мой путь в ковбои-з
Запомнился, естественно , самый первый квест. В бега ушла всё та же Рыжая, противу обыкновения одна. Как выяснилось - по уважительной причине , будучи в охоте. Проработал я к этому моменту меньше месяца, алгоритм действий в этой ситуации представлял плохо и находился в состоянии , близком к панике : украдут-зарежут-съедят! Причем не мою лошадь, а мне доверенную, что страшнее. Удрала лошадь ночью, поскольку из-за обилия гнуса и отсутствия репеллентов выводить их на пастбище приходилось только по темноте. Утром , обнаружив пропажу, я в вышеупомянутом настроении поплелся на поиски. Пешком, потому что ездить ещё совсем не умел. Потому и седло с собой не взял. Хотя спортивное в рюкзак можно было сунуть.
В тот раз , как и во все последующие, поиски здорово облегчала местная география. В этой части Костромщины обжитые земли тянутся аж на 70 км узкой полосой , достигающей от силы трех километров ширины, вдоль шоссе на Киров. С северо-запада их ограничивает сплошной лесной массив, с юго-востока - крутые склоны речной долины. В лес лошадь в силу своей биологии по своей воле не пойдет, вниз тоже вряд ли спустится. Потому нужно лишь определить одно из двух возможных направлений и ему следовать . Отпечатки копыт Рыжей я тогда нашел быстро и по ним дошел до большого села, где след терялся. В селе лошадь никто из спрошенных не видел. На ферме, при которой жили колхозные коняги - тоже. С горы я увидел в лугах у реки стадо и при нем лошадок . С помощью прихваченного с собой бинокля установил, что беглянки среди них нет, но в поймы к стаду все-таки спустился. Пастухи Рыжую тоже не видали, но предположили, что она могла отправится к жеребцу, которого держал некий дед на дальнем конце села.
Пошел я в дальний конец села , растянувшегося одной улицей километров на 6 , не меньше. Пресловутый дед оказался дома , как и жеребец его, но Рыжая к ним не приходила. Дед, словоохотливый , вот прям как я сейчас, тормознул меня почти на час , вывалив на меня кучу вопросов и россказней, чему я не сопротивлялся, поскольку пробыл на ногах уже полдня и передохнуть не мешало. Кстати, днем своего личного рекорда я всегда считал сентябрьский денек, за который мы с мамулей отмахали по приблизительным подсчетам никак не меньше 52-х км. Я тогда учился в девятом классе. И вот четверть века спустя, я этот рекорд, по-моему, побил, разыскивая окаянную Рыжую.Из всей дедовой информации в тот момент меня заинтересовало лишь предположение, что лошадь могла уйти еще дальше, в Никулино, где тоже лошадей держат.
Пройти туда можно было лишь по трассе . Вдоль неё снова обнаружились конские следы . По ним было видно, как Рыжая не решалась подняться на перекинутый через овраг виадук, а долго металась внизу, ища переход через глубокие водомоины и, не найдя, все же решилась миновать препятствие вЕрхом по асфальту.
В конце концов добрался я до Никулина, деревни не столько людной, сколь обширной, дом от дома разделяли порой сотни метров лужаек и пустырей. Где-то в середине её мне неодобрительно сказали, что, да, приходила лошадь, потопталась по картошке, а потом её отогнали в общую конюшню, во-о-он туда. Конюшня, где никулинские конезаводчики сообща содержали своих одров, была строением ещё колхозной постройки и имела двое ворот, на мое счастье незапертых, только на засовах . Потому искать ещё и держателя ключа не пришлось. Внутри конюшня видок имела страшненький. Можно было подумать, что тут содержится не пяток лошадей, а пара сотен бобров: перегородки, косяки и вообще все выступающие деревянные части были изгрызены до полной ничтожности. Так что было неясно, как это сооружение ещё держится. Зато понятно, что зимой здешние обитатели отнюдь не роскошествуют. Одни ворота открывались в сторону деревни, другие - в загон, сбегавший вниз по склону , который был здесь не столь крутым , как в большинстве окрестностей. Занимал загон несколько гектаров и заключал в себя лужайки, рощицы ольшаника, ручеек и даже небольшое болотце. По этому сафари-парку и разгуливала Рыжая в обществе пяти туземок.
