"БАШНЯ" ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА ПОД ТАЙНЫМ НАДЗОРОМ (начало)
21 декабря 1905 года в верхнем этаже легендарного дома на Таврической проходил званый вечер, журфикс, религиозно-философский диспут - словом, то, что в осеннем петербургском сезоне приобрело имя башенной Среды. Состав регулярных участников к четвертому месяцу существования традиции уже в основном определился: в эту ночь преобладали завсегдатаи: Андрей Белый, Мережковский, Бердяев, Сюннерберг, Рославлев, Пяст1 ; впервые появились вполне ожиданные (ибо большинство присутствующих были с ними хорошо знакомы и даже дружны) П. Соловьева (памятная нам по прошлому сюжету) и Н. Манасеина; дебютировал со стихами Яков Годин и с памфлетом - студент Гидони. Обсуждавшиеся темы («Творящие Странники» и «Страдающий Бог») также были вполне традиционны; но вот завершение вечера оказалось не вполне обычным. Точнее сказать, расходившиеся гости вряд ли заметили что-нибудь настораживающее - но за некоторыми из них с небольшим интервалом последовали соглядатаи. На другой день на стол офицера-аналитика Петербургского охранного отделения лег рапорт:
<1>
«По д. № 25 Таврич. ул. 22го Декабря 1905 г.
Сведение
Таврическая ул д. № 25
В 2 ч. 50 м. утра вышли пятером <так> две барышни и трое мущин, которые сели в карету № 264 и поехали на Саперный пер. д. № 10 в подъезд где один мущина остался в указанном доме а те поехали на В. О. Средний прос. д. № 35 первый подъезд от 7 линии где были оставлены.
Примет лиц ввиду ночного время писать не можем.
В 2 ч. 20 м. утра вышел еще неизвестный который на извозчике поехал на Симбирскую ул. д. № 17, в ворота, где оставлен.
Приметы Среднего роста лет 35... 37... шатен, одет в черное пальто с барашковым воротником барашковая шапка <в> больших кавказских сапогах.
Варламов
Бектаров »2 .
Пока правоохранитель оформляет нужные бумаги (поскольку летучее письмо Варламова с Бектаровым запускает скрипучие причинно-следственные связи), попробуем разобраться, что навлекло внимание государства на посетителей ивановской «башни» и как работает механизм реализации этого внимания.
Охранное отделение, охранка или - официально - «отделение по охранению порядка и спокойствия» - «резервуар душевной гнили и продажности» 3 , «ненавистный для всей интеллигенции термин» 4 , «сток всего нечистого и отравленного в стране» 5 , «демонический синедрион, заседавший у Фонтанки» 6 - одно из подразделений Министерства Внутренних дел со сложной структурой, непрозрачными иерархиями и неясными межведомственными связями; пугающий аппарат политического сыска; источник соблазна7 и трепета для революционера рубежа веков - была, в сущности, столь же ветхим и забюрократизированным учреждением, как и большинство современных ему государственных контор - хотя и с поправкой на известную азартность своих занятий. Первое «охранное отделение» было создано в Петербурге; позже аналог появился в Москве, далее - в некоторых губернских городах; к 1910-м годам их число перевалило за тридцать. Нас преимущественно будет интересовать быт и устройство столичного отделения8 .
Как и любая система, посвященная сбору и обработке информации, «охранка» делилась на две неравные структуры - условно говоря, исследовательскую и аналитическую. Исследовательская, в свою очередь, включала небольшой отряд кабинетных работников, населявших офисное здание на Фонтанке и проглядывавших текущую прессу; выездные бригады перлюстраторов, чьим рабочим местом были «черные комнаты» почтамтов и еще несколько вспомогательных служб.
Главным информационным спонсором служила наиболее обширная и самая законспирированная группа лиц - секретные сотрудники. Мотивы их были разнообразны: часть сделалась таковыми под влиянием шантажа или давления правоохранителей; иные были движимы меркантильными соображениями; кто-то запоздало реализовывал счеты с отвергнувшей их революционной средой. Боязнь «провокаторов» (это слово, не вполне тождественно нынешнему лексическому значению, твердо закреплено за инкорпорированными в революционные кружки соглядатаями) и деятельные операции по их выявлению составляли существенную часть забот революционеров всех направлений; параноидальность отдельных подозрений корреспондировала с чрезвычайной глубиной проникновения шпионов - и приходящее на память имя Азефа здесь не единственное. Начитанный писатель Ирецкий, характеризуя засилье сексотов, припоминал эпизод не слишком тогда известного в России Честертона, а именно тот фрагмент из «Человека, который был четвергом», когда выясняется, что все без исключения участники тайного кружка - переодетые сотрудники полиции9 ; ему вторил не столь просвещенный критик Абрамович: «бывали случаи, когда из двух собравшихся, - оба оказывались охранниками, тотчас же после беседы строчившими друг на друга донос» 10 .
Личность секретного сотрудника держалась в чрезвычайной тайне - как правило, он имел дело только с одним доверенным офицером полиции, с которым встречался на конспиративных квартирах; собственноручных записей старался не оставлять, надиктовывая свои показания; тороватый в скорописи офицер фиксировал услышанное. Через него же добытчику сведений передавалось жалование, на удивление, кстати сказать, небольшое - в среднем он получал 30-50 рублей в месяц и лишь главные звезды шпионажа могли рассчитывать на жалование, превышающее сто рублей.
Другой обширной группой сотрудников были надзиратели охранного отделения. Их местом работы были обыкновенные полицейские участки, но, в отличие от своих тамошних коллег, они интересовались исключительно политической благонадежностью и инспектировали подведомственный район и его обитателей сугубо на этот предмет. В их обязанности входило наблюдение за подозрительными квартирами, просмотр паспортов приезжающих на предмет выявления интересующих охранку лиц, детальное знание местных неблагонадежных и т.д. - своего рода функционал нынешнего участкового, но по идеологической части. Было их на весь Петроград около семидесяти человек.
В тесной связи с ними находились филеры Регистрационного бюро: в их поле зрения попадали приезжие, легально или нелегально избегавшие прописки в полицейском участке. По действовавшим правилам эту процедуру можно было делегировать сотрудникам отеля или содержателю меблированных комнат; если вдруг постоялец просил с этим повременить, отельный персонал немедленно сигнализировал сыщикам - и путешествующего инкогнито негласно брали на заметку.
Особняком стояли силовые службы - прежде всего «Охранная команда», в задачу которой входило физическое сопровождение любых выездов царской семьи, министров и нескольких приближенных к трону людей; после известных покушений число этого отряда доходило до трехсот человек; тайно или явно они пронизывали толпу, встречавшую царя при официальных выездах, обращая внимание на всех, ведущих себя нетипично - кого-то задерживали, а некоторых просто брали на заметку, пополняя таким образом конгломерат стекающихся в отделение сведений.
Способы хранения и систематизации обширной и разнородной информации, стекающейся со всех сторон в охранное отделение, по своему времени весьма прогрессивны и даже изящны. В Петроградском охранном отделении все входящие бумаги первоначально распределялись между обычной и секретной канцеляриями. В первую шли все малозначащие сведения, которые теоретически рано или поздно могли понадобиться - запросы на посещение Царскосельского уезда и Ялтинского уезда Крыма (места царских резиденций), сведения о легальном обращении оружия, переписка о политической благонадежности и т.п.; все серьезные дела хранились в секретной части. Сердцем ее информационного блока была гигантская картотека, куда вливались самые разнородные сведения о лицах, попавших в поле зрения политической полиции. Человек отправлял письмо с неловкими словами - выписка из него попадала на карточку и ставилась в коробку; приятель поминал его в доносе - к карточке добавлялась вторая; писал ли он пламенное стихотворение или рисовал глумливую карикатуру - всякое лыко было в строку и вот уже специальный фотограф незаметно снимал его на улице и все это, пока еще разрозненными листами, попадало в полицейскую базу данных.
Для выявления межличностных отношений там применяли чрезвычайно современную даже по сегодняшним меркам схему визуализации связей (я слышал о чем-то похожем на презентации одного грантоемкого проекта несколько лет назад) - на больших листах рисовались люди в виде кружков, после чего разными цветами маркировались связи между ними: зеленый цвет означал личное знакомство, красный - партийное подчинение и т.д. - в центре этой паутины естественным путем оказывался руководитель подпольной сети. (Вообще, наглядность и удобство для пользователя ставились в тамошней логистике во главе угла - так досье, куда подшивались отчеты, анонсировали содержимое уже цветом обложки - красный, скажем, означал эсеров). Обрабатывающие информацию аналитики, в свою очередь, решали, какому из направлений расследования стоит уделить особое внимание: получив, например, отчет о дневных передвижениях интересующего лица и сопоставив его с данными картотеки, они заказывали дальнейшую разработку одного или всех посещенных объектом адресов. Так, если NN заходил в подъезд, то требовалось получить в полицейском участке (или у дворника) полный список жильцов, по возможности с характеристиками; в свою очередь, если кто-то из них оказывался подозрительным, то за ним тоже устанавливалось наблюдение.
