ПОЭТОМ МОЖЕШЬ ТЫ НЕ БЫТЬ, или ДРУЗЬЯ, ПРЕКРАСЕН НАШ СОЮЗ!
На объявление в газете я наткнулась случайно. Но принять участие в конкурсе решила сразу же. А почему бы и нет? То, что это конкурс для профессиональных поэтов, я проигнорировала, самонадеянно припомнив из «Мастера и Маргариты»: «Почём вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове?».
За день написав «Песню об Омске», я отправилась на Сибаковскую, в писательскую контору, куда можно было приносить свои опусы.
На месте выяснилось, что писатели появляются здесь только по пятницам, ввечеру, так что я едва не опоздала: грядущая пятница была крайним сроком для подачи заявок.
Но я упорствовала и, дожидаясь незнамо кого, то бродила вокруг здания, то торчала в его фойе под неодобрительным присмотром вахтёрши. Наконец в дверях нарисовался седовласый красавец с какими-то бумагами в руках. Он был нетороплив и величествен. Я заробела, вдруг осознав всю неуместность своей авантюры, но было поздно. «Александр Эрахмиэлович! Вас тут дожидаются…» - поджала губы вахтёрша. И ленивый взгляд обитателя эмпирей обратился на мою пенсионерскую фигуру. Я услыхала безразличное: «Пройдёмте…» - и двинулась по коридору за аристократично раскланивающимся со знакомыми Лейфером, председателем писательской организации ( это он с неодобрением сообщил мне позже на моё беспардонное: «А вы кто?»).
Пропустив меня в комнату и непринуждённо предложив стул - ну, точно, светский лев! - он умостился напротив и с молчаливым ожиданием воззрился на меня.
…Действительно, что мне тут могло понадобиться, в писательском углу? Чужие здесь не ходят! Но я закусила удила и уже с вызовом сообщила, что, вот, принесла стихи на конкурс «Омские мотивы».
Лейфер вздохнул. Протёр очки. Спросил, откуда я вообще о конкурсе узнала (вид, что ли, у меня непоэтический?). А услыхав, что из газеты, уточнил, из какой именно? Так что я прямо за редактора испугалась: не допустил ли он публикацией объявления досадный промах? А то вон какие последствия - тётки неведомые повалили! Эдак все писать примутся!..
Понятненько, думаю…А мой визави, между тем, собирается с духом сообщить - при этом стараясь не обидеть странную посетительницу, - что вышло какое-то недоразумение: «Хм…В газете…Вот как! Тогда либо информация неполна, либо Вы невнимательно читали…». На моё в меру ехидное: «Писатели - это члены Союза писателей?» - ответил коротко и корректно: «Именно».
Сиротливый лист с «Песней» белел на столе, в принципе не интересуя моего собеседника. А я, понимая, что события развиваются по сценарию, предсказанному моим скептически настроенным мужем, вдруг успокоилась и ядовито осведомилась: «Что, даже не посмотрите? А вдруг я гений? Потом себе не простите, что проглядели!». «Ну отчего же не посмотреть?» - говорит попавший в переделку председатель и нервно отходит к окну, даже не сделав попытки прикоснуться к будто зачумлённому тексту (в стёклах своих очков он, по-моему, скоро дырку протрёт).
А тут ещё в комнату вваливается какой-то тип и, быстро «врубившись» в ситуацию, радостно подключается к, видимо, народной писательской забаве «Раздави лоха». Он-то и произносит спасительное для Лейфера: «Можно?» - и берёт-таки в руки злополучную бумаженцию…
Между тем, Александр Эрахмиэлович делает последнюю попытку отвязаться: «Вы сказали, что это песня? Тогда Вам надо не сюда, а в Союз композиторов. Они, может быть, напишут музыку…». Но я не даю ему никаких шансов, нет, я просто-таки добиваю его окончательно сообщением, что музыку я тоже уже сочинила. Сама.
На лице страдальца явственно читается классическое: «Наша Дунька ещё и композитор!». И он сдаётся, изнемогши. Ну, что тут поделаешь? Бывают такие провально невезучие дни!..
Пока тип (оказавшийся, между прочим, тоже корифеем, писателем Сафроновым) читает мои стихи с глумливым выражением лица, мы с Лейфером молчим. Диспозиция и так ясна.
