Работа эта некрупная, но, как и всё, созданное гением актёра, остаётся в памяти, благодаря ювелирной огранки образа.
60-е - счастливые годы для Николая Гриценко. В театре идут все его любимые и лучшие спектакли: «Золотое дно», «Идиот», «Принцесса Турандот», «Живой труп», «Конармия»... Для своих коллег он - недостижимый идеал высочайшего мастерства. Для зрителей - непостижимая загадка. Созданные им образы не тускнели со временем, и последним трудно было отделаться от ощущения, что перед ними не щедрая новизной находок, обогащённая неисчерпаемой фантазией импровизация, а упорный труд, помноженный на выдающийся талант большого мастера. Казалось, Гриценко не вживался в роль, как это обычно делают актеры, начиная новую работу, а впускал внутрь себя другого человека. Этот человек начинал жить по собственным законам и разумению, а актер лишь транслировал его волю. Сам он говорил, что при создании образа пытается представить себе всю полноту человеческих проявлений.
Кино также не обходит Николая Олимпиевича вниманием. Вдобавок рядом с ним - любимая и любящая жена, начинающая актриса Ирина Бунина, известная зрителям по роли любовницы Кафтанова Лушки в телесериале «Вечный зов». Происходившая из актёрской семьи, Бунина приехала в Москву с Украины. В искусство ей принял Владимир Этуш, преподававший в Щукинском училище. Он и подмигнул ей на вступительных: «Какая фигура у девушки! Просто прелесть!» На одном курсе с Ириной учились А. Збруев и В. Смехов. Еще на третьем курсе кустодиевская красавица ступила на профессиональную сцену театра Вахтангова. Ее наставницей стала Цецилия Мансурова. С большим вниманием относился к начинающей актрисе Владимир Этуш. Но особе внимание проявил к Ирине Николай Гриценко, ставший, несмотря на большую разницу лет, главной любовью её жизни. Вениамин Смехов вспоминает свою встречу с Гриценко и Буниной зимой 1964-го года в доме отдыха ВТО: «Обожаемый вахтанговец Николай Гриценко отдыхает в Рузе вместе со своей женой, она же - моя однокурсница Ира Бунина. И, гуляючи дорожками зимнего парка, я зову его посетить наш младенческий театр, сулю ему удовольствие, вопрошаю об их совместных трудах с Юрием Любимовым. На спектакли, хоть и собирался, Гриценко так и не сходил, а на вопрос ответил так: "Я Юру не видел год, как он ушел от нас, а тут застукал его возле машины и кричу: "Юрка! Я такого о тебе наслушался, понять не пойму! Чтобы Юра Любимов, дотошный станиславщик, самый прожженный правдист - и вдруг сделался ярым формалистом! Говорят, Брехта поставил так, что Станиславский во гробе перевернулся! Говорят, песни поют, пантомиму играют - и никакой психологии! И я не пойму - это тот Юрка Любимов или другой?" А он мне: "Тот, тот", - и укатил на Таганку!"»
Ирина Бунина называет Гриценко своим учителем: «Каждый раз после спектакля он мне говорил: «Ирочка, тут ты была точна, а вот этот момент надо бы доработать». При этом знаменитый актёр и сам прибегал к советам молодой жены. «Коля не стеснялся обращаться ко мне за помощью, когда у него что-то не получалось, - рассказывает она. - Помню, у него не получалась в одном спектакле сцена с револьвером. Он меня спросил: «Ирочка, ну как же сделать это гениально?» Тогда я ему посоветовала принять горячий душ, чтобы кровь просто кипела в венах, а потом взять льдинку и провести по коже. То ощущение, которое ты испытаешь, говорила я, тебе нужно передать на сцене. Когда у него все получилось, он тихо сказал мне: «Спасибо, малыш». Актриса признаётся: «Те минуты, которые я провела с Колей, были самыми счастливыми. Я очень его любила…»
В 1967-м году режиссёр Александр Зархи завершает съёмки экранизации романа Льва Толстого «Анна Каренина». Выбор актёров на главные роли длился долго. Первоначально любовный треугольник выглядел так: Николай Черкасов - Элина Быстрицкая - Олег Стриженов. Быстрицкая отказалась от роли Анны, так как она, по мнению актрисы, слишком перекликалась с Катериной из «Грозы», которую она только-только сыграла в Малом театре. Николай Черкасов умер незадолго до начала съёмок. Вместо него на роль Каренина был приглашён И.М. Смоктуновский, но и он буквально в последнюю минуту вынужден был отказаться от роли из-за болезни. Спасать положение пригласили Николая Гриценко. Николай Олимпиевич был не очень доволен тем, что к серьёзной работе приходится приступать в авральном порядке, но отказываться не стал и, как настоящий профессионал, быстро нашёл нужный образ. Создавая его, актёр скрупулёзно следовал Толстому, воспроизводя своего героя в каждой мелочи: от портретного грима и походки до тягучей речи. В этом поиске одной из находок ему помог Евгений Весник. Зная, что у Весника в арсенале более шестидесяти походок, Гриценко обратился к нему с просьбой помочь выбрать подходящую для своего героя. Весник предложил ему "иноходца": это когда одновременно выступают вперед левая нога и левая рука, затем правая нога и правая рука... Эту походку Весник подсмотрел у композитора С. Прокофьева. После съемок Гриценко позвонил Веснику, поблагодарил и признался, что едва он начинал идти "иноходью", как мгновенно и легко настраивался на роль, что очень важно для всякого артиста.