Всю эту оперативную работу выполняли так называемые филеры - и, поскольку сейчас нам придется плотно работать с документами, выходящими из-под их простодушных перьев, придется познакомиться с ними поподробнее.
«Каждую ночь в ворота отделения с Александровского проспекта, озираясь, быстро входили люди с поднятыми воротниками пальто, с нахлобученными шляпами и часто с темными очками. Привратники из особых старых опытных филеров всматривались в них и молча открывали двери. Незнакомому чужому человеку вход был, понятно, закрыт. Филеры входили в особое помещение, где два «нарядчика», два старших сыщика, под наблюдением чиновников, давали филерам «наряды» - поручения на следующий день; тут же, отбирались донесения о работе за сутки. Поручения были обычного порядка: филерам сообщали адрес и приметы лица, за которым нужно было проследить» 11 .
Вероятно, от города к городу и даже от года к году частности этой процедуры варьировались, но основа оставалась прежней. Важным моментом было то, что филер, как правило, не знал истинного имени клиента (или «товара», как было принято выражаться в тамошней среде). В ходу была сложная система кличек, которая присваивалась объекту при первом с ним столкновении (вкупе с подробным описанием внешности) и далее уже служила основным идентификатором для всех оперативных действий; истинное имя знали только в аналитической группе. Клички присваивались интуитивно, но порой весьма метко - так, Бердяев звался «Мохнатый», А. К. Лозина-Лозинский - «Мудрый», А. В. Амфитеатров - «Приезжий», А. В. Руманов - «Морской», П. Е. Щеголев - «Толстый» и т.д.
Сначала филеры записывали свои наблюдения в тетрадки наподобие дневников12 , но в Петербурге к 1905 году в ходу уже были ежедневные рапорты на отдельных листах, которые подшивались в персональную папку объекта, хранившуюся в архиве охранного отделения12а . На обложке интересующего нас сегодня досье выведено большими буквами:
«ТАВРИЧЕСКИЙ»
над этим:
ИВАНОВ Вячеслав Иванов, 39 л., сын Титулярного Советника
и ниже:
Д. № 25 по Таврической ул. кв. № 2414
Но прежде чем мы перейдем к чтению этой папки - пару слов про современное состояние документальной базы.
«Утром 1 марта 1917 г., когда революционные массы вышли на улицы Москвы, когда чиновники самодержавия частью сами оставили свои канцелярии, частью были арестованы, - в Б. Гнездниковском пер. запылал огромный костер. Любопытные увидели во дворе здания б. Московской «охранки» кипы дел, документов, выброшенных кем-то из помещения «охранки». Здесь же горел костер из архивных документов. Толпа расхватывала «на память» документы, брошюры, фотографические карточки революционеров, альбомы и т.п. Трудно было понять, кого в этой толпе было больше, - любопытствующих или бывших охранников, стремившихся, пока не поздно, по возможности скрыть в огне костров следы своего участия в охране рухнувшего самодержавного строя. <…> Как и в Москве, в первые дни Февральской революции, в Петрограде фонды полицейских учреждений, в том числе и департамента полиции, значительно пострадали.
Перед зданием департамента полиции на Фонтанке и на Пантелеймоновской ул. день и ночь горели огромные костры из бумаг, документов, дел, фотографических карточек, выброшенных из окон. В самом помещении большинство шкафов было взломано, и книги, дела, отдельные бумаги грудами покрывали полы огромного здания» 15 .
Причина описанных бесчинств, увы, очевидна - опасаясь разоблачения, революционные вожди (среди которых существенную, кажется, часть составляли люди, находившиеся с охранкой в тех и ли иных отношениях) специально провоцировали свою паству на ликвидацию материальных свидетельств собственного прошлого16 . В результате архивы правоохранительных органов пострадали чрезвычайно - сначала от разграбления, потом от экстренных мер по спасению. 3 мая по специальному распоряжению то, что осталось от архивов, стали развозить по учреждениям Академии наук - часть в Пушкинский дом, часть - в библиотеку. Охрана и разбор не были поставлены должным образом так что когда, спустя несколько лет, начали перевозить материалы в Москву, обнаружили, что часть документов осталась на руках у исследователей (они выдавались на дом) и что некоторые из них не спешат возвращать облюбованные материалы17 .
В результате на сегодняшний день в распоряжении историков имеются чрезвычайно большой и сложноорганизованный архивный фонд Департамента полиции (ГАРФ. Ф. 102), достаточно обширный, хотя и прореженный фонд Московского охранного отделения (ГАРФ. Ф. 63) и совсем небольшой, около 4 тысяч единиц, сильнее прочих пострадавший архив Петроградского охранного отделения (ГАРФ. Ф. 111). Перечень его утрат, о которых стоит сожалеть, весьма обширен - ни внутренней переписки, ни большей части личных дел филеров, ни протоколов обысков не сохранилось18 - но зато есть около трех тысяч текущих журналов с отчетами о наружной слежке. Документы туда подшивались в порядке, обратном хронологическому (чтобы самые актуальные были сверху), а иногда и хаотически; мы же, для удобства, будем следовать параллельно времени.
Итак, «башню» поставили в разработку 21-22 декабря 1905 года; причины этого в точности неизвестны, но догадаться о них возможно - из-за московских событий любое тайное собрание обязано было привлечь внимание политической полиции. 22 декабря два филера проследили за расходящимися гостями «башни» и доставили аналитическому отделу три новых адреса:
а) Саперный пер., д. 10 (высадили одного мужчину)
б) Средний проспект Васильевского Острова (вышли две барышни и двое мужчин)
в) Симбирская ул., д. 17 (туда на извозчике поехал шатен среднего роста)
Механизм розыска был запущен и в ближайшие несколько дней по всем трем адресам были отправлены оперативники. Результаты поступали в течение всей следующей недели:
<2>
«По д. Таврической 25
Пол. Надз. Курицыну
22 Дек. (около 5 утра) две барышни и двое мужчин оставлены в д. № 35 по Ср. Пр. В. О. 1й подъезд от 7 линии они все приехали в одно<й> карете.
Чинов. для поруч. <нрзб>
По приметам будут проживающие в доме № 35 квартире № 21, Иркутский мещанин Сергей Александров Борисов 62 лет; <нрзб - букв. «капиталом»> приб. 28 сентября 905 г. из Пскова, 24 Дек. выб. за границу.
Дружинина Анна Павловна, 42 л., жена надворн. советника, <нрзб- букв. «капиталом»>, - приб. 3 октября 1905 из Пскова, выбыла 27-го за границу.
Барышня будет их знакомая проживающая в этом же доме кв. № 24 Лидия Павловна Шехова 21 г., слушат. В. Ж. Курсов, приб. 26 октября 1905 г. <из> Красного села. Свид. курсов № 2183 на 15 января 1906 г. Живет вместе с родной сестрой Анной 18 лет сл. Ж. Курсов.
Помощ. Надзир. П. Курицын
Паспорт Борисова № 7250 от 26 Октября 1902 г. сроком на 5 лет Мещанск. управа города Иркутска.
Паспорт Дружининой № 111 от 11 Октября 1903 г. без срока, Страхового отдела Хозяйственного Департамента» 19
Похоже, что имена этих гостей Иванова мало что говорили полицейскому департаменту; у нас сведений немногим больше: если про С. А. Борисова существуют некоторые данные20 , то А. П. Дружинина21 и, тем более, Л. П. Шехова в документальных материалов ивановского окружения не встречаются. Следующий же отчет должен был показаться не в пример более перспективным:
<3>
«По д. Таврическ. 25
Пол. надз. Ланге
22 Дек. из Тавр. 25 взяты 2 барышни и 3 мужч. и в карете завезли одного в д. № 10 по Саперному пер. в подъезд (около 4 утра) примет его нет.
Чиновн. для поруч. <нрзб>
Проведенный в 4-м часу ночи на 23-е Декабря в подъезд дома № 10 по Саперному пер. неизвестный, оказался проживающим в означенном доме кв. № 6 потомств. дворян. Николаем Александровичем Бердяевым 31 г. приб. 8 октября с. г. из Киева, сотрудник нескольких газет, при нем любовница жена дворянина Лидия Юдифовна Рапп 33 л. приб. 8 октября с. г. из Харькова, прописана по книжке Харьковской полиции от 12 марта с. г. за № 169 без срока. Бердяев прописан по свид. Киевской гор. полиции от 26 февраля 1899 г. № 387.
Полиц. надзир. Ланге
27 декабря 1905» 22
Имя Николая Александровича Бердяева было превосходно известно в охранном отделении: участник марксистских кружков, политический ссыльный со скандальным характером и мощным административным ресурсом, яростный публицист с запоминающейся внешностью и повадками, - он был давним и высокоценимым объектом полицейской опеки; несмотря на то, что в сохранившейся части архива есть только одно его досье, содержащее данные весны 1903 года23 , можно не сомневаться, что контроль за ним был немедленно возобновлен.