Мне делается грустно и стыдно своей наивности, но я решаюсь испить эту чашу до конца.
Мой нечаянный рецензент, всё ещё веселясь, а потому не вникая в текст, задаёт мне несколько забавных вопросов - по поводу ударения в слове «обетованный» («Вот так? На а?». Как будто это из размера не следует хотя бы!), по поводу порядка слов в предложении («Это ничего, это так задумано? По тексту: Не спеши себя мне, Омск, называть? Вот смотрите: себя - мне - Омск - называть?». И несказанно удивляется, когда я спрашиваю в ответ: «А что, у писателей уже инверсия не котируется?»).
Но постепенно он перестаёт ёрничать, и я вижу, что он, действительно, читает. И лицо у него становится человеческое. Грустное и понимающее лицо. И он смотрит на меня иначе, и я вижу, что ему неловко за себя. Он говорит мне много добрых и лестных слов…
…На которые вдруг реагирует сам Александр Эрахмиэлович…
… Который возвращается из добровольной ссылки у окна и тоже читает, наконец, моё творение…
…За которое я, между прочим, получила специальный приз жюри. Как не профессиональный, но - поэт.
А песня - вот она:
Здравствуй, здравствуй, полуночный вокзал !
Не спеши себя мне, Омск, называть -
Мы знакомы; загляни мне в глаза -
Время дрогнет, время двинется вспять.
Это я - смотрела в небо твоё!
Ты мне снился, как потерянный рай…
Шла к тебе я через дней забытьё,
Навсегда обетованный мой край.
Припев:
Расскажу, что не расскажешь другим, -
Слушай, не виня…
Детским именем забытым моим
Назови меня!..
Рано-рано поднимусь, до зари.
Прыгнет в ноги улиц пёстрый клубок,
Подмигнут мне, как своей, фонари
И плеснёт мне утро счастья глоток.
Я по Любинке пройду, не дыша,
Я часовенке кивну на посту,
Погляжу на серый плащ Иртыша
Да над Омкой постою на мосту.
Припев.
Здесь шальные хороводят ветра,
Здесь мечте бросает вызов простор!
Здесь мне каждая былинка - сестра,
Для меня - цветы сплетают узор.
То ли правда это всё, то ли сон?
Каждый камешек меня узнаёт!
То ль душа поёт любви в унисон?
Или, может, это Омка поёт?..
Припев.
За день написав «Песню об Омске», я отправилась на Сибаковскую, в писательскую контору, куда можно было приносить свои опусы.
На месте выяснилось, что писатели появляются здесь только по пятницам, ввечеру, так что я едва не опоздала: грядущая пятница была крайним сроком для подачи заявок.
Но я упорствовала и, дожидаясь незнамо кого, то бродила вокруг здания, то торчала в его фойе под неодобрительным присмотром вахтёрши. Наконец в дверях нарисовался седовласый красавец с какими-то бумагами в руках. Он был нетороплив и величествен. Я заробела, вдруг осознав всю неуместность своей авантюры, но было поздно. «Александр Эрахмиэлович! Вас тут дожидаются…» - поджала губы вахтёрша. И ленивый взгляд обитателя эмпирей обратился на мою пенсионерскую фигуру. Я услыхала безразличное: «Пройдёмте…» - и двинулась по коридору за аристократично раскланивающимся со знакомыми Лейфером, председателем писательской организации ( это он с неодобрением сообщил мне позже на моё беспардонное: «А вы кто?»).
Пропустив меня в комнату и непринуждённо предложив стул - ну, точно, светский лев! - он умостился напротив и с молчаливым ожиданием воззрился на меня.
…Действительно, что мне тут могло понадобиться, в писательском углу? Чужие здесь не ходят! Но я закусила удила и уже с вызовом сообщила, что, вот, принесла стихи на конкурс «Омские мотивы».
Лейфер вздохнул. Протёр очки. Спросил, откуда я вообще о конкурсе узнала (вид, что ли, у меня непоэтический?). А услыхав, что из газеты, уточнил, из какой именно? Так что я прямо за редактора испугалась: не допустил ли он публикацией объявления досадный промах? А то вон какие последствия - тётки неведомые повалили! Эдак все писать примутся!..