Коллеги вспоминают, что на съёмках «Анны Карениной» актёр, погружённый в образ, ходил по площадке угрюмый и замкнутый. Настолько, что Лидия Сухаревская спросила его:
- Николай Олимпиевич, вы и в жизни вот такой нудный?
- А вы думаете я прыгать должен играя такого зануду? - последовал ответ.
Во время съёмок Николай Олимпиевич серьёзно повздорил с Иннокентием Смоктуновским. Иннокентий Михайлович, вынужденный отказаться от роли, мечтал воплотить этот образ, много думая о нём. Мечтал настолько, что стал каждый день приходить в гримёрную к Гриценко и давать советы, как играть Каренина. Последний долго терпеть подобных наставлений не смог и выдворил непрошенного советчика: с той поры актёры друг друга недолюбливали.
Примирились они лишь спустя десять лет на съёмках одного из последних фильмов Николая Гриценко «Враги». Вспоминает режиссёр картины Родион Нахапетов: «…Вызвали наших знаменитостей на съемку. Не смотрят друг на друга. Гриценко красный как рак. Смоктуновский в дурном расположении духа. А тут еще Саша (Александр Княжинский, главный оператор) заявляет мне, что сначала придется снимать Гриценко и лишь потом, не раньше чем через два-три часа, Смоктуновского. Я чуть не упал со стула. В кои-то веки бывшие враги получают реальный шанс к примирению, а мы, убрав одного с площадки, подливаем масла в огонь. Ведь Смоктуновский определенно разозлится.
- Сделаем небольшой перерыв! - решаю я. - Гримеры! Поправьте актерам грим.
Подхожу сначала к Гриценко и говорю:
- Николай Олимпиевич! Начнем с вас.
- Хорошо. Я готов.
- Вообще-то по свету надо бы начать со Смоктуновского, - вру я.- Но он уступает первенство вам. Сказал, что вы великий артист и заслуживаете быть первым.
- Спасибо и на том, - бурчит Гриценко. Но вижу - взгляд потеплел.
Подхожу к Смоктуновскому.
- Иннокентий Михайлович, - говорю, - Гриценко вам отдает пальму первенства.
- Как это?
- По свету нам было бы выгодней начать с Гриценко, но он уступает вам. Говорит, что нехорошо заставлять такого артиста, как Смоктуновский, ждать.
- Да? А сам будет сидеть и ждать? Мне как-то неловко…
- Я понимаю…- говорю я, а сам думаю: «Ну, что ж, лед тронулся!»
Сговорившись с оператором, сажаю Смоктуновского и Гриценко друг подле друга и снимаю кусочек, которого в сценарии не было. Да и в фильме не будет. Просто я решил потратить пятнадцать минут и немного пленки, чтобы разрядить обстановку. Сняли никому не нужный кадр. Артисты улыбаются. Обменялись парой слов.
- Теперь перейдем к укрупнениям, - говорю я. - С кого начнем?
- Можете с него, - благодушно соглашается Гриценко.
- Нет. С него, - говорит Смоктуновский.
Я взглянул на Княжинского:
- Решай ты. Актерам все равно.
Конечно, все давно уже было решено. Но я разыграл целую шахматную комбинацию, чтобы не обидеть артистов и не задеть их самолюбие.
С тех пор Смоктуновский и Гриценко стали здороваться…»
Но вернёмся к «Анне Карениной». По справедливому замечанию одной из зрительниц: «Каренин в исполнении Гриценко - это тема для диссертации! И манера говорить, и походка, и мимика - толстовский герой, до боли знакомый».
