Умерла моя американская бабушка.
91 год, ковид, пневмония, две недели в больнице. Не знаю, привита ли. Затопила жалость, чистая жалость, такая, от которой хочется взять человека на ручки и прижать к себе. Она хотела домой, надеялись сегодня перевести на домашнее лечение. Не хватило сил.
Честно признаться, я не испытывала к ней нежности, отношения у нас не были искренними и личными, несмотря на близость, порожденную обстоятельствами. Как со свекровью сейчас. Всё меня заносит под опеку бабушек, и я всё как подросток протестую и отстраняюсь, но живу в их домах и не могу их любить. И даже с благодарностью удивляюсь, что мой покорёженный эмоциональный аппарат способен выдать хотя бы эту нежную жалость, эту горстку любви уже издалека, осиротевшую, очищенную от бытовых разочарований.
Я почти год жила у них двадцать лет назад. Двадцать чёртовых лет назад. Бабушке уже тогда было за семьдесят, и они сполна давали о себе знать. Просторный дом в поле, с маленьким вторым этажом на две комнатушки - одна моя, в другой не пройти от всякого драгоценного хлама. Армия кошек, которым она раз в день сыпала корм на дорожку возле дома. Дедушка, до сих пор по-мужски красивый, в молодости военный моряк, а теперь исхудалый и привязанный астмой к кислородному баллону. До ковида он не дожил. Бабушка любила его без ума и в молодости, и в старости, и с трепетом рассказывала мне, какие у него были голубые глаза и какой изгиб челки, когда он вернулся со службы. Кто знает, помнила она действительно тот изгиб или свой рассказ о нем, рассказы шли по кругу одни и те же, и оба они были очень медленные, хрупкие, очень пожилые. Добрые к друзьям, готовые считать друзьями всякого, кто не делал зла.
Тело стало меня подводить. Работа перемалывает в труху. Уходят люди, которые как будто были “всегда”, на отсутствии нежности к которым держится мой мир. Ведет за руку тот один человек, которого “всегда” не было, мой маяк, мой проводник. Последний звонок из больницы был вечером, я держала Юрку на коленях, закутанного в полотенце, только что вынутого из ванны. Как я благодарна позвонившей приемной маме, той возможности ответить и себе, что взяла трубку - каково было бы думать сейчас, что больше уже не позвонить? Бабушка увидела Юру, а он всё спрашивал, почему я так неправильно говорю. Вот и они пересеклись. Он забудет, а я постараюсь нет. И запомнить - сегодня было седьмое февраля.