Вероятно, уже этого визитера было достаточно , чтобы обратить на «башню» особое внимание, но тем временем подоспели данные по третьему адресу:
<4>
«По д. Таврич. 25
Пол. Надз. Кудрявцеву Тар.
22 Дек. неиз<вест>ный (около 4 утра) привезен на извозч. в д. № 17 по Симбирской ул. в ворота и там оставлен.
Приметы его: ср. роста, лет 35-37, шатен, одет в черное пальто, с барашковым воротн. барашковая шапка, <в> больших кавказских сапогах.
Чиновн. для поруч. <нрзб>
Проверенный мужчина в д. № 17 по Симбирской ул. согласно описанных примет не проживает, лишь по приметам проживает женщина в кв. № 2 Кириенко-Волешина <так> Елена Отольдовна <так> 55 л. вдова Коллежского Советника, п<аспорт> Таганрогского Окружного суда № 3362 от 11 Декабря 1889 г. без срока приб. 7 Декабря с. г. из Крыма.
Приметы ее: рост средний, волосы коротко стрижены с проседью одета мужское черное с барашковым воротником до колен пальто, и большие кав<каз>ские сапоги, платья из-под пальто не видно. Совершенно похожа на мужчину. Проживает в квартире № 2 в городском училище <у> учительницы Орловой Александре Иосифовны.
Полиц. надз. Кудрявцев
26 декабря 1905
<Приписка карандашом> Телеграммы о проверке документов посланы 27/XII» 24
Читатели, конечно, узнали мать Максимилиана Волошина, знаменитую Пра, бессменную хозяйку и распорядительницу гостеприимного коктебельского дома. Нам, многократно читавшим о ней восторженные (или, как минимум, уважительные) воспоминания, ее манера одеваться, стричься и держать себя по-мужски совсем не в новинку, а вот испытавшие культурный шок филеры отреагировали единственным доступным способом - установили за ней негласное наблюдение25 . Вероятно, в этот же день, 27 декабря, полицейский-канцелярист завел новую папку, на которой написал:
«МУЖЧИНА-ЖЕНЩИНА
Кириенко-Волешина Елена Отольдовна, 55 лет, вдова коллежского советника
Д. № 17 по Симбирской ул. кв. № 2» 26
- в тот же день в ее досье лег первый филерский отчет:
<5>
«28 Декабря 1905 г.
««Мужчина» прожив. в д. № 17 Симбирская улица. Вышла из дома в 12 час 30 м. дня, имея при себе книгу в черном переплете, и поехала в Думскую улицу в д. № 7 парадная где меблированные комнаты, где пробыла 30 м. откуда вышла с упомянутой книгой, только завернуто было в газетную бумагу, и пошла по Екатерининскому каналу в Государственный банк в 4-й отдел где заграничный перевод, пробыла 1 ч. 30 м. откуда вышла и поехала на Невский прос. д. № 22 в контору «Юнкерс» <или Юнкерд> пробыла 20 м. и поехала по Невскому в Гостиный двор в книжный магазин «Вольф», где купила по-видимому книгу, откуда на извозщике возвратилась домой и более выхода не видели.
Ефрем Соколов
Иван Федотов» 27
На другой день, 28-го декабря, в среду, филеры были отправлены проверять оба посещенных Волошиной частных адреса - Думскую и Екатерининский канал; отправившиеся на Думскую оказались нерасторопными и их запоздавший отчет для дальнейших событий непринципиален28 ; второй же экипаж принес неутешительные вести:
<6>
«Полицейскому надзирателю Клейну по д. «Мужчины»
Неизвестная женщина под кличкой «Мужчина» 27 сего Декабря часа в 3 или 4 пополудня заходила в подъезд где меблированные комнаты дома № 80 по Екатерининскому каналу, где пробыла 1 час и 30 минут, установите кого посетила и справку доставьте завтра т.е. 28 сего Декабря к 5 час. пополудня.
Приметы «Мужчины» лет 50-55, среднего роста, волосы седые, стриженая, одета в черный с барашковым воротником сак (похожий на мужское пальто), двухэтажная барашковая шапка, в русских сапогах, похожая на мужчину.
Клейн
Справка : По указанному на обороте адресу, куда 27 сего Декабря на 1 ч. 30 м. заходила наблюдаемая, по негласной справке оказалось, что, она посетила живущего в указанном подъезде в кв. № 8 помощника присяжного поверенного Михаила Павлова Свободина 29 л., правосл. вероисповедания прибывш. 22 Августа с. года из д. № 12 по Офицерской ул., при нем находится жена его - Наталья Леонидова, 23 л. прописан по пасп. кн. Московской части № 137 от 27 мая 1905 года на 23 года.
К этому присовокупляю, что, названный Свободин поддерживает знакомство с живущим в этом же доме в меблированной квартире № 5 комн. № 26 князем Петром Васильевым Бебутовым, 22 лет, Армянин, прибывш. 1 сего Декабря с Кавказа, живущий без определенн. занятий и живущим в комн. № <пропуск> потомственным почетным гражданином Василием Васильевым Кирьяковым, 38 лет; правосл. вероисповедания прибывш. 22 Августа с. года из д. № 12 по Офицерской ул. живущий без занятия. Последний видимо состоит агитатором революционного движения, так как его посещают очень многие разные подозрительные лица в том числе и рабочие, затем во время последних Московских беспорядков упомянутый Кирьяков экстренно уехал в Москву где пробыл несколько дней, кроме того присовокупляю, что Кирьяков очень часто уходит из дома с небольшим ручным саквояжем, иногда видимо довольно тяжелым.
Прописан он по паспортной кн. Подольского гор. Полиц. упр. № 34 от 3 Мая 1896 г. без срока.
<приписка> Послать Московск. Губ. П. Упр. о проверке паспорта Кирьякова
28/XII 05
Помощ. надзир. Клейн
28 декабря 1905 года» 29 .
==
1 Основной источник сведений об этой «среде» - письмо Л. Д. Зиновьевой-Аннибал к М. М. Замятниной 24 декабря 1905 года, фрагменты которого напечатаны в: Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах: Документальные хроники. М. 2009. С. 146 - 147; в этом тексте не упоминается Пяст, присутствие которого устанавливается из его письма к Андрею Белому с совместными воспоминаниями о том, как они после среды «возвращались вместе» (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 236).
2 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 9
3 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 6
4 Штейнберг А. З. Литературный архипелаг. М. 2009. С. 129
5 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 6
6 Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>. С. 15
7 «Рука охранника всегда, днем и ночью, была протянута к революционеру с этими вечными тридцать сребренниками» (Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 5)
8 Сведения контаминированы из следующих источников: Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917; Волков А. Петроградское охранное отделение. Пг. 1917; Осоргин М. А. Охранное отделение и его секреты. М. 1917; Ч<ленов> С. Охранные отделения в последние годы царствования Николая II. <М. 1917>; Жилинский В. Организация и жизнь охранного отделения во времена царской власти // Голос минувшего. 1917. № 9 - 10. С. 247 - 306; Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>; Пильский П. Охрана <на обл.: Охранка> и провокация. Пг. 1917; Ерошкин Н. П. Самодержавие накануне краха. М. 1975. С. 68 - 85; Эренфельд Б. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М. 1983; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. М. 1993; Мулукаев Р. С. Полиция в России (IX <так!> в. - нач. ХХ в.). Нижний Новгород. 1993. С. 57 - 72; Шинджикашвили Д. И. Сыскная полиция царской России в период империализма. Омск. 1973. С. 30 - 33; Членов С. Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М. 1919; Политический сыск в России: история и современность. СПб. 1997; Агентурная работа политической полиции Российской Империи. Сборник документов. 1880 - 1917. М. - СПб. 2006; Перегудова З. И. Политический сыск России (1880 - 1917). М. 2000; Лурье Ф. М. Политический сыск в России. 1649 - 1917. М. - СПб. 2006. В мою задачу отнюдь не входило исчерпывающее знакомство с литературой вопроса; интересующимся рекомендую прежде всего указанный выше и иные труды З. И. Перегудовой.
9 Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>. С. 15
10 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 27
11 Осоргин М. А. Охранное отделение и его секреты. М. 1917. С. 7
12 Одна из них, заполненная в 1894 году, была напечатана в 1908 году с преамбулой:
«<...> если мы не ошибаемся, никогда еще на страницах русской прессы не фигурировали сообщения обыкновенных, профессиональных шпионов, тех таинственных лиц, которых сплошь да рядом видят стоящими на углах, тротуарах, у дверей и окон домов или идущими по стопам подозреваемых лиц <...>
А между тем эти «гороховые пальто», собственно говоря, вляются главными колесами в механизме полицейского государства, они поставляют основные данные, руководствуясь которыми затем делают обыски, устраивают засады, составляются обвинительные акты, засаживают в тюрьмы, ссылают в Сибирь и т.д. и т.п.» (Белоконский И. П. Гороховое пальто // Минувшие годы. 1908. № 9. С. 290).