Николаю Гриценко первому удалось показать Каренина не так, как принято было прежде («злая машина», лишённая чувств, в исполнении Хмелёва), но раскрыть душу этого персонажа. Гриценко заставил взглянуть на него иными глазами, передав всю драму этого вовсе не бессердечного, но порядочного и глубоко страдающего человека. И оказалось, что Каренин достоин сочувствия и уважения ничуть не меньше, чем Анна и Вронский, но и больше их. Пронзительная диалектика, глубочайший психологизм Николая Олимпиевича потрясают и завораживают. Рядом с ним в фильме снимались его коллеги по театру, Юрий Яковлев и Василий Лановой, выдающиеся, бесконечно любимые зрителями актёры, но Гриценко переигрывает их, внимание зрителя невольно концентрируется именно на нём. Его работа изобилует невероятным количеством оттенков, переходов. В сценах, в которых у сдержанного, сухого, как будто застёгнутого на все пуговицы своего виц-муднира Каренина сдают нервы, и наружу вырывается крик души терзающегося человека, градус эмоций бьёт через край. Это оголённый нерв, снова, как в случае с Мышкиным, человек без кожи. Вспомнить лишь несколько сцен: объяснение с Анной, когда Каренин ищет её письма к Вронскому («Подлость - бросить мужа!»), разговор с Долли, наконец, беседа с Лидией Ивановной («Я ничего не предвидел…»). Какая необъятная палитра! Какой накал! Сколько мученичества в каждом оттенке голоса, в глазах, в мимике, в движениях рук! О Каренине Гриценко сложно писать. Сложно, потому что нельзя объять необъятное, объяснить непостижимое, выразить невыразимое. Это целая вселенная, которую не охватить. Критик Распопин писал: «…это кино о Каренине, исполняемом великим актером Николаем Гриценко - иначе не скажешь - с пристрастием. У Зархи в итоге получается фильм о трагедии мужа, вызывающего сочувствие и соучастие, но не о трагедии жены, ибо никакой трагедии у Анны - Самойловой и в помине нет.
(…)
Николай Гриценко в роли Каренина - подлинный и вечный герой-страдалец, отец и сын Гамлеты в одном лице. И что ж, что у Толстого Каренин не таков... Иначе говоря, Гриценко создал образ, заживший собственной жизнью. А это дорогого стоит. Не знаю вот только, по воле Зархи, или супротив».
Каренин - вторая после Рощина великая работа Гриценко в кино. А по глубине и значимости она стоит на первом месте. Именно по этой роли, в первую очередь, актёра знают и помнят зрители. В последствие Николай Олимпиевич признавался, что роль эта дорога ему особенно.
Каренин в исполнении Николая Гриценко произвёл неизгладимое впечатление на многих. Философ и публицист В.А. Разумный, сын известного режиссёра Александра Разумного ("Тимур и его команда") вспоминал о своей встрече с актёром вскоре поле выхода фильма на экраны: «Моей всепожирающей страстью были поиски выразительных, экспрессивных корней и их обработка в каком-либо отдаленном, укромном месте. Однажды около моей сокровенной коллекции в Крыму, в Мисхоре остановился Николай Олимпиевич Гриценко, долго всматривавшийся в бесхитростные поделки. Я же не мог не любоваться им, ладно сложенным красавцем, полюбившимся миллионам зрителей благодаря ставшим ныне классическими ролям в кинофильмах "Шведская спичка" (управляющий Псеков в картине Константина Юдина), в трилогии Григория Рошаля "Сестры", "Восемнадцатый год", "Хмурое утро" (всем, наверное, и поныне памятен Гриценко в роли Вадима Рощина), а главное - в роли Каренина, взорвавшей все примитивные, школярские представления о герое Льва Толстого как об обесчеловеченном, лишенном душевных переживаний и страданий манекене. Неожиданно он попросил меня взять его на следующее утро в горы, на поиски корней. Я легкомысленно согласился.
