Камикадзе
Если вам улыбки близких,
Не дают покоя ночью
Вы в мозги им, через уши,
Ловко вставьте динамит.
Продолжают улыбаться
И тревожить вашу душу?
Смело жмите на взрыватель,
Прекращайте беспредел!
Девочка была потомственной камикадзе, по материнской линии. Камикадзе - это вам не какой-нибудь подрывник: заминировал и в кусты; камикадзе исключительно в эпицентре, ис-клю-чи-тель-но. Думаете легко? Бабка, прабабка, мать - все кого знала девочка, все владели ремеслом точнонаправленных взрывов с тяжелыми последствиями. Конечно, и среди равных есть лучшие. Вот такой самой-самой лучшей в их семейном деле была конечно бабка. Девочка не знала никого, кто мог бы так эффектно устраивать взрывы. Всё в клочья: люди - в клочья, судьбы - в клочья, сама - в клочья. И так каждый раз.
На утро после взрыва бабка резво, по-военному вставала с кровати, умывалась, чистила зубы, карандашом наносила на лоб боевой раскрас - круто изогнутые коромыслом черные брови и шла дальше. А вокруг нее все взрывы, взрывы. Послужной список бабки был внушительным: трое мужей - двоих сразу и быстро, с третьим получилось сложнее, хитер оказался подлец, не захотел один на один с бабкой, а привел через год себе в подкрепление голубоглазого, озорного мальчишку-сына, а еще через год, нежную, тихую девочку-дочку. Хотя, что может остановить поезд? Ежедневные, небольшие бьющие точно в цель взрывы бабки сделали свое дело. Уже через пять лет мужчина был сильно контужен, дергался от резких звуков, плохо спал, боялся чего-то необъяснимого и что-то необъяснимое подозревал. Еще мужчина этот никому не верил, поэтому лечился только самостоятельно - утром полтора литра «Жигулевского» натощак, потом неглубокий, тревожный сон и к вечеру 0,33 «Пшеничной» до полного обезболивания. Опыт показал, что данное лечение очень эффективное. Потом, естественно из серьезного, у бабки в списке оказался голубоглазый, озорной мальчишка-сын уже с молодой невесткой. Только подготовка к взрыву заняла два года, зато бабахнуло очень феерично - невестку до сих пор взрывной волной носило от мужчины к мужчине, а сынка уже никуда унести было невозможно, ну как же унесет тут, почти полтонны гранита сверху, да еще и клумба с незабудками. А уж по мелочи бабкиных побед и вообще было не счесть - соседки, коллеги по работе, продавцы в магазинах, врачи районной больницы и даже одна молоденькая почтальонша, случайно зашедшая не в нужный подъезд.
Мать по сравнению с бабкой, была совершеннейшей неудачницей. Столько сил в нее вложено было, столько знаний и умений, а все напрасно. На первой же самостоятельной операции, получившей от бабки название «Зять», мать своим преждевременным взрывом лишь вынесла себе мозги, да испортила нежное, воздушное, все в розах свадебное платье, так и не пригодившееся. Враг же не пострадал, только ушел в глухое подполье, а вскоре и вообще исчез окончательно. Оставшись не у дел, мать большую часть времени была тиха и молчалива, часто грустила, много плакала. Иногда, бывая в настроении пыталась что-то взрывать, но наверное больше по привычке, чем от потребности. Ее холостые заряды уже никого не задевали. Да что там задевали, даже не пугали.
После неудачи с матерью, все надежды и чаяния бабки сосредоточились на девочке. Девочка росла смышленой, бабку не подводила. Взрывала не часто, зато очень точно и эффектно. У нее уже угадывался собственный почерк. Бабка гордилась.
Однажды девочка после череды особо удачных взрывов, поддавшись амбициям, решила удивить бабку и устроить фантастическое зрелище, не равное, а желательно превосходящее все, ей до сих пор известные. Выбрала объект, мужчину со странным именем - Девочкина Любовь, тщательно готовилась, все продумала, просчитала, да видимо где-то просчиталась. В последний момент, что-то пошло не так: мужчина сумел увернуться (может, предупредил кто?), остался жив, не считая многочисленных осколочных. А вот девочке повезло гораздо меньше: после своей героической, впрочем, как обычно, гибели она осталась одна с крошечной малышкой на руках и большим острым осколком, постоянно напоминавшем о себе, где то в районе груди…
Малышка тихонько засыпала в своей кроватке, девочка молча сидела рядышком, держа в руке маленькую ручку с нежными, пухлыми пальчиками и мысленно вела с малышкой диалог, - Ты знаешь, это конечно очень почетно, быть камикадзе, ну вот как бабка, прабабка, как я, но это не только почетно, моя любимая, это еще и так… - девочка мысленно подбирала слова, - Это так… девочка снова запнулась, осколок в районе груди как будто решил помочь, поучаствовать в диалоге и кольнул девочку острее, чем обычно. - Это оказывается еще и так больно. Девочка замолчала, но после небольшой паузы, уже вслух продолжила, - Но ничего, ничего, это еще не конец, мы всем им покажем. Всем. Вот только подрастешь. Да, любимая? Думает, сильно повезло ему, что не умер.
Девочка говорила, обращаясь к кому-то далекому и очевидно, хорошо знакомому, и даже не замечала, что плачет. Слезы катились по ее щекам и падали прямо на маленькую ручку с нежными, пухлыми пальчиками. Побеспокоенная малышка заворочалась во сне. Девочка, тут же утерев слезы, сначала тихонечко зашикала над кроваткой, а потом еще тише, как будто пробираясь на оккупированную врагом территорию, запела протяжным, нежным голосом колыбельную:
- Ка-а-ами-и-икадзе, камикадзе-е-е, ве-е-ечность ради одного дня-я-я,
Камикадзе, камикадзе, мое небо любит меня-я-я….
В ее недобром взгляде, устремленном прямо перед собой, потихоньку разгорались искры будущих пожарищ.