12а Не исключено, впрочем, что эти методы сосуществовали, ср.: «Все результаты этой слежки филер заносил в книжечку, которая называлась «дневником наружного наблюдения». Здесь описывалось все: где бывает поднадзорный, что делает, с кем встречается, приметы всех лиц, с которыми он встречается. А для охранного отделения филер готовил отчет за день - «филерский листок»» (Ерошкин Н. П. Самодержавие накануне краха. М. 1975. С. 74).
14 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447
15 Максаков В. Архив революции и внешней политики XIX и ХХ в.в. // Архивное дело. Выпуск XIII. 1927. М. 1927. С. 35. Ср. также дневниковую запись З. Гиппиус от 27 февраля: «Окружный Суд, действительно, горит. Разгромлено также Охранное Отделение и дела сожжены» (отсюда); не от С. П. Каблукова ли у нее сведения? Ср.: «Разгром охранного отделения. Разгромлено и подожжено охранное отделение. Все архивы и дела политических уничтожены» (газетная вырезка, вклеенная им под 27-м февраля // Дневник Сергея <так! - правильно «Сергия»> Платоновича Каблукова. Год 1917 // Литературоведческий журнал. 2009. № 24. С. 156).
16 Интересно, что вся куцая люстрация (были напечатаны списки тайных и явных сотрудников Московской охранки) коснулась одного-единственного писателя, будущего Арсения Несмелова, а на тот момент Арсения Митропольского: «Доносил на всех знакомых, раскрывал литературные псевдонимы («Теффи», «Вилли», «Баян» и др.), в том числе всех сотрудников «Семафора»» (Красный А. Тайны охранки. М. Б.г. С. 4); см. также его досье: Членов С. Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М. 1919. С. 71; общий же результат был охарактеризован одним из разоблачителей так: «Оказалось, что все эти лица - участковые и вокзальные полицейские надзиратели, агенты наружного наблюдения (филеры), писцы, извозчики-филеры и служители охранного отделения не имели никакого отношения к существу политического розыска, не проявляли в розыске какой-либо инициативы и представляли собой в этом смысле хотя и необходимую, но, так сказать, чернорабочую силу, исполнявшую служебные функции механически» (Там же. С. 36).
17 Подробнее о тяжбе между П. Е. Щеголевым и А. А. Шиловым с одной стороны и Л. К. Ильинским с другой из-за материалов Бакунина см.: Максаков В. Архив революции и внешней политики XIX и ХХ в.в. // Архивное дело. Выпуск XIII. 1927. М. 1927. С. 36 - 38.
18 Часть этих документов будет неизбежно выявлена по копиям, отправлявшимся в департамент полиции - но это занятие весьма времяемкое, хотя и увлекательное и я, предполагая этим заняться, не обещаю быстрых результатов.
19 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 10
20 Борисов Сергей Александрович - упомянутый Пястом среди гостей «башни» («бывал в тот год у Вячеслава Иванова часто и один ученый вовсе не гуманитарной профессии, - кажется, бывший профессор Борисов» (Пяст В. Встречи. М. 1997. С. 48); муж Н. П. Анненковой-Бернар (им обоим посвящено ст-ние Иванова «Напутствие», написанное ко дню их свадьбы; см., впрочем, легкомысленное предположение, что «Нина вышла замуж затем, чтобы опять испытать острое удовольствие адюльтера» - мнение Нувеля передает Иванов в письме к Зиновьевой-Аннибал в письме 1 августа 1906 года; цит. по: Богомолов Н. А. Петербургские гафизиты // Серебряный век в России. Избранные страницы. М. 1993. С. 185 - 186); несколько его посещений «башни» (в т.ч. одна полемика с Розановым) зафиксированы в: Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах: Документальные хроники. М. 2009 (ук.)); сохранились его письма к Иванову: РГБ. Ф. 109. Карт. 13. Ед. хр. 60.
21 Женщина с таким именем встречается в адресных книгах СПб, но с жительством на Загородном проспекте, 21; никаких сведений о посещении ею «башни» (кроме комментируемого отчета) не сохранилось; возможно, она входила в круг лиц, сопровождавших А. И. Гидони (см. прим. 000)
22 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 14. Адрес, по которому проживал Бердяев - один из самых литературно-философски насыщенных в Санкт-Петербурге: там (кв. 6) располагалась контора журнала «Вопросы жизни», это - первый петербургский адрес Ремизовых, там же (правда, попозже) в кв. 33 жили Т. Н. и Н. Н. Гиппиус. Один из его постояльцев (тоже из числа гостей «башни») вспоминал почти полвека спустя: «Дом № 10 по Саперному переулку в Петербурге принадлежал отставному полковнику Павлу Владимировичу Родзянко - брату председателя Государственной Думы. В этом огромном доме с тремя внутренними дворами жили с самой японской войны Н. А. Бердяев, Г. И. Чулков, А. В. Карташев, Н. А. Тэффи и пишущий эти строки. Бердяев жил в передней, выходящей на улицу, квартире и при том помнится, совсем по барски, в бель-этаже. Чулков жил значительно поскромнее, в первом дворе, но тоже в одном из нижних, то есть уважаемых этажей. Карташев и Тэффи жили во втором дворе и в третьем этаже. Квартирки их выходили на ту же площадку. Что касается меня, то я снимал трехкомнатную квартирку рядом с Карташевым» (Галич Л. Федор Сологуб // Новое русское слово. 1947. 7 декабря. № 13 009. С. 2).
23 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 303; здесь он зовется «Лохматым» (а в 1905 году - «Мохнатым»); предприимчивый филер затесался в толпу провожающих и торопливо фиксировал: «на вокзале собралось провожать около 15 человек --- с которыми Лохматый прощался и говорил досвидание <так>, что скоро увидимся (с мущинами целовался)» (Л. 22 об.)
24 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 12
25 Вряд ли сыграла в этом роль политически благонадежная личность приютившей ее леди: Орлова Александра Иосифовна (урожд. Бедункевич, во втором браке Лукьянчикова; 1876- ?), преподавательница женского городского начального училища; эпизодическая гостья биографии Волошина, безнадежно в него влюбленная и именуемая им «Орлишка»; знакомая ему и его матери по Коктебелю (где отдыхала в 1902, 1903 и 1907 годах); нечастая, но регулярная посетительница Сологуба (иногда вместе с Волошиным; см.: Сологуб Ф. Записи о посещении разных лиц // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 81); навещала «башню» в конце 1905 - начале 1906 года в те же дни, что и Давиденко (см. ниже); Волошин и его мать регулярно останавливались в ее петербургской квартире (см., например, письмо Волошина к жене, помеченное «кв. Орловой». - Максимилиан Волошин в Петербурге: осень 1906. Письма к М. В. Сабашниковой. Публикация В. П. Купченко // Минувшее. Исторический альманах. 21. М. - СПб. 1997. С. 300).
26 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1683. Написание «Волешина» через «е» сохранится во всех полицейских документах, связанных с нею.
27 Там же. Л. 2
28 «По д. «Мужчины-женщины»
Полиц. надзир. Резелеру
28 Декабря, в час дня, «Мужчина» заходила на 30 мин. в подъезд, где меблированный комнаты, д. № 7 по Думской ул., имея при себе книгу в черном переплете.
Ее приметы: сред. роста, лет 50, волосы седые, стриженная, лицо продолговатое, красноватое, одета в черный ниже колен сак с барашковым воротником, двухэтажную с проломом черную барашковую шапку, русские сапоги, иногда носит светлое пенсне.
29/XII 905 г.
Справка. Женщина-мужчина 28 Декабря 1905 г. проведена в подъезд д № 7 по Думской ул. где посетила проживающих в меблированных комнатах Сахаровой: вдову подполковника Елизавету Николаеву Давиденко 36 прописан. по паспорту управления Луганского Патронного завода, от 1 октября 1904 г. за № 3978, дочь священника, Марию Николаевну Попову, 25 л., обе прибыли 14 Октября с. г. из д. № 27 Екатерининского канала и отставного Коллежского асессора Анатолия Николаева Клопова, 44 лет, прибывшего 15 Октября с. г. из Любани, где имеет имение и куда временно 28го сего Декабря выбыл до первых чисел января 1906 г.
Означенные Давиденко, Попова, Клопов имеют две пишущие машинки, на которых даже ночью работают. Вообще означенных лиц посещают многие интеллигентные лица.
