Сегодня, друзья, речь пойдёт о древнейшей профессии (нет не о той, о которой вы подумали, о второй, о журналистике). Журналистика - вредная профессия, настолько вредная, что тот, кто ею занимается даже очень короткое время, рискует сам стать вредным и противным. Подозреваю, мой гнусный характер ведьмы имеет сугубо журналистскую природу. Ремесло «создателя сенсаций» опаснее ремесла, скажем, художника-иллюстратора, потому что страшно вредит здоровью. Знаете, сколько нас гибнет в горячих точках планеты? Пусть я коротаю вечера только возле горячего камина на своей пятой точке в мягком кресле, но за мои эссенуации некоторые с наслаждением либо посадили бы меня на лопату - и в печь, как Ивашка Бабу Ягу, либо утопили бы как Стенька Разин княжну в набежавшей волне. Не могу отказать народу в удовольствии, особенно в День его рождения. Для растопки камина не сезон, к тому же если уж гибнуть, то княжной, а не Бабой Ягой, поэтому седлаем лошадей и отправляемся в последнее, смертельно опасное путешествие по реке моей фантазии вместе с
котом-художником
Начало:
http://lucyforrer.livejournal.com/10258.html#cutid1 Дальше:
http://lucyforrer.livejournal.com/10515.html#cutid1Еще дальше:
http://lucyforrer.livejournal.com/11799.html#cutid1 Мне тоже захотелось его почесать за ухом, правда нежно (ухо со стороны выглядело мягким и плюшевым), но я отдернула руку, потому что никогда не имела дела с брутальными котами-художниками.
- Я настолько брутален, что… - кот нахмурился, оценивающе поглядел на мои коленки, когтистой лапой смахнул с платья в горошек, налипшие крошки от бутерброда, и… нахально разместил у меня на коленях свою пушистую голову, вытянувшись во весь кошачий рост на скамейке. Затем деловито скрестил лапы на груди и заботливо поинтересовался:
- Мамзель, ничего, что я так по-свойски разлегся? Видите ли, есть художники салонные, а я художник диванный. Уют люблю, домашние тапочки, опять же к женским, - кот с удовольствием съехал взглядом с моей переносицы сантиметров на тридцать пониже, - ну допустим, коленкам неравнодушен. Вы там залезьте в зеленую папочку, поищите мои плюшки под старинные фотки, как из окопов Первой мировой. Эта серия у меня подлиннее, чем акварельки про кота-художника.
Когда меня спрашивают отдельные надоедливые журналисточки, а что больше всего я люблю рисовать: скажем, батальные сцены, разных всяких драконов, верных рыцарей и других фантастических существ, или может, природу, я, не задумываясь, отвечаю: «Женщин!!!».
Кот прикрыл мне лапой нос и рот и с отвращением отодвинул мою физиономию подальше от себя, чтобы простор обзора не загораживала, я невольно чихнула. Кот скривился, вытирая оплеванную морду, но с коленок голову не убрал: «У вас что, аллергия на шерсть, мамзель? Предупреждать надо! Ох уж эти женщины!» и мечтательно уставился в небо. Через десять минут молчаливого погружения в небесный простор, он тихо замурчал себе по нос … двадцать три, двадцать четыре, тридцать четыре, тридцать девять…
- Женщин, - обрадовалась я как истинный папарацци, предвкушая новый пикантный поворот в кошачьем монологе.
- Расслабьтесь, мамзель, и выпейте я… сливок, - раздраженно отозвался кот, - ОБЛАКОВ, всего-навсего облаков, мамзель. Я творческий кот, неисправимый романтик, у меня легкость в мыслях необыкновенная, я часто отвлекаюсь от прозы жизни и легко перехожу к поэзии.
И в паутинности дорог
Сплетались в пряжу чьи-то тени,
И фею ждал единорог,
И стыли лунные ступени.