К подножью Ай-Петри мы отправились сразу же после рассвета, быстро добрались до скал и начали карабкаться к заветной цели - к неповторимому по форме корню, заранее облюбованному мною. Он свисал над обвалом гигантских каменных глыб, так что надо было осторожно, поэтапно подбираться к нему ползком. Что я и делал много дней заранее в полном одиночестве. И в страхе, ибо панически боюсь высоты. Только я начал по-пластунски подбираться к подпиленному ранее корню, как через мою голову перепрыгнул Николай Олимпиевич, схватившийся за изогнутый над пропастью ствол дерева одной рукой, другую же протянул мне за пилою с криком - "Давай". И вот в таком положении он отпилил корень, передал его мне и в считанные мгновения оказался рядом со мною на площадке. Помню, что до входа в Дом отдыха, где уже начинался ритуал общего завтрака, двигался в полубессознательном состоянии, проигрывая в бурном воображении, что могло произойти, если бы…»
Между тем, Николая Олимпиевича ожидала тяжёлая утрата. 5-го декабря 1968-го года на 70-м году жизни ушёл Рубен Николаевич Симонов. Это была огромная потеря для всего театра. Но, наверное, для Гриценко уход Симонова был большей трагедией, чем для кого бы то ни было. Рубен Николаевич был для актёра вторым отцом. Его режиссёром. Далеко не всякому актёру удаётся встретить своего режиссёра. А Гриценко посчастливилось обрести его в самом начале пути. Он пришёл в театр аккурат тогда, когда Симонов стал его художественным руководителем, и дальнейшее становление Николая Олимпиевича происходило под заботливой опекой Рубена Николаевича. Симонов, под крылом которого возросла целая плеяда прославленных актёров, очень ценил и любил Гриценко. Во многом благодаря этому, актёру удалось прожить такую, по выражению Ульянова, «баснословно богатую жизнь» по ролям в театре. Рубен Николаевич очень приветствовал и поощрял импровизации, на которые Гриценко был большой мастак. Николай Олимпиевич рассказывал, что скупо, мало говоривший на репетициях, Симонов был горячо восприимчив к фантазиям актера, счастливо, по-детски хохотал до слез, поощряя актерскую свободу, отвергая лишь то, что разрушало красоту театрального зрелища. Если некоторые режиссёры требуют совершенного следования своим указанием, подавляют актёра и тем самым заставляют его замыкаться, то Симонов руководствовался как раз методом обратным. Он был «актёрский режиссёр», доверял своим актёрам, и они никогда не подводили его. «Наши предложения он принимал, - вспоминает Ю.В. Яковлев, - то есть всегда смотрел, разрешал показывать, что придумано, а затем отбирал по своему вкусу, очень тактично объясняя, что можно и чего нельзя. Особенно это относилось к Николаю Гриценко, который на каждую репетицию приносил «свои заготовки». Любя его безудержную страсть к импровизации, правда иногда переходящую меру, Рубен Николаевич мягко снимал всё лишнее, а иногда и отказывался от этого, но так, что Николаю Олипиевичу не приходило в голову обижаться или не приносить на следующую репетицию новые плоды своего творчества». Находки Гриценко почти всегда встречали одобрение Симонова, не скупившегося на восторженные отзывы, и от этого Николай Олимпиевич расцветал ещё больше. «Рубен Николаевич Симонов его просто обожал, не мог им не наслаждаться, - рассказывает В. Шалевич. - Гриценко говорил: "Давайте я Вам сейчас предложу пять образов, а Вы выберите, какой из них мне играть". Рубен Николаевич не мог выбрать, какой лучше. Все были невероятны, в любой роли. Поэтому это явление не только вахтанговского театра, это явление всего мира искусств. Явление всего артистического мира». Видимо, последнее очень хорошо понимал сам Симонов, отдававший Гриценко практически все главные роли, что иногда вызывало глухое недовольство других актёров. Гриценко был преданным учеником Рубена Николаевича (а через него, как говорят, «через рукопожатие» - самого Вахтангова), к своему наставнику, с которым бок о бок работали они почти три десятилетия, актёр был очень привязан. Однажды на худсовете Екатерина Фурцева за что-то распекала Симонова. Николай Олимпиевич поднялся и воскликнул:
- Товарищи, давайте скинемся на памятник Рубену Николаевичу!
- Что он несёт?! - возмутилась Фурцева.
- Это от наивности, от любви ко мне, - оправдывал Симонов любимого актёра.
И, вот, белым декабрьским днём Рубена Симонова не стало. Театр осиротел. И осиротел Николай Гриценко. Этот удар он воспринял очень тяжело. После прощания с учителем актёр вышел в фойе, подошёл к окну, глядя на Арбат, заплакал и сказал фразу, оказавшуюся, к несчастью, пророческой:
- Теперь жизнь моя кончена…
© Copyright: Элла Шольц, 2010
Свидетельство о публикации №21005290868
В 1969-м году один из лучших советских режиссёров, Евгений Ташков снял свою самую знаменитую ленту - пятисерийный телевизионный фильм «Адъютант его превосходительства». Сорок лет спустя на страницах газеты "Правда" А. Грей пишет в своей статье посвящённой дате: "...после этой картины - по сути дела шпионского боевика (и чуть-чуть детектива) вся страна узнала о Юрии Соломине - актере, известном в то время лишь завсегдатаям Малого театра. В него влюбилась вся Россия, без преувеличения.
Впрочем, ничуть не меньше симпатий вызывал и непосредственный начальник капитана Кольцова (роль Юрия Соломина) - генерал Ковалевский.
Это одна из лучших ролей корифея петербургских подмостков Владислава Стржельчика. Его герою - аристократу до мозга костей и русскому интеллигенту - был под стать и полковник Щукин, великолепно сыгранный Владимиром Козелом - артистом нынче, увы, совсем позабытым. Зрители старшего поколения, все же, наверняка помнят его пана Беспальчика из незабвенного «Кабачка «13 стульев».
В этом фильме впервые со времени большевистского переворота «беляки» были показаны такими же «живыми людьми», как и «красные». И порой «белые» вызывали даже куда больше симпатии…
Вообще, режиссеру удалось собрать блистательную команду - Виктор Павлов, Анатолий Папанов, Николай Гриценко. Многие фразы из картины «расхватали на цитаты»."