Помощ. надз. Резелер
30 Декабря 1905 г.» (Там же. Л. 2). Давиденко Елизавета Николаевна (1867 - после 1918) - художница, приятельница Волошина; в частности, его парижская соседка и спутница в испанском путешествии 1901 года (см. в очерке «О самом себе»: Воспоминания о Максимилиане Волошине. М. 1990. С. 41); ближайшая подруга Е. Кругликовой, снимавшая с ней на паях мастерскую в Париже (за что были удостоены от Волошина объединяющего прозвища «Кругливиденко» (см. прим. А. В. Лаврова и В. П. Купченко в работе: Письма М. Волошина к матери // Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. III. СПб. 2003. С. 264); на «башне» она была замечена в новогоднюю ночь 1906 года и, возможно, 1-го февраля 1906 года; последние сведения о ней относятся к 1918 году, когда она организовала в Петрограде театр марионеток (Смирнова Н. И. Советский театр кукол. 1918-1932. М., 1963. С. 93); о двух других лицах сведений у меня не имеется.
29 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1683. Л. 7 - 8 об.
==
Окончание - здесь
<1>
«По д. № 25 Таврич. ул. 22го Декабря 1905 г.
Сведение
Таврическая ул д. № 25
В 2 ч. 50 м. утра вышли пятером <так> две барышни и трое мущин, которые сели в карету № 264 и поехали на Саперный пер. д. № 10 в подъезд где один мущина остался в указанном доме а те поехали на В. О. Средний прос. д. № 35 первый подъезд от 7 линии где были оставлены.
Примет лиц ввиду ночного время писать не можем.
В 2 ч. 20 м. утра вышел еще неизвестный который на извозчике поехал на Симбирскую ул. д. № 17, в ворота, где оставлен.
Приметы Среднего роста лет 35... 37... шатен, одет в черное пальто с барашковым воротником барашковая шапка <в> больших кавказских сапогах.
Варламов
Бектаров »2 .
Пока правоохранитель оформляет нужные бумаги (поскольку летучее письмо Варламова с Бектаровым запускает скрипучие причинно-следственные связи), попробуем разобраться, что навлекло внимание государства на посетителей ивановской «башни» и как работает механизм реализации этого внимания.
Охранное отделение, охранка или - официально - «отделение по охранению порядка и спокойствия» - «резервуар душевной гнили и продажности» 3 , «ненавистный для всей интеллигенции термин» 4 , «сток всего нечистого и отравленного в стране» 5 , «демонический синедрион, заседавший у Фонтанки» 6 - одно из подразделений Министерства Внутренних дел со сложной структурой, непрозрачными иерархиями и неясными межведомственными связями; пугающий аппарат политического сыска; источник соблазна7 и трепета для революционера рубежа веков - была, в сущности, столь же ветхим и забюрократизированным учреждением, как и большинство современных ему государственных контор - хотя и с поправкой на известную азартность своих занятий. Первое «охранное отделение» было создано в Петербурге; позже аналог появился в Москве, далее - в некоторых губернских городах; к 1910-м годам их число перевалило за тридцать. Нас преимущественно будет интересовать быт и устройство столичного отделения8 .
Как и любая система, посвященная сбору и обработке информации, «охранка» делилась на две неравные структуры - условно говоря, исследовательскую и аналитическую. Исследовательская, в свою очередь, включала небольшой отряд кабинетных работников, населявших офисное здание на Фонтанке и проглядывавших текущую прессу; выездные бригады перлюстраторов, чьим рабочим местом были «черные комнаты» почтамтов и еще несколько вспомогательных служб.
Главным информационным спонсором служила наиболее обширная и самая законспирированная группа лиц - секретные сотрудники. Мотивы их были разнообразны: часть сделалась таковыми под влиянием шантажа или давления правоохранителей; иные были движимы меркантильными соображениями; кто-то запоздало реализовывал счеты с отвергнувшей их революционной средой. Боязнь «провокаторов» (это слово, не вполне тождественно нынешнему лексическому значению, твердо закреплено за инкорпорированными в революционные кружки соглядатаями) и деятельные операции по их выявлению составляли существенную часть забот революционеров всех направлений; параноидальность отдельных подозрений корреспондировала с чрезвычайной глубиной проникновения шпионов - и приходящее на память имя Азефа здесь не единственное. Начитанный писатель Ирецкий, характеризуя засилье сексотов, припоминал эпизод не слишком тогда известного в России Честертона, а именно тот фрагмент из «Человека, который был четвергом», когда выясняется, что все без исключения участники тайного кружка - переодетые сотрудники полиции9 ; ему вторил не столь просвещенный критик Абрамович: «бывали случаи, когда из двух собравшихся, - оба оказывались охранниками, тотчас же после беседы строчившими друг на друга донос» 10 .
Личность секретного сотрудника держалась в чрезвычайной тайне - как правило, он имел дело только с одним доверенным офицером полиции, с которым встречался на конспиративных квартирах; собственноручных записей старался не оставлять, надиктовывая свои показания; тороватый в скорописи офицер фиксировал услышанное. Через него же добытчику сведений передавалось жалование, на удивление, кстати сказать, небольшое - в среднем он получал 30-50 рублей в месяц и лишь главные звезды шпионажа могли рассчитывать на жалование, превышающее сто рублей.
Другой обширной группой сотрудников были надзиратели охранного отделения. Их местом работы были обыкновенные полицейские участки, но, в отличие от своих тамошних коллег, они интересовались исключительно политической благонадежностью и инспектировали подведомственный район и его обитателей сугубо на этот предмет. В их обязанности входило наблюдение за подозрительными квартирами, просмотр паспортов приезжающих на предмет выявления интересующих охранку лиц, детальное знание местных неблагонадежных и т.д. - своего рода функционал нынешнего участкового, но по идеологической части. Было их на весь Петроград около семидесяти человек.
В тесной связи с ними находились филеры Регистрационного бюро: в их поле зрения попадали приезжие, легально или нелегально избегавшие прописки в полицейском участке. По действовавшим правилам эту процедуру можно было делегировать сотрудникам отеля или содержателю меблированных комнат; если вдруг постоялец просил с этим повременить, отельный персонал немедленно сигнализировал сыщикам - и путешествующего инкогнито негласно брали на заметку.
Особняком стояли силовые службы - прежде всего «Охранная команда», в задачу которой входило физическое сопровождение любых выездов царской семьи, министров и нескольких приближенных к трону людей; после известных покушений число этого отряда доходило до трехсот человек; тайно или явно они пронизывали толпу, встречавшую царя при официальных выездах, обращая внимание на всех, ведущих себя нетипично - кого-то задерживали, а некоторых просто брали на заметку, пополняя таким образом конгломерат стекающихся в отделение сведений.
Способы хранения и систематизации обширной и разнородной информации, стекающейся со всех сторон в охранное отделение, по своему времени весьма прогрессивны и даже изящны. В Петроградском охранном отделении все входящие бумаги первоначально распределялись между обычной и секретной канцеляриями. В первую шли все малозначащие сведения, которые теоретически рано или поздно могли понадобиться - запросы на посещение Царскосельского уезда и Ялтинского уезда Крыма (места царских резиденций), сведения о легальном обращении оружия, переписка о политической благонадежности и т.п.; все серьезные дела хранились в секретной части. Сердцем ее информационного блока была гигантская картотека, куда вливались самые разнородные сведения о лицах, попавших в поле зрения политической полиции. Человек отправлял письмо с неловкими словами - выписка из него попадала на карточку и ставилась в коробку; приятель поминал его в доносе - к карточке добавлялась вторая; писал ли он пламенное стихотворение или рисовал глумливую карикатуру - всякое лыко было в строку и вот уже специальный фотограф незаметно снимал его на улице и все это, пока еще разрозненными листами, попадало в полицейскую базу данных.
Для выявления межличностных отношений там применяли чрезвычайно современную даже по сегодняшним меркам схему визуализации связей (я слышал о чем-то похожем на презентации одного грантоемкого проекта несколько лет назад) - на больших листах рисовались люди в виде кружков, после чего разными цветами маркировались связи между ними: зеленый цвет означал личное знакомство, красный - партийное подчинение и т.д. - в центре этой паутины естественным путем оказывался руководитель подпольной сети. (Вообще, наглядность и удобство для пользователя ставились в тамошней логистике во главе угла - так досье, куда подшивались отчеты, анонсировали содержимое уже цветом обложки - красный, скажем, означал эсеров). Обрабатывающие информацию аналитики, в свою очередь, решали, какому из направлений расследования стоит уделить особое внимание: получив, например, отчет о дневных передвижениях интересующего лица и сопоставив его с данными картотеки, они заказывали дальнейшую разработку одного или всех посещенных объектом адресов. Так, если NN заходил в подъезд, то требовалось получить в полицейском участке (или у дворника) полный список жильцов, по возможности с характеристиками; в свою очередь, если кто-то из них оказывался подозрительным, то за ним тоже устанавливалось наблюдение.
Всю эту оперативную работу выполняли так называемые филеры - и, поскольку сейчас нам придется плотно работать с документами, выходящими из-под их простодушных перьев, придется познакомиться с ними поподробнее.
