Морской буксир "Осетин"
М/б "Осетин" в акватории Одесского порта, 1968 год
Морской буксир «Осетин»
СЛУЧАЙ В ЯЛТЕ
В конце лета 1968 года, сразу после окончания Ждановской мореходной школы (ЖМШ), меня послали на плавательскую практику матросом на морской буксир "Осетин". Особенностью м/б "Осетина" являлось то, что это было последнее оставшееся тогда в штате Азовского морского пароходства (АМП) судно, работавшее ещё на твёрдом топливе. То есть - на угле. Там в машинном отделении была настоящая кочегарка, где самые настоящие кочегары забрасывали лопатами уголь в ревущую огнём топку парового двигателя. Раньше я видел такое только в кино. Это был настоящий ПАРОХОД.
Каждый раз, проходя по верхней палубе мимо открытой двери в кочегарку, я невольно отшатывался от нестерпимой жары, поднимавшейся снизу от печей, где шуровали своими лопатами и "карандашами" (огромными железными ломами) кочегары. Как они выдерживали такую адскую температуру, я не понимаю до сих пор! Поистине - Ллойдовские кочегары!
Вообще же м/б "Осетин" был по существу местом ссылки, где отбывали свой "срок" (два или три месяца) проштрафившиеся моряки. Большинство за пьянку. Нравы на судне царили крутые и жестокие. ЭТО БЫЛА НАСТОЯЩАЯ ШКОЛА ЖИЗНИ.
У нас в Азовском морском пароходстве многие могли сказать с железными нотками в голосе: "Я был на "Осетине". Я больше ничего и никого не боюсь!" Поэтому для меня пройти первую в жизни плавпрактику на "Осетине" - это было круто. Особенно для такого молоденького матроса (17 с половиной лет), каким я тогда был.
Найдя в порту стоящий у причала морской буксир «Осетин», я поднялся на борт и показал вахтенному матросу моё направление на их судно для плавпрактики. Он доложил старпому (старшему помощнику капитана) обо мне, а тот провёл меня в кают-компанию и сказал дожидаться здесь боцмана, который пока отсутствовал на судне. Я долго сидел в пустой кают-компании, ждал, а потом меня начал одолевать сон, и я прилёг тихонько на один из диванчиков кают-компании под иллюминатором.
Грубое пробуждение случилось, когда внезапно что-то тяжёлое, хотя и нетвёрдое, шлёпнулось мне на голову. Оказалось, что это была задница небольшого по размерам члена экипажа, которого два амбала-кочегара метали друг другу по кают-компании, приговаривая: «Ты чего выступаешь?! Ты на кого бочку катишь?!» Надо заметить, что тогда, в силу своей молодости и наивности, я (вчерашний школьник) знал и употреблял глагол «выступать» только в связи с театрально-концертной деятельностью. Но оказалось, что глагол «выступать» имеет и другую коннотацию. Впрочем, «метание карлика» вскоре закончилось за примирением сторон. И мужики разошлись по своим делам.
Потом пришёл, наконец, боцман. Он забрал меня из кают-компании и повёл вниз по трапу в крохотную двухместную каюту, где я должен был размещаться в ближайшие два месяца вместе с другим таким же практикантом из нашей ЖМШ.
Начались мои трудовые будни. Мы бороздили Чёрное и Азовское моря вдоль и поперёк, получая задания по радио от диспетчера АМП. По разнарядке мы таскали на буксире от порта к порту всё то, что не могло двигаться по морю само - разные несамоходные баржи, всякие шкундры, плавкраны и тому подобное.
И вот, однажды великолепным осенним вечером, мы прибыли по очередному заданию в благословенную Ялту в Крыму. До места швартовки оставалось ещё с полмили, а может кабельтов семь. Наш "Осетин" шел средним ходом, а потому мы с моим товарищем присели пока поиграть в шахматы на полубаке возле парового брашпиля, готовые в любой момент вскочить и приступить к нашим обязанностям по швартовному расписанию.
Итак, мы углубились в игру. Вдруг над нашими головами с мостика раздался душераздирающий крик нашего капитана: "УБЕГАЙТЕ ВСЕ ОТТУДА!" "УБЕГАЙТЕ ВСЕ!" Он едва успел крикнуть это ДВАЖДЫ, после чего мы все, кто был на полубаке, так ничего и не поняв, повалились на палубу кубарем вместе с нашими шахматами и прочими вещами от страшного удара.
Оказалось, что мы врезались носом прямо в Ялтинский причал, в котором и выбили порядочный кусок бетона, а также получили большую вмятину в нашем форштевне. Правда, рулевой успел в последний момент вывернуть руль "право на борт" и это немного смягчило удар, направив нос судна по касательной к причалу. Но, всё равно, наш "Осетин" получил серьёзные повреждения. Я уж не говорю про обломанный причал.
Потом ходили разные разговоры о том, почему всё так произошло. Кто-то говорил, что «дед» (старший механик) был под шофэ и не сразу отреагировал на команду с мостика - "Машина! Полный назад!" Кто-то объяснял по-другому, что, якобы, не совсем трезвый «мастер» (капитан) не успел или забыл вовремя дёрнуть ручку машинного телеграфа в нужное положение. Кто его знает, как всё было на самом деле.
Вспомнился внутренний монолог одного штурмана из были-анекдота:
- "Стоп! Сам себе думаю. А за телеграф не берусь!"
Может, и тут так было?
Конечно, у читателей может возникнуть вопрос - Ну, а дальше? Что экипажу "Осетина" за это было?
Отвечу: Ничего никому не было.
Во-первых, никто из местных не видел, как мы сломали им причал.
Во-вторых, причал из строя не вышел и вполне мог нормально функционировать, несмотря на выбоину.
В-третьих, мы благоразумно протянули наш "Осетин" подальше вдоль причала и окончательно пришвартовались там, где причал был целый.
То есть, мы тут вообще были, как бы, ни при чём.
В-четвёртых, даже если бы кто-то и доложил бы об этом случае портовому начальству - то всё равно не страшно - никого из нас дальше "Осетина" не сослали бы. NEC PLUS ULTRA = Дальше некуда.
Так что, всё сошло благополучно.
Правда, не считая того, что в полночь весь экипаж подняли по боевой тревоге - потому что "Осетин" заметно накренился на нос и стал медленно тонуть прямо у причала. Причиной было то, что в форпик начала поступать вода из повреждённого от удара внутреннего трубопровода возле форштевня. А это повреждение при первоначальном осмотре сразу после аварии заметить не смогли. Впрочем, старину «Осетина» успели вовремя спасти и никто не пострадал.
Форпик - помещение в носу судна под полубаком, где обычно боцман хранит банки с краской, канаты, цепи, скобы и прочее судовое хозяйство. По мере заполнения форпика водой открытые банки перевернулись и краски вылились в воду. И когда жидкость, перемешанную с красками, откачали, и заделали повреждение трубопровода, то мы потом еще несколько дней приводили форпик в порядок, соскабливая осевшую краску с переборок (стенок) форпика. Причём работать приходилось очень короткими сменами, потому что находиться внутри небольшого помещения форпика дольше чем 7 - 10 минут было невозможно - дышать было нечем из-за испарений краски и слезились глаза.
А в остальном - всё закончилось хорошо.
Как на флоте говорят при завершении учений:
«Дым в трубу, дрова в исходное, пельмени разлепить!»
На фото тот самый м/б «Осетин» в акватории Одесского порта, 1968 год.