Тема Белого движения в советском кинематографе, вообще, сама по себе весьма интересна. Образ врага часто оказывался сильнее и ярче, нежели "правильных героев". Сегодня некоторые предполагают, что это была режиссёрская "фига в кармане". Трудно сказать, имел ли место умысел, но факт остаётся фактом. От каппелевцев в "Чапаеве" и неподражаемого Михаила Глузского в "Тихом Доне" до "Бега" и "Дней Турбиных" белое воинство несло некий ореол. Господ офицеров играли такие актёры, как В. Тихонов, В. Лановой, А. Кайдановский, И. Дмитриев, О. Стриженов, В. Стржельчик, В. Козел, В. Ивашов, В. Высоцкий, И. Старыгин и др. Белый офицер в советском кинематографе был образчиком аристократизма, породы. Белая кость. Вот, и "Адъютант" - яркий пример тому. Никак нельзя воспринимать, как врагов и злодеев, ни Ковалевского, ни полковника Щукина, ни молодого офицера Микки в исполнении Игоря Старыгина. В стане белых оказался в "Адъютанте" и Гриценко. Он сыграл дядю Юры, киевского монархиста, заметно изнервлённого подпольщика Викентия Павловича Сперанского. Работа эта некрупная, но, как и всё, созданное гением актёра, остаётся в памяти, благодаря ювелирной огранки образа.
60-е - счастливые годы для Николая Гриценко. В театре идут все его любимые и лучшие спектакли: «Золотое дно», «Идиот», «Принцесса Турандот», «Живой труп», «Конармия»... Для своих коллег он - недостижимый идеал высочайшего мастерства. Для зрителей - непостижимая загадка. Созданные им образы не тускнели со временем, и последним трудно было отделаться от ощущения, что перед ними не щедрая новизной находок, обогащённая неисчерпаемой фантазией импровизация, а упорный труд, помноженный на выдающийся талант большого мастера. Казалось, Гриценко не вживался в роль, как это обычно делают актеры, начиная новую работу, а впускал внутрь себя другого человека. Этот человек начинал жить по собственным законам и разумению, а актер лишь транслировал его волю. Сам он говорил, что при создании образа пытается представить себе всю полноту человеческих проявлений.
Кино также не обходит Николая Олимпиевича вниманием. Вдобавок рядом с ним - любимая и любящая жена, начинающая актриса Ирина Бунина, известная зрителям по роли любовницы Кафтанова Лушки в телесериале «Вечный зов». Происходившая из актёрской семьи, Бунина приехала в Москву с Украины. В искусство ей принял Владимир Этуш, преподававший в Щукинском училище. Он и подмигнул ей на вступительных: «Какая фигура у девушки! Просто прелесть!» На одном курсе с Ириной учились А. Збруев и В. Смехов. Еще на третьем курсе кустодиевская красавица ступила на профессиональную сцену театра Вахтангова. Ее наставницей стала Цецилия Мансурова. С большим вниманием относился к начинающей актрисе Владимир Этуш. Но особе внимание проявил к Ирине Николай Гриценко, ставший, несмотря на большую разницу лет, главной любовью её жизни. Вениамин Смехов вспоминает свою встречу с Гриценко и Буниной зимой 1964-го года в доме отдыха ВТО: «Обожаемый вахтанговец Николай Гриценко отдыхает в Рузе вместе со своей женой, она же - моя однокурсница Ира Бунина. И, гуляючи дорожками зимнего парка, я зову его посетить наш младенческий театр, сулю ему удовольствие, вопрошаю об их совместных трудах с Юрием Любимовым. На спектакли, хоть и собирался, Гриценко так и не сходил, а на вопрос ответил так: "Я Юру не видел год, как он ушел от нас, а тут застукал его возле машины и кричу: "Юрка! Я такого о тебе наслушался, понять не пойму! Чтобы Юра Любимов, дотошный станиславщик, самый прожженный правдист - и вдруг сделался ярым формалистом! Говорят, Брехта поставил так, что Станиславский во гробе перевернулся! Говорят, песни поют, пантомиму играют - и никакой психологии! И я не пойму - это тот Юрка Любимов или другой?" А он мне: "Тот, тот", - и укатил на Таганку!"»