Жаль что вы не фея, мамзель, я бы попросил меня осчастливить пополнением запасов американских красок Dr Ph. Martin, такая замечательная акварель, сплошное мур, она не смешивается и создает на бумаге «специальные эффекты», а когда полностью высыхает, то не блекнет. Это мне один американский издатель посоветовал, в России. Мы собирались делать комикс, но работы вместе с ним так и не получилось. А еще я пользуюсь ластиком, бритвой и плюшевым кончиком своего хвоста. Ластик и бритва нужны чтобы расцарапать бумагу и передать ощущение льющегося света (когтями у меня получилось бы грубее), а кончиком хвоста я деликатно в конце протираю рисунок. Меня называют Мастером Света, у меня в каждом рисунке свой Свет, я его люблю, лелею и чувствую необыкновенно. Издатели, с которыми я работал, утверждают: такое впечатление, что хлопья снега падают на мои иллюстрации прямо с неба. Талант от бога, что поделаешь. Вы знаете такого известного автора Tiburce Oger? Нет? Извините, я забыл, что вы блондинка. Так вот, когда он увидел мои рисунки, то решил: «Либо я делаю с ним книжку, либо ломаю ему пальцы!» Еще бы, ведь я Аполлон маленький белорусский гений, так пишет вся французская пресса. Вы, надеюсь, не будете оспаривать компетентность ВСЕЙ французской прессы?
Я в почтительном ужасе замотала головой:
- Нет, что вы, что вы.
- То-то же. А то тут одна особа в инете брякнула, мол, до какой гнусности может дойти художник, зарабатывая на жизнь такими примитивно и быстро состряпанными книжонками как «La mer selon Lila », а это такая душевная история про кота и его дочурку-котенка.
Знаете, как я расстроился, а потом как разозлился, а потом как снова расстроился и снова как разозлился, так бы и расцарапал ей всю морду лица. Она, небось, и книжку-то не читала, и кисточку в руках держать не умеет, и понятия не имеет какая тяжёлая работа у художника-иллюстратора. Конечно, гений, гением, но я перфекционист до мозга костей, почти маньяк. Я делаю около 10 набросков, чтобы создать одну единственную иллюстрацию, никогда не рисую по фотографиям и не пользуюсь интернетом. В Минской Академии Искусств я проводил от 6 до 8 часов в день за мольбертом, можно сказать, набил лапу, рисуя натюрморты.
А вся остальная красота у меня живёт здесь, между ушами, - кот любовно погладил себя по макушке, - кстати, соблаговолите почесать вот тут, теперь чуть ниже, чуть правее, полное мерси. Увы, ловля блох - бич художников перестроечной эпохи. Продолжим. Образы, которые я выуживаю из своей фантазии, ярки, грандиозны, совершенны, чисты по исполнению, я точно знаю, что хочу увидеть в окончательно нарисованном варианте, но приходится делать невероятное усилие, чтобы перенести все это на бумагу. Меня мучает чувство неудовлетворенности, подчас очень болезненное. Ищу, пробую, но тщетно, никогда не получается сразу полного совпадения с «оригиналом», от силы 60-70%. Но этого мне недостаточно. Я вновь и вновь делаю попытки, измываюсь над собой и наброском, насилую до дондышка бумагу… и это занимает уйму времени!
Мамзель, а чего у вас вдруг задрожали коленки? Я же ясно выразился, насилую БУМАГУ. Горе мне, как с женщиной заговоришь о творческих порывах, так она обязательно порывается понять всё неправильно. Поверьте, мамзель, я рисую голых женщин исключительно из сострадания, из жалости к вашей раздетости и нищете. Сами посудите, кошки носят роскошные шубы с рождения, а вам, бедным, шубы приходится покупать за большие деньги. Я своим творчеством привлекаю внимание общественности к бедственному положению совершенно обнаженной натуры. Я вообще ярый борец за права голой женщины иметь шубу. Меня однажды ажан чуть в кутузку за участие в манифестации не посадил, правда я протест в защиту голых женщин проспал, ложусь поздно, нет, скорее очень рано, под утро, холсты двухметровые на заказ крашу, поэтому успел присоединиться только к послеобеденной с пивом забастовке мужчин, проходившей под лозунгом: «Свободу котам!». А что, мои голые женщины очень хорошо вписались в общий настрой и пошли «на ура» под пиво.