Понятненько, думаю…А мой визави, между тем, собирается с духом сообщить - при этом стараясь не обидеть странную посетительницу, - что вышло какое-то недоразумение: «Хм…В газете…Вот как! Тогда либо информация неполна, либо Вы невнимательно читали…». На моё в меру ехидное: «Писатели - это члены Союза писателей?» - ответил коротко и корректно: «Именно».
Сиротливый лист с «Песней» белел на столе, в принципе не интересуя моего собеседника. А я, понимая, что события развиваются по сценарию, предсказанному моим скептически настроенным мужем, вдруг успокоилась и ядовито осведомилась: «Что, даже не посмотрите? А вдруг я гений? Потом себе не простите, что проглядели!». «Ну отчего же не посмотреть?» - говорит попавший в переделку председатель и нервно отходит к окну, даже не сделав попытки прикоснуться к будто зачумлённому тексту (в стёклах своих очков он, по-моему, скоро дырку протрёт).
А тут ещё в комнату вваливается какой-то тип и, быстро «врубившись» в ситуацию, радостно подключается к, видимо, народной писательской забаве «Раздави лоха». Он-то и произносит спасительное для Лейфера: «Можно?» - и берёт-таки в руки злополучную бумаженцию…
Между тем, Александр Эрахмиэлович делает последнюю попытку отвязаться: «Вы сказали, что это песня? Тогда Вам надо не сюда, а в Союз композиторов. Они, может быть, напишут музыку…». Но я не даю ему никаких шансов, нет, я просто-таки добиваю его окончательно сообщением, что музыку я тоже уже сочинила. Сама.
На лице страдальца явственно читается классическое: «Наша Дунька ещё и композитор!». И он сдаётся, изнемогши. Ну, что тут поделаешь? Бывают такие провально невезучие дни!..
Пока тип (оказавшийся, между прочим, тоже корифеем, писателем Сафроновым) читает мои стихи с глумливым выражением лица, мы с Лейфером молчим. Диспозиция и так ясна.
Мне делается грустно и стыдно своей наивности, но я решаюсь испить эту чашу до конца.
Мой нечаянный рецензент, всё ещё веселясь, а потому не вникая в текст, задаёт мне несколько забавных вопросов - по поводу ударения в слове «обетованный» («Вот так? На а?». Как будто это из размера не следует хотя бы!), по поводу порядка слов в предложении («Это ничего, это так задумано? По тексту: Не спеши себя мне, Омск, называть? Вот смотрите: себя - мне - Омск - называть?». И несказанно удивляется, когда я спрашиваю в ответ: «А что, у писателей уже инверсия не котируется?»).
Но постепенно он перестаёт ёрничать, и я вижу, что он, действительно, читает. И лицо у него становится человеческое. Грустное и понимающее лицо. И он смотрит на меня иначе, и я вижу, что ему неловко за себя. Он говорит мне много добрых и лестных слов…
…На которые вдруг реагирует сам Александр Эрахмиэлович…
… Который возвращается из добровольной ссылки у окна и тоже читает, наконец, моё творение…
…За которое я, между прочим, получила специальный приз жюри. Как не профессиональный, но - поэт.
А песня - вот она:
Здравствуй, здравствуй, полуночный вокзал !
Не спеши себя мне, Омск, называть -
Мы знакомы; загляни мне в глаза -
Время дрогнет, время двинется вспять.
Это я - смотрела в небо твоё!
Ты мне снился, как потерянный рай…
Шла к тебе я через дней забытьё,
Навсегда обетованный мой край.
Припев:
Расскажу, что не расскажешь другим, -
Слушай, не виня…
Детским именем забытым моим
Назови меня!..
Рано-рано поднимусь, до зари.
Прыгнет в ноги улиц пёстрый клубок,
Подмигнут мне, как своей, фонари
И плеснёт мне утро счастья глоток.
Я по Любинке пройду, не дыша,
Я часовенке кивну на посту,
Погляжу на серый плащ Иртыша
Да над Омкой постою на мосту.
Припев.
Здесь шальные хороводят ветра,
Здесь мечте бросает вызов простор!
Здесь мне каждая былинка - сестра,
Для меня - цветы сплетают узор.
То ли правда это всё, то ли сон?
Каждый камешек меня узнаёт!
То ль душа поёт любви в унисон?
Или, может, это Омка поёт?..
Припев.