Ирина Бунина называет Гриценко своим учителем: «Каждый раз после спектакля он мне говорил: «Ирочка, тут ты была точна, а вот этот момент надо бы доработать». При этом знаменитый актёр и сам прибегал к советам молодой жены. «Коля не стеснялся обращаться ко мне за помощью, когда у него что-то не получалось, - рассказывает она. - Помню, у него не получалась в одном спектакле сцена с револьвером. Он меня спросил: «Ирочка, ну как же сделать это гениально?» Тогда я ему посоветовала принять горячий душ, чтобы кровь просто кипела в венах, а потом взять льдинку и провести по коже. То ощущение, которое ты испытаешь, говорила я, тебе нужно передать на сцене. Когда у него все получилось, он тихо сказал мне: «Спасибо, малыш». Актриса признаётся: «Те минуты, которые я провела с Колей, были самыми счастливыми. Я очень его любила…»
В 1967-м году режиссёр Александр Зархи завершает съёмки экранизации романа Льва Толстого «Анна Каренина». Выбор актёров на главные роли длился долго. Первоначально любовный треугольник выглядел так: Николай Черкасов - Элина Быстрицкая - Олег Стриженов. Быстрицкая отказалась от роли Анны, так как она, по мнению актрисы, слишком перекликалась с Катериной из «Грозы», которую она только-только сыграла в Малом театре. Николай Черкасов умер незадолго до начала съёмок. Вместо него на роль Каренина был приглашён И.М. Смоктуновский, но и он буквально в последнюю минуту вынужден был отказаться от роли из-за болезни. Спасать положение пригласили Николая Гриценко. Николай Олимпиевич был не очень доволен тем, что к серьёзной работе приходится приступать в авральном порядке, но отказываться не стал и, как настоящий профессионал, быстро нашёл нужный образ. Создавая его, актёр скрупулёзно следовал Толстому, воспроизводя своего героя в каждой мелочи: от портретного грима и походки до тягучей речи. В этом поиске одной из находок ему помог Евгений Весник. Зная, что у Весника в арсенале более шестидесяти походок, Гриценко обратился к нему с просьбой помочь выбрать подходящую для своего героя. Весник предложил ему "иноходца": это когда одновременно выступают вперед левая нога и левая рука, затем правая нога и правая рука... Эту походку Весник подсмотрел у композитора С. Прокофьева. После съемок Гриценко позвонил Веснику, поблагодарил и признался, что едва он начинал идти "иноходью", как мгновенно и легко настраивался на роль, что очень важно для всякого артиста.
Коллеги вспоминают, что на съёмках «Анны Карениной» актёр, погружённый в образ, ходил по площадке угрюмый и замкнутый. Настолько, что Лидия Сухаревская спросила его:
- Николай Олимпиевич, вы и в жизни вот такой нудный?
- А вы думаете я прыгать должен играя такого зануду? - последовал ответ.
Во время съёмок Николай Олимпиевич серьёзно повздорил с Иннокентием Смоктуновским. Иннокентий Михайлович, вынужденный отказаться от роли, мечтал воплотить этот образ, много думая о нём. Мечтал настолько, что стал каждый день приходить в гримёрную к Гриценко и давать советы, как играть Каренина. Последний долго терпеть подобных наставлений не смог и выдворил непрошенного советчика: с той поры актёры друг друга недолюбливали.
Примирились они лишь спустя десять лет на съёмках одного из последних фильмов Николая Гриценко «Враги». Вспоминает режиссёр картины Родион Нахапетов: «…Вызвали наших знаменитостей на съемку. Не смотрят друг на друга. Гриценко красный как рак. Смоктуновский в дурном расположении духа. А тут еще Саша (Александр Княжинский, главный оператор) заявляет мне, что сначала придется снимать Гриценко и лишь потом, не раньше чем через два-три часа, Смоктуновского. Я чуть не упал со стула. В кои-то веки бывшие враги получают реальный шанс к примирению, а мы, убрав одного с площадки, подливаем масла в огонь. Ведь Смоктуновский определенно разозлится.
- Сделаем небольшой перерыв! - решаю я. - Гримеры! Поправьте актерам грим.
Подхожу сначала к Гриценко и говорю:
- Николай Олимпиевич! Начнем с вас.
- Хорошо. Я готов.
- Вообще-то по свету надо бы начать со Смоктуновского, - вру я.- Но он уступает первенство вам. Сказал, что вы великий артист и заслуживаете быть первым.
- Спасибо и на том, - бурчит Гриценко. Но вижу - взгляд потеплел.
Подхожу к Смоктуновскому.
- Иннокентий Михайлович, - говорю, - Гриценко вам отдает пальму первенства.
- Как это?
- По свету нам было бы выгодней начать с Гриценко, но он уступает вам. Говорит, что нехорошо заставлять такого артиста, как Смоктуновский, ждать.
- Да? А сам будет сидеть и ждать? Мне как-то неловко…
- Я понимаю…- говорю я, а сам думаю: «Ну, что ж, лед тронулся!»
Сговорившись с оператором, сажаю Смоктуновского и Гриценко друг подле друга и снимаю кусочек, которого в сценарии не было. Да и в фильме не будет. Просто я решил потратить пятнадцать минут и немного пленки, чтобы разрядить обстановку. Сняли никому не нужный кадр. Артисты улыбаются. Обменялись парой слов.