На мое счастье все они были кобылами. Даже самый захудалый жеребчик вряд ли бы позволил чужому человеку увести из под носа даму , да ещё в столь пикантном состоянии. И то, самая мелкая и молодая кобылка была явно преисполнена восхищения прекрасной незнакомкой и постоянно держалась с ней бок о бок. Испуганно отскакивая от моих окриков и замахов, она тут же возвращалась и самоотверженно пыталась снова вклиниться между мной и подружкой. Да и сама беглянка не выказывала никакого желания возвращаться к родным пенатам , увертывалась от попыток её взнуздать, то и дело грозно разворачиваясь задом : щас, мол, ка-ак дам! Тут уж уворачиваться приходилось мне . Пару раз ей даже удалось выхватить из руки захваченные для приманки сухари и смыться.
Не знаю, сколько я кружил по загону в отчаянных попытках поймать лошадь . Идти звать кого-либо на помощь было совсем в лом: ну не люблю я, чтоб за мои ошибки другие расплачивались ! Сам лошадь упустил, картошку она , вон , потоптала , да ещё лови ему кобылу, олуху такому!
Кстати, владельцам потоптанной картошки осенью я, к их изумлению, привез как компенсацию пол-мешка семенных клубней козырного сорта Жуковский ранний.
Ливанул короткий, но неслабый дождь, я махом вымок до нитки, последний сухарь расползался в пальцах, но всё же если долго мучиться - что-нибудь получится! То ли Рыжая в конце концов зазевалась, то ли отчаяние высвободило в моем организме какие-то скрытые резервы, но все же я в очередном прыжке , сделавшем бы честь любому кенгуру, исхитрился ухватить её за гриву .
Куда девалось надменное выражение наглой рыжей морды! Губа отвисла , свирепо прижатые уши растопырились, ровно у ишака какого, бесстыжие бельма полуприкрылись... Маска Скорбного Смирения одним словом. С величайшей осторожностью, затаив дыхание ,я её взнуздал, удивляясь сам , как это мне удалось сделать одной рукой, и повлек в поводу по направлению к дому.
Первую треть пути предстояло проделать обочиной шоссе, и я трясся, как бы кобыла не вырвалась снова, шарахнувшись от какой-нибудь порожней фуры. Металлического звона лошади почему-то боятся особенно . Свернул я с трассы в деревню аккурат напротив "жеребцова дома". Его хозяин колобком выкатился мне навстречу, размахивая руками: "А! Поймал! Ну молодец! Давай мы её щас покроем!"
Памятуя о неоднократных намеках шефа на желательность лошадиного потомства, я согласился. Жеребец сработал быстро и качественно и я собрался продолжить путь.
"Почему верхом не едешь ?" - возмутился дед . Я начал мямлить что-то про свою низкую квалификацию наездника, опасную интенсивность дорожного движения, но неугомонный дед засыпал меня доводами в пользу верхового передвижения и чуть не силой подсадил меня на конскую спину. Рыжая была дамой габаритной, и если на нынешнюю мою Стешку я до сих пор запрыгиваю с земли без проблем, хоть и безо всякого изящества, то с Рыжей этот номер не проходил и в лучшие времена. Прошагав с сотню метров, Рыжая сообразила , что её уводят от приятного кавалера бесповоротно, и идти дальше отказалась . Покрутившись минут пятнадцать в попытках направить скакуна в нужном направлении я плюнул, слез, и снова потащил в поводу.
Однако же пытаясь с лошадью сладить, я вдруг уяснил, что сидеть даже и без седла не так уж и стрёмно, да и Рыжая, видимо приустав от приключений, вела себя хоть и не послушно, но спокойно. Потому, отойдя от дедова дома на пару километров, я повторил попытку, использовав в качестве "сажального камня" заборчик чьего-то палисадника. Тут уж кобыла не упиралась больше и небыстро, но довезла меня в наступающих сумерках до турбазы . Слегка пожалев, что никто по позднему времени никто не видит моего триумфального въезда, я сполз с лошади и с трудом сдерживая желание наподдать ей как следует , запер в конюшне . Считая , что после всех странствий пастись ей этой ночью не обязательно.