А вы как думали? Я стараюсь совмещать приятное с полезным. Наличие твёрдых убеждений, не мешают мягкому шкурному интересу, конечно я продал мужикам десяток эскизов по цене 300 евро за каждую бесшкурную даму, зато теперь смогу своей единственной и неповторимой Даме сердца подарок презентовать на День рождения, шуба, как вы понимаете, ей не нужна.
Успокойтесь же, наконец, мамзель, и перестаньте дрожать, как мокрая мышь, вы мне так все образы в одночасье из головы повытряхиваете, я давно и бесповоротно женат, и больше всего в жизни ценю чистую совесть и душевное равновесие. Всё, ушёл, ну вас, вконец расстроили благопристойного кота, нельзя спокойно полежать на скамейке, обязательно забросают гнилыми яблоками или начнут соблазнять дрожащими коленками.
- У меня просто коленки устали, - жалобно заныла я, - у вас голова тяжёлая, с большим количеством ярких образов, не уходите.
- Знаю я вас, журналисточек, наплетете с три короба, а мне потом перед женой отчитывайся, мол, где был, на каких таких коленках валялся, у какой такой блондинки, в каком таком парке.
Кот-художник встал и обиженно сунул под мышку зеленую папочку с акварельными рисунками.
- До дома не успеешь доехать чистым, как стеклышко, обязательно по дороге обольют грязью.
И не смотрите на меня так влюблённо, мамзель, не смотрите, у вас явно аллергия на кошачью шерсть, а у меня блохи, жена и вредный характер. Перестаньте же рыдать в конце концов, я не выношу женских слёз, ну хотите, я вам рисунок подарю на память о нашей встрече «Воображаемое свидание» называется, с автографом?
Господи, за что мне такое наказание: стою, как дуралей, посреди парка с рыдающей блондинкой и вытираю ей сопли собственным хвостом, потому как носовой платок она забыла дома. Что я вам Кларк Гейбл, что ли? Занесла меня нелегкая ветром сегодня в парк, все никак не унесет. Нет, мамзель, меня и так дома сметаной и сливками кормят, нет, по шерсти тоже часто гладят и за ушами нежно чешут, нет, континентальный климат умеренных широт мне не подходит, я в нём умеренно мёрзну, нет, усыновить вы меня не сможете, нет, удочерить вас тоже не получится. Давайте я вас лучше вон к тому мусорному бачку прислоню с гнилыми фруктами, взбодриться. А? Полегчало? Вот и чудненько, вот и славненько. Внимание! Втянули сопли, утерли слезы, глядим веселее, чтоб вас…, чтоб вас, мамзель, не травмировать я меееееедленно начинаю испаряться. Так, где у нас закат был - справа, слева? С этими блондинками в слезах все на свете перепутаешь.
И большой черный кот начал постепенно растворяться в сумерках.
Сначала исчез пушистый хвост, как будто его стерли ластиком, затем исчезли мягкие лапы, потом красный шарф, серое замшевое пальто и ботинки неспешно растворились в воздухе. Когда осталась одна голова, кот пошевелил усами и подмигнул мне хитрым глазом, но только я всхлипнула в ответ, глаза с досады пропали, а с ними розовый нос, усы и плюшевые уши. В конце концов, от кота-художника осталась только улыбка, она еще какое-то время одиноко витала в воздухе, как будто нарисованная тоненькой кисточкой, а затем медленно растаяла…
Между нами две границы,
Между нами три страны,
Горечь с запахом корицы
И придуманные сны...
Примечание сказочницы: Не надо так наивно верить всем моим историям. Кое-что таки да, но кое-где абсолютли нет. Вам, пожалуй, стоит самим отправиться в Ниццу и поискать июльским полднем золотым кота-художника. Здесь:
Старая Ницца
А может быть здесь:
Ницца. Бухта Ангелов
Когда вы его встретите в городе с папкой рисунков подмышкой, с кистями и в берете, то, я думаю, он сможет вам объяснить дорогу к набережной где медведица продает мороженное, где жираф содержит бар и где море в бурю гонит волны вдоль берега. Но вот вспомнит ли он зареванную влюблённую блондинку в парке с босоножками в руках, в платье в горошек с налипшими крошками от бутерброда? Сомневаюсь…