«Каждую ночь в ворота отделения с Александровского проспекта, озираясь, быстро входили люди с поднятыми воротниками пальто, с нахлобученными шляпами и часто с темными очками. Привратники из особых старых опытных филеров всматривались в них и молча открывали двери. Незнакомому чужому человеку вход был, понятно, закрыт. Филеры входили в особое помещение, где два «нарядчика», два старших сыщика, под наблюдением чиновников, давали филерам «наряды» - поручения на следующий день; тут же, отбирались донесения о работе за сутки. Поручения были обычного порядка: филерам сообщали адрес и приметы лица, за которым нужно было проследить» 11 .
Вероятно, от города к городу и даже от года к году частности этой процедуры варьировались, но основа оставалась прежней. Важным моментом было то, что филер, как правило, не знал истинного имени клиента (или «товара», как было принято выражаться в тамошней среде). В ходу была сложная система кличек, которая присваивалась объекту при первом с ним столкновении (вкупе с подробным описанием внешности) и далее уже служила основным идентификатором для всех оперативных действий; истинное имя знали только в аналитической группе. Клички присваивались интуитивно, но порой весьма метко - так, Бердяев звался «Мохнатый», А. К. Лозина-Лозинский - «Мудрый», А. В. Амфитеатров - «Приезжий», А. В. Руманов - «Морской», П. Е. Щеголев - «Толстый» и т.д.
Сначала филеры записывали свои наблюдения в тетрадки наподобие дневников12 , но в Петербурге к 1905 году в ходу уже были ежедневные рапорты на отдельных листах, которые подшивались в персональную папку объекта, хранившуюся в архиве охранного отделения12а . На обложке интересующего нас сегодня досье выведено большими буквами:
«ТАВРИЧЕСКИЙ»
над этим:
ИВАНОВ Вячеслав Иванов, 39 л., сын Титулярного Советника
и ниже:
Д. № 25 по Таврической ул. кв. № 2414
Но прежде чем мы перейдем к чтению этой папки - пару слов про современное состояние документальной базы.
«Утром 1 марта 1917 г., когда революционные массы вышли на улицы Москвы, когда чиновники самодержавия частью сами оставили свои канцелярии, частью были арестованы, - в Б. Гнездниковском пер. запылал огромный костер. Любопытные увидели во дворе здания б. Московской «охранки» кипы дел, документов, выброшенных кем-то из помещения «охранки». Здесь же горел костер из архивных документов. Толпа расхватывала «на память» документы, брошюры, фотографические карточки революционеров, альбомы и т.п. Трудно было понять, кого в этой толпе было больше, - любопытствующих или бывших охранников, стремившихся, пока не поздно, по возможности скрыть в огне костров следы своего участия в охране рухнувшего самодержавного строя. <…> Как и в Москве, в первые дни Февральской революции, в Петрограде фонды полицейских учреждений, в том числе и департамента полиции, значительно пострадали.
Перед зданием департамента полиции на Фонтанке и на Пантелеймоновской ул. день и ночь горели огромные костры из бумаг, документов, дел, фотографических карточек, выброшенных из окон. В самом помещении большинство шкафов было взломано, и книги, дела, отдельные бумаги грудами покрывали полы огромного здания» 15 .
Причина описанных бесчинств, увы, очевидна - опасаясь разоблачения, революционные вожди (среди которых существенную, кажется, часть составляли люди, находившиеся с охранкой в тех и ли иных отношениях) специально провоцировали свою паству на ликвидацию материальных свидетельств собственного прошлого16 . В результате архивы правоохранительных органов пострадали чрезвычайно - сначала от разграбления, потом от экстренных мер по спасению. 3 мая по специальному распоряжению то, что осталось от архивов, стали развозить по учреждениям Академии наук - часть в Пушкинский дом, часть - в библиотеку. Охрана и разбор не были поставлены должным образом так что когда, спустя несколько лет, начали перевозить материалы в Москву, обнаружили, что часть документов осталась на руках у исследователей (они выдавались на дом) и что некоторые из них не спешат возвращать облюбованные материалы17 .
В результате на сегодняшний день в распоряжении историков имеются чрезвычайно большой и сложноорганизованный архивный фонд Департамента полиции (ГАРФ. Ф. 102), достаточно обширный, хотя и прореженный фонд Московского охранного отделения (ГАРФ. Ф. 63) и совсем небольшой, около 4 тысяч единиц, сильнее прочих пострадавший архив Петроградского охранного отделения (ГАРФ. Ф. 111). Перечень его утрат, о которых стоит сожалеть, весьма обширен - ни внутренней переписки, ни большей части личных дел филеров, ни протоколов обысков не сохранилось18 - но зато есть около трех тысяч текущих журналов с отчетами о наружной слежке. Документы туда подшивались в порядке, обратном хронологическому (чтобы самые актуальные были сверху), а иногда и хаотически; мы же, для удобства, будем следовать параллельно времени.
Итак, «башню» поставили в разработку 21-22 декабря 1905 года; причины этого в точности неизвестны, но догадаться о них возможно - из-за московских событий любое тайное собрание обязано было привлечь внимание политической полиции. 22 декабря два филера проследили за расходящимися гостями «башни» и доставили аналитическому отделу три новых адреса:
а) Саперный пер., д. 10 (высадили одного мужчину)
б) Средний проспект Васильевского Острова (вышли две барышни и двое мужчин)
в) Симбирская ул., д. 17 (туда на извозчике поехал шатен среднего роста)
Механизм розыска был запущен и в ближайшие несколько дней по всем трем адресам были отправлены оперативники. Результаты поступали в течение всей следующей недели:
<2>
«По д. Таврической 25
Пол. Надз. Курицыну
22 Дек. (около 5 утра) две барышни и двое мужчин оставлены в д. № 35 по Ср. Пр. В. О. 1й подъезд от 7 линии они все приехали в одно<й> карете.
Чинов. для поруч. <нрзб>
По приметам будут проживающие в доме № 35 квартире № 21, Иркутский мещанин Сергей Александров Борисов 62 лет; <нрзб - букв. «капиталом»> приб. 28 сентября 905 г. из Пскова, 24 Дек. выб. за границу.
Дружинина Анна Павловна, 42 л., жена надворн. советника, <нрзб- букв. «капиталом»>, - приб. 3 октября 1905 из Пскова, выбыла 27-го за границу.
Барышня будет их знакомая проживающая в этом же доме кв. № 24 Лидия Павловна Шехова 21 г., слушат. В. Ж. Курсов, приб. 26 октября 1905 г. <из> Красного села. Свид. курсов № 2183 на 15 января 1906 г. Живет вместе с родной сестрой Анной 18 лет сл. Ж. Курсов.
Помощ. Надзир. П. Курицын
Паспорт Борисова № 7250 от 26 Октября 1902 г. сроком на 5 лет Мещанск. управа города Иркутска.
Паспорт Дружининой № 111 от 11 Октября 1903 г. без срока, Страхового отдела Хозяйственного Департамента» 19
Похоже, что имена этих гостей Иванова мало что говорили полицейскому департаменту; у нас сведений немногим больше: если про С. А. Борисова существуют некоторые данные20 , то А. П. Дружинина21 и, тем более, Л. П. Шехова в документальных материалов ивановского окружения не встречаются. Следующий же отчет должен был показаться не в пример более перспективным:
<3>
«По д. Таврическ. 25
Пол. надз. Ланге
22 Дек. из Тавр. 25 взяты 2 барышни и 3 мужч. и в карете завезли одного в д. № 10 по Саперному пер. в подъезд (около 4 утра) примет его нет.
Чиновн. для поруч. <нрзб>
Проведенный в 4-м часу ночи на 23-е Декабря в подъезд дома № 10 по Саперному пер. неизвестный, оказался проживающим в означенном доме кв. № 6 потомств. дворян. Николаем Александровичем Бердяевым 31 г. приб. 8 октября с. г. из Киева, сотрудник нескольких газет, при нем любовница жена дворянина Лидия Юдифовна Рапп 33 л. приб. 8 октября с. г. из Харькова, прописана по книжке Харьковской полиции от 12 марта с. г. за № 169 без срока. Бердяев прописан по свид. Киевской гор. полиции от 26 февраля 1899 г. № 387.
Полиц. надзир. Ланге
27 декабря 1905» 22
Имя Николая Александровича Бердяева было превосходно известно в охранном отделении: участник марксистских кружков, политический ссыльный со скандальным характером и мощным административным ресурсом, яростный публицист с запоминающейся внешностью и повадками, - он был давним и высокоценимым объектом полицейской опеки; несмотря на то, что в сохранившейся части архива есть только одно его досье, содержащее данные весны 1903 года23 , можно не сомневаться, что контроль за ним был немедленно возобновлен.
Вероятно, уже этого визитера было достаточно , чтобы обратить на «башню» особое внимание, но тем временем подоспели данные по третьему адресу:
<4>
«По д. Таврич. 25
Пол. Надз. Кудрявцеву Тар.
22 Дек. неиз<вест>ный (около 4 утра) привезен на извозч. в д. № 17 по Симбирской ул. в ворота и там оставлен.