"Нашел?!" - в один голос выдохнули жена с матушкой , когда я ввалился в дом . "А то по моей роже не видно?1" радостно гаркнул я в ответ..
В тот раз , как и во все последующие, поиски здорово облегчала местная география. В этой части Костромщины обжитые земли тянутся аж на 70 км узкой полосой , достигающей от силы трех километров ширины, вдоль шоссе на Киров. С северо-запада их ограничивает сплошной лесной массив, с юго-востока - крутые склоны речной долины. В лес лошадь в силу своей биологии по своей воле не пойдет, вниз тоже вряд ли спустится. Потому нужно лишь определить одно из двух возможных направлений и ему следовать . Отпечатки копыт Рыжей я тогда нашел быстро и по ним дошел до большого села, где след терялся. В селе лошадь никто из спрошенных не видел. На ферме, при которой жили колхозные коняги - тоже. С горы я увидел в лугах у реки стадо и при нем лошадок . С помощью прихваченного с собой бинокля установил, что беглянки среди них нет, но в поймы к стаду все-таки спустился. Пастухи Рыжую тоже не видали, но предположили, что она могла отправится к жеребцу, которого держал некий дед на дальнем конце села.
Пошел я в дальний конец села , растянувшегося одной улицей километров на 6 , не меньше. Пресловутый дед оказался дома , как и жеребец его, но Рыжая к ним не приходила. Дед, словоохотливый , вот прям как я сейчас, тормознул меня почти на час , вывалив на меня кучу вопросов и россказней, чему я не сопротивлялся, поскольку пробыл на ногах уже полдня и передохнуть не мешало. Кстати, днем своего личного рекорда я всегда считал сентябрьский денек, за который мы с мамулей отмахали по приблизительным подсчетам никак не меньше 52-х км. Я тогда учился в девятом классе. И вот четверть века спустя, я этот рекорд, по-моему, побил, разыскивая окаянную Рыжую.Из всей дедовой информации в тот момент меня заинтересовало лишь предположение, что лошадь могла уйти еще дальше, в Никулино, где тоже лошадей держат.
Пройти туда можно было лишь по трассе . Вдоль неё снова обнаружились конские следы . По ним было видно, как Рыжая не решалась подняться на перекинутый через овраг виадук, а долго металась внизу, ища переход через глубокие водомоины и, не найдя, все же решилась миновать препятствие вЕрхом по асфальту.
В конце концов добрался я до Никулина, деревни не столько людной, сколь обширной, дом от дома разделяли порой сотни метров лужаек и пустырей. Где-то в середине её мне неодобрительно сказали, что, да, приходила лошадь, потопталась по картошке, а потом её отогнали в общую конюшню, во-о-он туда. Конюшня, где никулинские конезаводчики сообща содержали своих одров, была строением ещё колхозной постройки и имела двое ворот, на мое счастье незапертых, только на засовах . Потому искать ещё и держателя ключа не пришлось. Внутри конюшня видок имела страшненький. Можно было подумать, что тут содержится не пяток лошадей, а пара сотен бобров: перегородки, косяки и вообще все выступающие деревянные части были изгрызены до полной ничтожности. Так что было неясно, как это сооружение ещё держится. Зато понятно, что зимой здешние обитатели отнюдь не роскошествуют. Одни ворота открывались в сторону деревни, другие - в загон, сбегавший вниз по склону , который был здесь не столь крутым , как в большинстве окрестностей. Занимал загон несколько гектаров и заключал в себя лужайки, рощицы ольшаника, ручеек и даже небольшое болотце. По этому сафари-парку и разгуливала Рыжая в обществе пяти туземок.
