Жозе Сарамаго. Евангелие от Иисуса
Жозе Сарамаго - один из крупнейших писателей современной Португалии, лауреат Нобелевской премии по литературе (1998). В романе "Евангелие от Иисуса" он дает собственную - глубокую и оригинальную - трактовку эпизодов Нового Завета и пытается отыскать реальны причины тех страданий, которые претерпели Иисус и его отец Иосиф. Фигура Иисуса лишена героики: это человек со всеми присущими людям бедами и сомнениями, желаниями и ошибками...
"Евангелие от Иисуса" - одна из самых скандальных книг XX века, переведенная на все европейские языки. Католическая церковь окрестила ее "пасквилем на Новый Завет", но именно за этот роман Жозе Сарамаго был удостоен Нобелевской премии.
Скачать аудиокнигу тут
Жозе Сарамаго. Евангелие от Иисуса
нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова,-- то рассудилось
и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил,
чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен.
Евангелие от Луки, 1:14
Что я написал, то написал. Пилат
У солнца, окруженного острыми тонкими лучами и извилистыми языками
пламени, придающими полдневному светилу сходство с ополоумевшей "розой
ветров",-- человеческое лицо: плачущее, искаженное невыносимой болью, с
распяленным в беззвучном крике ртом -- беззвучном потому, что ничего этого
нет в действительности. Перед нами всего лишь бумага да краска. Ниже мы
видим человека: он привязан к стволу дерева и совершенно гол, если не
считать обмотанной вокруг бедер тряпки, прикрывающей то, что принято
называть срамом; ноги его уперты в обрубок толстой ветви, и, для того,
наверно, чтобы не соскользнули с этой природной подпорки, в них глубоко
вогнаны два гвоздя. По вдохновеннострадальческому выражению лица, по
устремленному ввысь взгляду можно узнать разбойника Благоразумного.
Безобманной приметой может служить и кудрявая голова -- ведь у ангелов и
архангелов волосы вьются, а раскаявшийся преступник, судя по всему, уже на
полпути в Царствие Небесное и к его обитателям. Неизвестно, можно ли счесть
этот столб деревом, которое, особым образом изуродовав, превратили в орудие
казни, продолжают ли еще его корни высасывать из почвы жизненные соки, а
неизвестно потому, что всю нижнюю часть ствола заслоняет от нас
длиннобородый человек в просторном, пышном и богатом одеянии, голова его
вскинута, но смотрит он не на небо. Эта горделивая осанка, этот печальный
лик могут принадлежать только Иосифу Аримафейскому, а вовсе не Симону из
Кирены, как можно было бы подумать, поскольку, согласно протоколу экзекуции,
сей последний, понужденный помочь преступнику донести орудие казни до места,
где совершилась она, потом пошел своей дорогой и гораздо более был озабочен
теми неприятными последствиями, которые сулило ему невольное его опоздание,
чем смертными муками распятого. Дада, именно Иосиф из Аримафеи звали того
добросердечного и состоятельного человека, что вызвался заплатить за могилу
и за погребение в ней главного из троих казненных, но за свое великодушие он
не был причислен к лику святых или хотя бы присноблаженных, и потому ничто,
кроме чалмы, в которой он в свое время хаживал по улицам, не обвивает его
голову, не в пример той склоненной долу женщине на переднем плане, чьи
распущенные волосы осенены нимбом вечной славы, очень похожим на домодельное
кружевце. Эту женщину на коленях, конечно, зовут Мария, потому что нам
заранее известно: все женщины, что сойдутся здесь в этот час, носят это имя,
и только одну в дальнейшем мы станем называть Магдалиной, чтобы отличить от
всех прочих, хотя каждый, кто хоть чуточку осведомлен о самых элементарных
житейских понятиях, с первого взгляда и так узнает в ней пресловутую
Магдалину, ибо лишь женщина с бурным, как у нее, прошлым решилась бы в столь
трагическую минуту появиться в платье с таким глубоким вырезом и лифом до
того узким, что пышные округлости приподнятых, открытых и выставленных
напоказ грудей неизбежно притягивают к себе жадные взгляды проходящих мимо
мужчин, невольно рискующих впасть во грех плотского вожделения и навечно
погубить свою душу.