- Теперь перейдем к укрупнениям, - говорю я. - С кого начнем?
- Можете с него, - благодушно соглашается Гриценко.
- Нет. С него, - говорит Смоктуновский.
Я взглянул на Княжинского:
- Решай ты. Актерам все равно.
Конечно, все давно уже было решено. Но я разыграл целую шахматную комбинацию, чтобы не обидеть артистов и не задеть их самолюбие.
С тех пор Смоктуновский и Гриценко стали здороваться…»
Но вернёмся к «Анне Карениной». По справедливому замечанию одной из зрительниц: «Каренин в исполнении Гриценко - это тема для диссертации! И манера говорить, и походка, и мимика - толстовский герой, до боли знакомый».
Николаю Гриценко первому удалось показать Каренина не так, как принято было прежде («злая машина», лишённая чувств, в исполнении Хмелёва), но раскрыть душу этого персонажа. Гриценко заставил взглянуть на него иными глазами, передав всю драму этого вовсе не бессердечного, но порядочного и глубоко страдающего человека. И оказалось, что Каренин достоин сочувствия и уважения ничуть не меньше, чем Анна и Вронский, но и больше их. Пронзительная диалектика, глубочайший психологизм Николая Олимпиевича потрясают и завораживают. Рядом с ним в фильме снимались его коллеги по театру, Юрий Яковлев и Василий Лановой, выдающиеся, бесконечно любимые зрителями актёры, но Гриценко переигрывает их, внимание зрителя невольно концентрируется именно на нём. Его работа изобилует невероятным количеством оттенков, переходов. В сценах, в которых у сдержанного, сухого, как будто застёгнутого на все пуговицы своего виц-муднира Каренина сдают нервы, и наружу вырывается крик души терзающегося человека, градус эмоций бьёт через край. Это оголённый нерв, снова, как в случае с Мышкиным, человек без кожи. Вспомнить лишь несколько сцен: объяснение с Анной, когда Каренин ищет её письма к Вронскому («Подлость - бросить мужа!»), разговор с Долли, наконец, беседа с Лидией Ивановной («Я ничего не предвидел…»). Какая необъятная палитра! Какой накал! Сколько мученичества в каждом оттенке голоса, в глазах, в мимике, в движениях рук! О Каренине Гриценко сложно писать. Сложно, потому что нельзя объять необъятное, объяснить непостижимое, выразить невыразимое. Это целая вселенная, которую не охватить. Критик Распопин писал: «…это кино о Каренине, исполняемом великим актером Николаем Гриценко - иначе не скажешь - с пристрастием. У Зархи в итоге получается фильм о трагедии мужа, вызывающего сочувствие и соучастие, но не о трагедии жены, ибо никакой трагедии у Анны - Самойловой и в помине нет.
(…)
Николай Гриценко в роли Каренина - подлинный и вечный герой-страдалец, отец и сын Гамлеты в одном лице. И что ж, что у Толстого Каренин не таков... Иначе говоря, Гриценко создал образ, заживший собственной жизнью. А это дорогого стоит. Не знаю вот только, по воле Зархи, или супротив».
Каренин - вторая после Рощина великая работа Гриценко в кино. А по глубине и значимости она стоит на первом месте. Именно по этой роли, в первую очередь, актёра знают и помнят зрители. В последствие Николай Олимпиевич признавался, что роль эта дорога ему особенно.
Каренин в исполнении Николая Гриценко произвёл неизгладимое впечатление на многих. Философ и публицист В.А. Разумный, сын известного режиссёра Александра Разумного ("Тимур и его команда") вспоминал о своей встрече с актёром вскоре поле выхода фильма на экраны: «Моей всепожирающей страстью были поиски выразительных, экспрессивных корней и их обработка в каком-либо отдаленном, укромном месте. Однажды около моей сокровенной коллекции в Крыму, в Мисхоре остановился Николай Олимпиевич Гриценко, долго всматривавшийся в бесхитростные поделки. Я же не мог не любоваться им, ладно сложенным красавцем, полюбившимся миллионам зрителей благодаря ставшим ныне классическими ролям в кинофильмах "Шведская спичка" (управляющий Псеков в картине Константина Юдина), в трилогии Григория Рошаля "Сестры", "Восемнадцатый год", "Хмурое утро" (всем, наверное, и поныне памятен Гриценко в роли Вадима Рощина), а главное - в роли Каренина, взорвавшей все примитивные, школярские представления о герое Льва Толстого как об обесчеловеченном, лишенном душевных переживаний и страданий манекене. Неожиданно он попросил меня взять его на следующее утро в горы, на поиски корней. Я легкомысленно согласился.
