(no subject)
Недавно проводила генеральную уборку среди "махровых" файлов своего компа. И обнаружила своё уже давно забытое переводческое творение. Еще курсе на третьем-четвертом 1го института нас заставили заняться таким неблагодарным занятием, как перевод поэзии Пушкина на английский.
Монолог Сальери, гениально прочитанный Смоктуновским:
Click to viewВот, что из этого вышло:
ДО:
Сальери
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет - и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Родился я с любовию к искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался - слезы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый шаг
И скучен первый путь. Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
Я стал творить; но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе.
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
Я жег мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с легким дымом исчезали.
Что говорю? Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я все, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И не пошел ли бодро вслед за ним
Безропотно, как тот, кто заблуждался
И встречным послан в сторону иную?
Усильным, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашел созвучия своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! никогда я зависти не знал,
О, никогда! - ниже, когда Пиччини
Пленить умел слух диких парижан,
Ниже´, когда услышал в первый раз
Я Ифигении начальны звуки.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеей, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне - сам скажу - я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. - О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан -
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт
ПОСЛЕ:
Salieri
They say: there is no truth on earth.
But there’s no truth in heavens. For me
It’s clear as a simple scale.
I was in love with art by birth;
When, being a child, I used to hear
The sounds of the organ in the church,
I listened, listened and unconscious tears
Were sweet. I did refuse
Completely the idle pleasure;
The hateful sciences alien to music,
Were alien to me; I did disclaim them
Haughtily and toughly and deepened
Into music. How hard the first step is,
The first way’s monotonous. I overcame
The miseries. I set the craft
Into the toe of art;
And I became a craftsman: I made
My fingers fluent and my ear keen.
I mortified the sounds and the music
Was partitioned like cadaver. The algebra
Was instrument to verify the accord. Then,
Being perfectly conversant with the science,
I dared to taste the bliss of the creative dream.
I started to create, but secretly, in silence,
I couldn’t even let a thought about fame.
Sometimes, while having sat
At the secluded cell for two,
Tree days, without food and sleep,
While having felt delight
And tears of inspiration, I burned
My labour and I saw the disappearing fume
Above the flare of my sounds and my thoughts.
What am I saying? When the greatest Gluck
Revealed the new mysteries of music
(The deepest, charming mysteries of music),
Then didn’t I abandon all I knew, and all I loved
And all I passionately believed before,
And didn’t I obediently follow him,
Like he, who’s formerly mistaken
And then was wended into new direction?
At last I mastered skills of the infinite art
With urgency, with the intensive efforts.
The glory smiled upon me; and the people’s heart
Did sound in unison with my creations.
And I was happy: and I took the delight
With my labour, with my triumph and my fame;
And the triumphs and labour of my friends
And my colleagues were not a disregard for me.
Oh, no! I’ve never known the envy,
Never! - nor when Piccinni
Could fascinate the ear of the savage Parisians,
And neither when I’ve heard the very
First sounds of the Ifigenie.
Who would say that proud Salieri
Was burning with the sordid envy,
Like trampled with the crowd snake
That’s weakly gnawing sand and dust?
Nobody would, but me! I would say
I envy. I envy deeply,
Tormentingly. - Oh, heavens!
Where is the truth, when sacred gift,
When the immortal genius is sent
Not to award the selflessness,
The burning love, the labour,
And the fervour, and the prayers,
But to inspire an idle reveller,
His reckless head?.. Oh, Mozart, Mozart!