На мое счастье все они были кобылами. Даже самый захудалый жеребчик вряд ли бы позволил чужому человеку увести из под носа даму , да ещё в столь пикантном состоянии. И то, самая мелкая и молодая кобылка была явно преисполнена восхищения прекрасной незнакомкой и постоянно держалась с ней бок о бок. Испуганно отскакивая от моих окриков и замахов, она тут же возвращалась и самоотверженно пыталась снова вклиниться между мной и подружкой. Да и сама беглянка не выказывала никакого желания возвращаться к родным пенатам , увертывалась от попыток её взнуздать, то и дело грозно разворачиваясь задом : щас, мол, ка-ак дам! Тут уж уворачиваться приходилось мне . Пару раз ей даже удалось выхватить из руки захваченные для приманки сухари и смыться.
Не знаю, сколько я кружил по загону в отчаянных попытках поймать лошадь . Идти звать кого-либо на помощь было совсем в лом: ну не люблю я, чтоб за мои ошибки другие расплачивались ! Сам лошадь упустил, картошку она , вон , потоптала , да ещё лови ему кобылу, олуху такому!
Кстати, владельцам потоптанной картошки осенью я, к их изумлению, привез как компенсацию пол-мешка семенных клубней козырного сорта Жуковский ранний.
Ливанул короткий, но неслабый дождь, я махом вымок до нитки, последний сухарь расползался в пальцах, но всё же если долго мучиться - что-нибудь получится! То ли Рыжая в конце концов зазевалась, то ли отчаяние высвободило в моем организме какие-то скрытые резервы, но все же я в очередном прыжке , сделавшем бы честь любому кенгуру, исхитрился ухватить её за гриву .
Куда девалось надменное выражение наглой рыжей морды! Губа отвисла , свирепо прижатые уши растопырились, ровно у ишака какого, бесстыжие бельма полуприкрылись... Маска Скорбного Смирения одним словом. С величайшей осторожностью, затаив дыхание ,я её взнуздал, удивляясь сам , как это мне удалось сделать одной рукой, и повлек в поводу по направлению к дому.
Первую треть пути предстояло проделать обочиной шоссе, и я трясся, как бы кобыла не вырвалась снова, шарахнувшись от какой-нибудь порожней фуры. Металлического звона лошади почему-то боятся особенно . Свернул я с трассы в деревню аккурат напротив "жеребцова дома". Его хозяин колобком выкатился мне навстречу, размахивая руками: "А! Поймал! Ну молодец! Давай мы её щас покроем!"
Памятуя о неоднократных намеках шефа на желательность лошадиного потомства, я согласился. Жеребец сработал быстро и качественно и я собрался продолжить путь.
"Почему верхом не едешь ?" - возмутился дед . Я начал мямлить что-то про свою низкую квалификацию наездника, опасную интенсивность дорожного движения, но неугомонный дед засыпал меня доводами в пользу верхового передвижения и чуть не силой подсадил меня на конскую спину. Рыжая была дамой габаритной, и если на нынешнюю мою Стешку я до сих пор запрыгиваю с земли без проблем, хоть и безо всякого изящества, то с Рыжей этот номер не проходил и в лучшие времена. Прошагав с сотню метров, Рыжая сообразила , что её уводят от приятного кавалера бесповоротно, и идти дальше отказалась . Покрутившись минут пятнадцать в попытках направить скакуна в нужном направлении я плюнул, слез, и снова потащил в поводу.
Однако же пытаясь с лошадью сладить, я вдруг уяснил, что сидеть даже и без седла не так уж и стрёмно, да и Рыжая, видимо приустав от приключений, вела себя хоть и не послушно, но спокойно. Потому, отойдя от дедова дома на пару километров, я повторил попытку, использовав в качестве "сажального камня" заборчик чьего-то палисадника. Тут уж кобыла не упиралась больше и небыстро, но довезла меня в наступающих сумерках до турбазы . Слегка пожалев, что никто по позднему времени никто не видит моего триумфального въезда, я сполз с лошади и с трудом сдерживая желание наподдать ей как следует , запер в конюшне . Считая , что после всех странствий пастись ей этой ночью не обязательно.
"Нашел?!" - в один голос выдохнули жена с матушкой , когда я ввалился в дом . "А то по моей роже не видно?1" радостно гаркнул я в ответ..