Как я стал писателем
Давным-давно, десять лет назад, в декабре 2002 года я ушел из программы "Времена". У меня был выбор - согласиться и не добиваться постановки сюжета с президентом Узбекистана Исламом Каримовым в эфир. Или бороться до конца. Я боролся ровно до тех пор, пока мне не сказали: "Толя, ты либо работаешь в команде и соглашаешься, либо уходишь". Предыдущая реплика моя была такова: "Таня, я не смогу считать себя журналистом, если мы не поставим этот сюжет, до эфира еще полтора часа, мы все успеем". Предыдущая реплика была ответом на реплику: «Толя, тебе что Каримов откат дал?», - меня аж затрясло от негодования, никогда в жизни не брал откаты, ни тогда и никогда после. Но я сдержался, постарался ответить вежливо. И вот теперь оказался перед угрозой увольнения, хотя ничего не предвещало…
За одну секунду пронеслась вся жизнь перед глазами. Я знал, что уходя в начале декабря до следующего года не найду работу, что денег нет, а жена на пятом месяце беременности, жизнь встала на развилку, и обратно дороги нет. И я понимал, что если соглашусь, это нарушит все мои представления о том, как должен себя вести независимый журналист. Сюжет с Каримовым, ради которого Коля Кудряшов прорывался через милицейские оцепления правительственного аэропорта, бежал вместе с включенной камерой за узбекским лидером, а он отвечал: "Я не даю интервью", "Особенно российскому телевидению", "Вы все переврете", "Ах, тема 10 лет распада СССР, так тем более переврете", "Давал телеканалу "Россия", а они все к ностальгии свели, а у меня нет ностальгии, я рад, что СССР распался", "Познеру?" Каримов разворачивается и сорок минут рассказывает в кадр историю, как распадался СССР. Помощники несколько раз пытались оттащить его от Коли, шепча: «Вас ждет Путин!», а он отвечал: «Ничего, подождет, я ПОЗНЕРУ интервью даю!» После ТАКИХ слов я не мог не бороться, на кону стояла честь и объективность всего нашего телевидения, я был не вправе... А он говорил, пламенно, четко, с убеждением. Каримов очень сдержанный, как и любой восточный лидер, а тут я им любовался, он раскрылся и говорил то, что никому и никогда не говорил... Я очень жалею, что не сделал запись этого эфира для себя. Это была бомба, тянущая на Пулитцеровскую премию. Я сдал принесенную Колей запись героических интервью Каримова и Назарбаева.. Но наши в ходе подготовки к эфиру сделали запись по телемосту с Збигневым Бжезинским и передача была построен на обсуждении бреда старого маразматика (да простит меня Алексей Демосфенович Богатуров, который любит цитировать тов.Збигнева)... А синхроны лидеров СНГ в эфир не пошли, и я узнал об этом лишь на тракте за два с половиной часа до эфира. С Назарбаевым можно еще согласится, он очень дипломатично отвечал, а потому тускло... Но поставить в эфир Каримова стало для меня делом чести, я убеждал, говорил редакторам, что деда засмеют, ибо нельзя делать семь включений, если это не прямая линия... А Каримов говорил хорошо, было два момента, которые идеально вписывались в сценарий, надо было только отрезать там и там, вот хронометраж, но сценарий уже был утвержден руководством канала, никто не хотел ничего менять, осложнять жизнь…
За две секунды размышления передо мной проплыла вся жизнь: «Каримов должен стать в эфир, иначе нельзя». Руководитель программы печально посмотрела на меня: «Толя, ты уволен», другого ответа и не могло быть, хотя еще утром ничего не предвещало… Наша команда пребывала в состоянии душевного подъема и трогательного объединения от получения ТЭФИ как лучшая редакция публицистических программ. Можно было смириться, пересидеть, но тогда невозможно считаться лучшим. Я был подавлен, потрясен, но я не оспаривал увольнение, сказав только: «Хорошо». Я лишь знал, что сделал все, и теперь интервью точно уже не выйдет в эфир, Рубикон перейден. Потом сидел и смотрел запись эфира, деда засмеяли уже во втором включении, на седьмом на него было жалко смотреть. Прямой эфир шел на Владивосток, четыре часа до включения на Москву стали для монтажеров адовой работой, чтобы вырезать все эти язвительные шуточки гостей над редакцией и престарелым Бзежинским…
Я пришел домой, я не знал, что сказать любимой, боялся ее волновать... Но был мрачнее тучи, наверное, похуже, чем когда потерял за неделю до этого ее паспорта и медкарту в такси (слава богу, вернули)... Она спросила, я честно признался, лучше сказать, чем заставлять ее додумывать… А она сообщила в ответ радостную весть, что у нее уже двое суток нет токсикоза. Мы сменили пять квартир, а ее рвало (наверное, где-то ранее курили, где-то был кот, может аура… но ее рвало от запахов, которые не чувствовались). Это был ужас, когда в больнице одной рукой держишь руку с воткнутой иглой капельницы, а другой рукой - рвотный пакет... И, главное, чтобы ничего мимо пакета не пролетело, белье никто менять не будет... Ну, хоть это счастье, главный ад позади, увольнение - это мелочь...
Уволенный, я не мог сидеть без дела, поэтому стал писать... Я недолго думал, о чем. В детстве меня поразил роман Ефремова "Туманность Андромеды", потом "Час быка"... Я решил написать к этим книгам приквел, показать, что можно писать интересную фантастику без насилия... За прошедшие десять лет я писал очень много, но не издал ни одну из написанных книг. Почти готовых лежит четыре. А в голове еще двадцать. Последние полгода я ничего не писал, пара выходных не в счет. Вообще, когда можно писать и создавать гениальное, когда на работе непрерывный аврал.
Я скучаю по телевидению. По тем счастливым временам, когда ты каждый день возвращаешься домой с чувством выполненного долга, выложившись на работе без остатка. У тебя нет ни долгов, ни обязательств на месяцы и годы вперед. Каждый день начинается с чистого листа и заканчивается триумфом. Ты истощаешь нервы в процессе подготовки, но она короткая, яркая как вспышка метеора, не многомесячная. Книги писать тяжелее, это годы пути.
Вчера я прописывал особую главу, текст с благодарностями за помощь и содействие в подготовке "Жди меня в Нальчике". Никого не забыть, не упустить, не обидеть, похвалить… Кажется, что такое благодарности… А это оказался очень сложный и, можно сказать, высокотехнологичный продукт. Мало кто умеет благодарить, надо знать, что сказать, как сказать и еще сделать так, чтобы это было интересно для читателя.
Я благодарен Тане за свое увольнение. Меня как рыбу выбросили из океана телевидения. Если бы не она, я бы, наверное, никогда бы ни стал тем, кто я есть. Много лет спустя я пробовал вернуться, но вдруг понял, в процессе подготовки к эфиру тратится столько нервов, что я уже слишком стар для подобных забав. Но то, что не записал для себя Каримова, жалею до сих пор, это было совершенно другое видение истории, реальности. Каримов - личность, притом очень интересная. Вообще, что мы, россияне, знаем о наших братских республиках, ровным счетом ничего. И почерпнуть эту информацию неоткуда. Меня утешает, что Каримов пусть не сказал это на всю страну, он говорил это для меня, и я его услышал.