продолжение
"Евангелие от Иисуса" - одна из самых скандальных книг XX века, переведенная на все европейские языки. Католическая церковь окрестила ее "пасквилем на Новый Завет", но именно за этот роман Жозе Сарамаго был удостоен Нобелевской премии.
Скачать аудиокнигу тут
Жозе Сарамаго. Евангелие от Иисуса
нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова,-- то рассудилось
и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил,
чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен.
Евангелие от Луки, 1:14
Что я написал, то написал. Пилат
У солнца, окруженного острыми тонкими лучами и извилистыми языками
пламени, придающими полдневному светилу сходство с ополоумевшей "розой
ветров",-- человеческое лицо: плачущее, искаженное невыносимой болью, с
распяленным в беззвучном крике ртом -- беззвучном потому, что ничего этого
нет в действительности. Перед нами всего лишь бумага да краска. Ниже мы
видим человека: он привязан к стволу дерева и совершенно гол, если не
считать обмотанной вокруг бедер тряпки, прикрывающей то, что принято
называть срамом; ноги его уперты в обрубок толстой ветви, и, для того,
наверно, чтобы не соскользнули с этой природной подпорки, в них глубоко
вогнаны два гвоздя. По вдохновеннострадальческому выражению лица, по
устремленному ввысь взгляду можно узнать разбойника Благоразумного.
Безобманной приметой может служить и кудрявая голова -- ведь у ангелов и
архангелов волосы вьются, а раскаявшийся преступник, судя по всему, уже на
полпути в Царствие Небесное и к его обитателям. Неизвестно, можно ли счесть
этот столб деревом, которое, особым образом изуродовав, превратили в орудие
казни, продолжают ли еще его корни высасывать из почвы жизненные соки, а
неизвестно потому, что всю нижнюю часть ствола заслоняет от нас
длиннобородый человек в просторном, пышном и богатом одеянии, голова его
вскинута, но смотрит он не на небо. Эта горделивая осанка, этот печальный
лик могут принадлежать только Иосифу Аримафейскому, а вовсе не Симону из
Кирены, как можно было бы подумать, поскольку, согласно протоколу экзекуции,
сей последний, понужденный помочь преступнику донести орудие казни до места,
где совершилась она, потом пошел своей дорогой и гораздо более был озабочен
теми неприятными последствиями, которые сулило ему невольное его опоздание,
чем смертными муками распятого. Дада, именно Иосиф из Аримафеи звали того
добросердечного и состоятельного человека, что вызвался заплатить за могилу
и за погребение в ней главного из троих казненных, но за свое великодушие он
не был причислен к лику святых или хотя бы присноблаженных, и потому ничто,
кроме чалмы, в которой он в свое время хаживал по улицам, не обвивает его
голову, не в пример той склоненной долу женщине на переднем плане, чьи
распущенные волосы осенены нимбом вечной славы, очень похожим на домодельное
кружевце. Эту женщину на коленях, конечно, зовут Мария, потому что нам
заранее известно: все женщины, что сойдутся здесь в этот час, носят это имя,
и только одну в дальнейшем мы станем называть Магдалиной, чтобы отличить от
всех прочих, хотя каждый, кто хоть чуточку осведомлен о самых элементарных
житейских понятиях, с первого взгляда и так узнает в ней пресловутую
Магдалину, ибо лишь женщина с бурным, как у нее, прошлым решилась бы в столь
трагическую минуту появиться в платье с таким глубоким вырезом и лифом до
того узким, что пышные округлости приподнятых, открытых и выставленных
напоказ грудей неизбежно притягивают к себе жадные взгляды проходящих мимо
мужчин, невольно рискующих впасть во грех плотского вожделения и навечно
погубить свою душу.
продолжение