Приметы его: ср. роста, лет 35-37, шатен, одет в черное пальто, с барашковым воротн. барашковая шапка, <в> больших кавказских сапогах.
Чиновн. для поруч. <нрзб>
Проверенный мужчина в д. № 17 по Симбирской ул. согласно описанных примет не проживает, лишь по приметам проживает женщина в кв. № 2 Кириенко-Волешина <так> Елена Отольдовна <так> 55 л. вдова Коллежского Советника, п<аспорт> Таганрогского Окружного суда № 3362 от 11 Декабря 1889 г. без срока приб. 7 Декабря с. г. из Крыма.
Приметы ее: рост средний, волосы коротко стрижены с проседью одета мужское черное с барашковым воротником до колен пальто, и большие кав<каз>ские сапоги, платья из-под пальто не видно. Совершенно похожа на мужчину. Проживает в квартире № 2 в городском училище <у> учительницы Орловой Александре Иосифовны.
Полиц. надз. Кудрявцев
26 декабря 1905
<Приписка карандашом> Телеграммы о проверке документов посланы 27/XII» 24
Читатели, конечно, узнали мать Максимилиана Волошина, знаменитую Пра, бессменную хозяйку и распорядительницу гостеприимного коктебельского дома. Нам, многократно читавшим о ней восторженные (или, как минимум, уважительные) воспоминания, ее манера одеваться, стричься и держать себя по-мужски совсем не в новинку, а вот испытавшие культурный шок филеры отреагировали единственным доступным способом - установили за ней негласное наблюдение25 . Вероятно, в этот же день, 27 декабря, полицейский-канцелярист завел новую папку, на которой написал:
«МУЖЧИНА-ЖЕНЩИНА
Кириенко-Волешина Елена Отольдовна, 55 лет, вдова коллежского советника
Д. № 17 по Симбирской ул. кв. № 2» 26
- в тот же день в ее досье лег первый филерский отчет:
<5>
«28 Декабря 1905 г.
««Мужчина» прожив. в д. № 17 Симбирская улица. Вышла из дома в 12 час 30 м. дня, имея при себе книгу в черном переплете, и поехала в Думскую улицу в д. № 7 парадная где меблированные комнаты, где пробыла 30 м. откуда вышла с упомянутой книгой, только завернуто было в газетную бумагу, и пошла по Екатерининскому каналу в Государственный банк в 4-й отдел где заграничный перевод, пробыла 1 ч. 30 м. откуда вышла и поехала на Невский прос. д. № 22 в контору «Юнкерс» <или Юнкерд> пробыла 20 м. и поехала по Невскому в Гостиный двор в книжный магазин «Вольф», где купила по-видимому книгу, откуда на извозщике возвратилась домой и более выхода не видели.
Ефрем Соколов
Иван Федотов» 27
На другой день, 28-го декабря, в среду, филеры были отправлены проверять оба посещенных Волошиной частных адреса - Думскую и Екатерининский канал; отправившиеся на Думскую оказались нерасторопными и их запоздавший отчет для дальнейших событий непринципиален28 ; второй же экипаж принес неутешительные вести:
<6>
«Полицейскому надзирателю Клейну по д. «Мужчины»
Неизвестная женщина под кличкой «Мужчина» 27 сего Декабря часа в 3 или 4 пополудня заходила в подъезд где меблированные комнаты дома № 80 по Екатерининскому каналу, где пробыла 1 час и 30 минут, установите кого посетила и справку доставьте завтра т.е. 28 сего Декабря к 5 час. пополудня.
Приметы «Мужчины» лет 50-55, среднего роста, волосы седые, стриженая, одета в черный с барашковым воротником сак (похожий на мужское пальто), двухэтажная барашковая шапка, в русских сапогах, похожая на мужчину.
Клейн
Справка : По указанному на обороте адресу, куда 27 сего Декабря на 1 ч. 30 м. заходила наблюдаемая, по негласной справке оказалось, что, она посетила живущего в указанном подъезде в кв. № 8 помощника присяжного поверенного Михаила Павлова Свободина 29 л., правосл. вероисповедания прибывш. 22 Августа с. года из д. № 12 по Офицерской ул., при нем находится жена его - Наталья Леонидова, 23 л. прописан по пасп. кн. Московской части № 137 от 27 мая 1905 года на 23 года.
К этому присовокупляю, что, названный Свободин поддерживает знакомство с живущим в этом же доме в меблированной квартире № 5 комн. № 26 князем Петром Васильевым Бебутовым, 22 лет, Армянин, прибывш. 1 сего Декабря с Кавказа, живущий без определенн. занятий и живущим в комн. № <пропуск> потомственным почетным гражданином Василием Васильевым Кирьяковым, 38 лет; правосл. вероисповедания прибывш. 22 Августа с. года из д. № 12 по Офицерской ул. живущий без занятия. Последний видимо состоит агитатором революционного движения, так как его посещают очень многие разные подозрительные лица в том числе и рабочие, затем во время последних Московских беспорядков упомянутый Кирьяков экстренно уехал в Москву где пробыл несколько дней, кроме того присовокупляю, что Кирьяков очень часто уходит из дома с небольшим ручным саквояжем, иногда видимо довольно тяжелым.
Прописан он по паспортной кн. Подольского гор. Полиц. упр. № 34 от 3 Мая 1896 г. без срока.
<приписка> Послать Московск. Губ. П. Упр. о проверке паспорта Кирьякова
28/XII 05
Помощ. надзир. Клейн
28 декабря 1905 года» 29 .
==
1 Основной источник сведений об этой «среде» - письмо Л. Д. Зиновьевой-Аннибал к М. М. Замятниной 24 декабря 1905 года, фрагменты которого напечатаны в: Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах: Документальные хроники. М. 2009. С. 146 - 147; в этом тексте не упоминается Пяст, присутствие которого устанавливается из его письма к Андрею Белому с совместными воспоминаниями о том, как они после среды «возвращались вместе» (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 236).
2 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 9
3 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 6
4 Штейнберг А. З. Литературный архипелаг. М. 2009. С. 129
5 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 6
6 Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>. С. 15
7 «Рука охранника всегда, днем и ночью, была протянута к революционеру с этими вечными тридцать сребренниками» (Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 5)
8 Сведения контаминированы из следующих источников: Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917; Волков А. Петроградское охранное отделение. Пг. 1917; Осоргин М. А. Охранное отделение и его секреты. М. 1917; Ч<ленов> С. Охранные отделения в последние годы царствования Николая II. <М. 1917>; Жилинский В. Организация и жизнь охранного отделения во времена царской власти // Голос минувшего. 1917. № 9 - 10. С. 247 - 306; Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>; Пильский П. Охрана <на обл.: Охранка> и провокация. Пг. 1917; Ерошкин Н. П. Самодержавие накануне краха. М. 1975. С. 68 - 85; Эренфельд Б. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М. 1983; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. М. 1993; Мулукаев Р. С. Полиция в России (IX <так!> в. - нач. ХХ в.). Нижний Новгород. 1993. С. 57 - 72; Шинджикашвили Д. И. Сыскная полиция царской России в период империализма. Омск. 1973. С. 30 - 33; Членов С. Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М. 1919; Политический сыск в России: история и современность. СПб. 1997; Агентурная работа политической полиции Российской Империи. Сборник документов. 1880 - 1917. М. - СПб. 2006; Перегудова З. И. Политический сыск России (1880 - 1917). М. 2000; Лурье Ф. М. Политический сыск в России. 1649 - 1917. М. - СПб. 2006. В мою задачу отнюдь не входило исчерпывающее знакомство с литературой вопроса; интересующимся рекомендую прежде всего указанный выше и иные труды З. И. Перегудовой.
9 Ирецкий В. Я. Охранка (страница русской истории). Пг. <1917>. С. 15
10 Абрамович Н. Революционное подполье и охранное отделение. <М>. 1917. С. 27
11 Осоргин М. А. Охранное отделение и его секреты. М. 1917. С. 7
12 Одна из них, заполненная в 1894 году, была напечатана в 1908 году с преамбулой:
«<...> если мы не ошибаемся, никогда еще на страницах русской прессы не фигурировали сообщения обыкновенных, профессиональных шпионов, тех таинственных лиц, которых сплошь да рядом видят стоящими на углах, тротуарах, у дверей и окон домов или идущими по стопам подозреваемых лиц <...>
А между тем эти «гороховые пальто», собственно говоря, вляются главными колесами в механизме полицейского государства, они поставляют основные данные, руководствуясь которыми затем делают обыски, устраивают засады, составляются обвинительные акты, засаживают в тюрьмы, ссылают в Сибирь и т.д. и т.п.» (Белоконский И. П. Гороховое пальто // Минувшие годы. 1908. № 9. С. 290).
