Исследование взаимного резонанса поэтических текстов новейшего времени - область, почти полностью открытая лишь в ХХ веке; основные завоевания здесь происходили так или иначе на наших глазах. При этом (конквистадорский метафорический ряд не отпускает) при обследовании нового континента вполне естественно, что внимание ученых поначалу фокусировалось на предметах и явлениях изрядного масштаба: так, в иных типологических областях начинают с крупных хищников и Бог весть когда доберутся до мотыльков. В этом подходе есть логика, но есть и определенные неудобства, связанные с оптическими искажениями.
Дело в том, что - возвращаясь к литературе - мы в основном оперируем иерархиями, доставшимися нам от современников изучаемых авторов, что, в свою очередь, подразумевает более-менее фиксированный ракурс рассмотрения (человек, лишенный чувства вкуса, заговорил бы здесь о платоновской пещере). Здесь дело даже не в сознательном отказе от нутряного удовольствия обнаружить в неновой газете выдающийся текст, подписанный неизвестным именем: просто при предписанном взгляде иные детали теряются - так, глядя на памятник от подножия пьедестала, мудрено рассмотреть выражение его лица.
Требуется определенное умственное усилие, чтобы попробовать вернуть себе свежесть впечатления текстов (утрату которой - на другом материале - некогда постулировал поэт: «Бреду ленивою походкою / И камешек кладу в карман, / Где над редчайшею находкою, / Счастливый, плакал Винкельман!»), - но все равно вряд ли нам суждено в полноте понять чувства брянского мещанина образца 1896 года, утробно хохочущего над нововременским фельетоном, где цитируется брюсовский моностих.
Ниже я печатаю три стихотворения о литературе, объединенных, так сказать, от противного - полной безвестностью (а в одном случае - и анонимностью) их авторов. Эти три варварских и неверных взгляда на общеизвестные предметы любопытны отнюдь не как курьез (ради этого не стоило бы и затеваться), а как дошедшее до нас зафиксированное отражение прямого света, источник которого почти не виден нам сквозь толщу лет.
P.S. Вчера, когда я доделывал этот сюжет, пришла горестная весть о смерти Омри Ронена. Несколько лет назад он напечатал мемуарный текст, где был чрезвычайно впечатляющий фрагмент: «Иногда мне снится, что я умер и навстречу мне выходит Ефим Григорьевич со своим вечным вопросом: “О., почему вы на меня никогда не ссылаетесь?” И я отвечаю ему с загробным смехом: “Э, нет, Е. Г., я на вас сослался - и очень уместно, судя по нашим обстоятельствам. Где тут у вас библиотека?”».
<1>
ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ ПУШКИНА
Ах Боже я поторопился
И на свете не нажился,
Как молния сверкнула:
Прощай Наташа безумная красавица!
Я через тебя от дуэли умираю
И однажды тебя ругаю,
А также и последнее слово завещаю:
Если ты невыйдешь замуж до твоего гроба,
То твое преступление все прощаю!
Не знаю как Бог тебя простит?
Но я свое тело от злобной минуты возвращаю!
Положат твой гроб с моим рядом
И я тебя радостно приму,
Ибо я только любил в жизни тебя одну,
Из-за тебя от быстрой пули
В сию же минуту умираю
И тебя к себе с нетерпением ожидаю!
А пока буду тебя во сне посещать
И ты меня будешь каждую ночь
Во сне меня до гроба провожать…
Ох больно я умираю!
Простите все окружающие друзья,
Знакомые и родные, - я тоже Вам прощаю!
И <в> Страшном суде радостно Вас всех встречаю.
Пушкин скончался в поэтической славе.
<2>
ВИШНЕВЫЙ САД (Художественный театр)
Вишневый сад
Увидел я опять:
В окна деревья глядят!
Цветут! В сад нас манят!
Эй, купец Ермолай!
Сад рубить начинай!
Эй, смотри, не зевай!
Поскорей вырубай!
Новая жизнь началась!
Бодрость откуда взялась?
Аня! с студентом иди!
Смело к счастью иди впереди!
<3>
МЕЧТА
Хочу быть смелым,
Андреем Белым,
С весельем детским
Петь Городецким,
В бреду глубоком,
В размахе грубом
Стать или Блоком
Иль Сологубом.
Хочу подняться
Над горизонтом
И к солнцу мчаться
С самим Бальмонтом.
Но если, - мнится, -
К тому девизу
Не устремиться,
А падать к низу, -
То лучше в сфере
Столицы Невской
Писать в манере
Madame Гриневской.
<1>. Краса природы. Стихи в прозах <так>. Ч. 1. Сочинение Кирилла Ивановича Неграмотного. Киев. <1907>. Настоящее имя автора - Галай Антон Михайлович. <2>. Молодое сердце. Сергея Макаровича. Станица Усть-Медведицкая, Область войска Донского. 1914. Классическая библиография называет настоящее имя автора: Афанасьев Сергей Макарович. Из стихов его первой книги следуют небольшие подробности его биографии: «Сюда приехал я по воле! / И напечатал в «Русском слове» / Что я ищу места: «Учителя, воспитателя, секретаря» / Что я «ищу уроки, репетирую! / Пробный бесплатно!» Никогда не симулирую! / Прямой, правдивый и живой / Я не кривлю нигде душой!» и т. д. (ст-ние «Москва»). <3>. Странный Архип. Шутки жизни. СПб. 1910. Эта маска, по всей вероятности, будет со временем совлечена: слишком уж много намеков разбросано по страницам этой небольшой книжки и слишком тонкое знание петербургской литературной жизни наличествует у автора. Он, по всей вероятности, был сотрудником газеты «Слово», посещал «Религиозно-философские собрания, был усердным читателем литературных новинок. Псевдонимом «Архип» позже подписывался теоретически возможный кандидат в авторы будущий пародист Архангельский, но это все же слишком шаткая гипотеза; вероятно, нужные сведения, как это обычно бывает, придут со временем сами собой.