К подножью Ай-Петри мы отправились сразу же после рассвета, быстро добрались до скал и начали карабкаться к заветной цели - к неповторимому по форме корню, заранее облюбованному мною. Он свисал над обвалом гигантских каменных глыб, так что надо было осторожно, поэтапно подбираться к нему ползком. Что я и делал много дней заранее в полном одиночестве. И в страхе, ибо панически боюсь высоты. Только я начал по-пластунски подбираться к подпиленному ранее корню, как через мою голову перепрыгнул Николай Олимпиевич, схватившийся за изогнутый над пропастью ствол дерева одной рукой, другую же протянул мне за пилою с криком - "Давай". И вот в таком положении он отпилил корень, передал его мне и в считанные мгновения оказался рядом со мною на площадке. Помню, что до входа в Дом отдыха, где уже начинался ритуал общего завтрака, двигался в полубессознательном состоянии, проигрывая в бурном воображении, что могло произойти, если бы…»
Между тем, Николая Олимпиевича ожидала тяжёлая утрата. 5-го декабря 1968-го года на 70-м году жизни ушёл Рубен Николаевич Симонов. Это была огромная потеря для всего театра. Но, наверное, для Гриценко уход Симонова был большей трагедией, чем для кого бы то ни было. Рубен Николаевич был для актёра вторым отцом. Его режиссёром. Далеко не всякому актёру удаётся встретить своего режиссёра. А Гриценко посчастливилось обрести его в самом начале пути. Он пришёл в театр аккурат тогда, когда Симонов стал его художественным руководителем, и дальнейшее становление Николая Олимпиевича происходило под заботливой опекой Рубена Николаевича. Симонов, под крылом которого возросла целая плеяда прославленных актёров, очень ценил и любил Гриценко. Во многом благодаря этому, актёру удалось прожить такую, по выражению Ульянова, «баснословно богатую жизнь» по ролям в театре. Рубен Николаевич очень приветствовал и поощрял импровизации, на которые Гриценко был большой мастак. Николай Олимпиевич рассказывал, что скупо, мало говоривший на репетициях, Симонов был горячо восприимчив к фантазиям актера, счастливо, по-детски хохотал до слез, поощряя актерскую свободу, отвергая лишь то, что разрушало красоту театрального зрелища. Если некоторые режиссёры требуют совершенного следования своим указанием, подавляют актёра и тем самым заставляют его замыкаться, то Симонов руководствовался как раз методом обратным. Он был «актёрский режиссёр», доверял своим актёрам, и они никогда не подводили его. «Наши предложения он принимал, - вспоминает Ю.В. Яковлев, - то есть всегда смотрел, разрешал показывать, что придумано, а затем отбирал по своему вкусу, очень тактично объясняя, что можно и чего нельзя. Особенно это относилось к Николаю Гриценко, который на каждую репетицию приносил «свои заготовки». Любя его безудержную страсть к импровизации, правда иногда переходящую меру, Рубен Николаевич мягко снимал всё лишнее, а иногда и отказывался от этого, но так, что Николаю Олипиевичу не приходило в голову обижаться или не приносить на следующую репетицию новые плоды своего творчества». Находки Гриценко почти всегда встречали одобрение Симонова, не скупившегося на восторженные отзывы, и от этого Николай Олимпиевич расцветал ещё больше. «Рубен Николаевич Симонов его просто обожал, не мог им не наслаждаться, - рассказывает В. Шалевич. - Гриценко говорил: "Давайте я Вам сейчас предложу пять образов, а Вы выберите, какой из них мне играть". Рубен Николаевич не мог выбрать, какой лучше. Все были невероятны, в любой роли. Поэтому это явление не только вахтанговского театра, это явление всего мира искусств. Явление всего артистического мира». Видимо, последнее очень хорошо понимал сам Симонов, отдававший Гриценко практически все главные роли, что иногда вызывало глухое недовольство других актёров. Гриценко был преданным учеником Рубена Николаевича (а через него, как говорят, «через рукопожатие» - самого Вахтангова), к своему наставнику, с которым бок о бок работали они почти три десятилетия, актёр был очень привязан. Однажды на худсовете Екатерина Фурцева за что-то распекала Симонова. Николай Олимпиевич поднялся и воскликнул:
- Товарищи, давайте скинемся на памятник Рубену Николаевичу!
- Что он несёт?! - возмутилась Фурцева.
- Это от наивности, от любви ко мне, - оправдывал Симонов любимого актёра.
И, вот, белым декабрьским днём Рубена Симонова не стало. Театр осиротел. И осиротел Николай Гриценко. Этот удар он воспринял очень тяжело. После прощания с учителем актёр вышел в фойе, подошёл к окну, глядя на Арбат, заплакал и сказал фразу, оказавшуюся, к несчастью, пророческой:
- Теперь жизнь моя кончена…
© Copyright: Элла Шольц, 2010
Свидетельство о публикации №21005290868