12а Не исключено, впрочем, что эти методы сосуществовали, ср.: «Все результаты этой слежки филер заносил в книжечку, которая называлась «дневником наружного наблюдения». Здесь описывалось все: где бывает поднадзорный, что делает, с кем встречается, приметы всех лиц, с которыми он встречается. А для охранного отделения филер готовил отчет за день - «филерский листок»» (Ерошкин Н. П. Самодержавие накануне краха. М. 1975. С. 74).
14 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447
15 Максаков В. Архив революции и внешней политики XIX и ХХ в.в. // Архивное дело. Выпуск XIII. 1927. М. 1927. С. 35. Ср. также дневниковую запись З. Гиппиус от 27 февраля: «Окружный Суд, действительно, горит. Разгромлено также Охранное Отделение и дела сожжены» (отсюда); не от С. П. Каблукова ли у нее сведения? Ср.: «Разгром охранного отделения. Разгромлено и подожжено охранное отделение. Все архивы и дела политических уничтожены» (газетная вырезка, вклеенная им под 27-м февраля // Дневник Сергея <так! - правильно «Сергия»> Платоновича Каблукова. Год 1917 // Литературоведческий журнал. 2009. № 24. С. 156).
16 Интересно, что вся куцая люстрация (были напечатаны списки тайных и явных сотрудников Московской охранки) коснулась одного-единственного писателя, будущего Арсения Несмелова, а на тот момент Арсения Митропольского: «Доносил на всех знакомых, раскрывал литературные псевдонимы («Теффи», «Вилли», «Баян» и др.), в том числе всех сотрудников «Семафора»» (Красный А. Тайны охранки. М. Б.г. С. 4); см. также его досье: Членов С. Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М. 1919. С. 71; общий же результат был охарактеризован одним из разоблачителей так: «Оказалось, что все эти лица - участковые и вокзальные полицейские надзиратели, агенты наружного наблюдения (филеры), писцы, извозчики-филеры и служители охранного отделения не имели никакого отношения к существу политического розыска, не проявляли в розыске какой-либо инициативы и представляли собой в этом смысле хотя и необходимую, но, так сказать, чернорабочую силу, исполнявшую служебные функции механически» (Там же. С. 36).
17 Подробнее о тяжбе между П. Е. Щеголевым и А. А. Шиловым с одной стороны и Л. К. Ильинским с другой из-за материалов Бакунина см.: Максаков В. Архив революции и внешней политики XIX и ХХ в.в. // Архивное дело. Выпуск XIII. 1927. М. 1927. С. 36 - 38.
18 Часть этих документов будет неизбежно выявлена по копиям, отправлявшимся в департамент полиции - но это занятие весьма времяемкое, хотя и увлекательное и я, предполагая этим заняться, не обещаю быстрых результатов.
19 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 10
20 Борисов Сергей Александрович - упомянутый Пястом среди гостей «башни» («бывал в тот год у Вячеслава Иванова часто и один ученый вовсе не гуманитарной профессии, - кажется, бывший профессор Борисов» (Пяст В. Встречи. М. 1997. С. 48); муж Н. П. Анненковой-Бернар (им обоим посвящено ст-ние Иванова «Напутствие», написанное ко дню их свадьбы; см., впрочем, легкомысленное предположение, что «Нина вышла замуж затем, чтобы опять испытать острое удовольствие адюльтера» - мнение Нувеля передает Иванов в письме к Зиновьевой-Аннибал в письме 1 августа 1906 года; цит. по: Богомолов Н. А. Петербургские гафизиты // Серебряный век в России. Избранные страницы. М. 1993. С. 185 - 186); несколько его посещений «башни» (в т.ч. одна полемика с Розановым) зафиксированы в: Богомолов Н.А. Вячеслав Иванов в 1903-1907 годах: Документальные хроники. М. 2009 (ук.)); сохранились его письма к Иванову: РГБ. Ф. 109. Карт. 13. Ед. хр. 60.
21 Женщина с таким именем встречается в адресных книгах СПб, но с жительством на Загородном проспекте, 21; никаких сведений о посещении ею «башни» (кроме комментируемого отчета) не сохранилось; возможно, она входила в круг лиц, сопровождавших А. И. Гидони (см. прим. 000)
22 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 14. Адрес, по которому проживал Бердяев - один из самых литературно-философски насыщенных в Санкт-Петербурге: там (кв. 6) располагалась контора журнала «Вопросы жизни», это - первый петербургский адрес Ремизовых, там же (правда, попозже) в кв. 33 жили Т. Н. и Н. Н. Гиппиус. Один из его постояльцев (тоже из числа гостей «башни») вспоминал почти полвека спустя: «Дом № 10 по Саперному переулку в Петербурге принадлежал отставному полковнику Павлу Владимировичу Родзянко - брату председателя Государственной Думы. В этом огромном доме с тремя внутренними дворами жили с самой японской войны Н. А. Бердяев, Г. И. Чулков, А. В. Карташев, Н. А. Тэффи и пишущий эти строки. Бердяев жил в передней, выходящей на улицу, квартире и при том помнится, совсем по барски, в бель-этаже. Чулков жил значительно поскромнее, в первом дворе, но тоже в одном из нижних, то есть уважаемых этажей. Карташев и Тэффи жили во втором дворе и в третьем этаже. Квартирки их выходили на ту же площадку. Что касается меня, то я снимал трехкомнатную квартирку рядом с Карташевым» (Галич Л. Федор Сологуб // Новое русское слово. 1947. 7 декабря. № 13 009. С. 2).
23 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 303; здесь он зовется «Лохматым» (а в 1905 году - «Мохнатым»); предприимчивый филер затесался в толпу провожающих и торопливо фиксировал: «на вокзале собралось провожать около 15 человек --- с которыми Лохматый прощался и говорил досвидание <так>, что скоро увидимся (с мущинами целовался)» (Л. 22 об.)
24 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1447. Л. 12
25 Вряд ли сыграла в этом роль политически благонадежная личность приютившей ее леди: Орлова Александра Иосифовна (урожд. Бедункевич, во втором браке Лукьянчикова; 1876- ?), преподавательница женского городского начального училища; эпизодическая гостья биографии Волошина, безнадежно в него влюбленная и именуемая им «Орлишка»; знакомая ему и его матери по Коктебелю (где отдыхала в 1902, 1903 и 1907 годах); нечастая, но регулярная посетительница Сологуба (иногда вместе с Волошиным; см.: Сологуб Ф. Записи о посещении разных лиц // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 81); навещала «башню» в конце 1905 - начале 1906 года в те же дни, что и Давиденко (см. ниже); Волошин и его мать регулярно останавливались в ее петербургской квартире (см., например, письмо Волошина к жене, помеченное «кв. Орловой». - Максимилиан Волошин в Петербурге: осень 1906. Письма к М. В. Сабашниковой. Публикация В. П. Купченко // Минувшее. Исторический альманах. 21. М. - СПб. 1997. С. 300).
26 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1683. Написание «Волешина» через «е» сохранится во всех полицейских документах, связанных с нею.
27 Там же. Л. 2
28 «По д. «Мужчины-женщины»
Полиц. надзир. Резелеру
28 Декабря, в час дня, «Мужчина» заходила на 30 мин. в подъезд, где меблированный комнаты, д. № 7 по Думской ул., имея при себе книгу в черном переплете.
Ее приметы: сред. роста, лет 50, волосы седые, стриженная, лицо продолговатое, красноватое, одета в черный ниже колен сак с барашковым воротником, двухэтажную с проломом черную барашковую шапку, русские сапоги, иногда носит светлое пенсне.
29/XII 905 г.
Справка. Женщина-мужчина 28 Декабря 1905 г. проведена в подъезд д № 7 по Думской ул. где посетила проживающих в меблированных комнатах Сахаровой: вдову подполковника Елизавету Николаеву Давиденко 36 прописан. по паспорту управления Луганского Патронного завода, от 1 октября 1904 г. за № 3978, дочь священника, Марию Николаевну Попову, 25 л., обе прибыли 14 Октября с. г. из д. № 27 Екатерининского канала и отставного Коллежского асессора Анатолия Николаева Клопова, 44 лет, прибывшего 15 Октября с. г. из Любани, где имеет имение и куда временно 28го сего Декабря выбыл до первых чисел января 1906 г.
Означенные Давиденко, Попова, Клопов имеют две пишущие машинки, на которых даже ночью работают. Вообще означенных лиц посещают многие интеллигентные лица.
Помощ. надз. Резелер
30 Декабря 1905 г.» (Там же. Л. 2). Давиденко Елизавета Николаевна (1867 - после 1918) - художница, приятельница Волошина; в частности, его парижская соседка и спутница в испанском путешествии 1901 года (см. в очерке «О самом себе»: Воспоминания о Максимилиане Волошине. М. 1990. С. 41); ближайшая подруга Е. Кругликовой, снимавшая с ней на паях мастерскую в Париже (за что были удостоены от Волошина объединяющего прозвища «Кругливиденко» (см. прим. А. В. Лаврова и В. П. Купченко в работе: Письма М. Волошина к матери // Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. III. СПб. 2003. С. 264); на «башне» она была замечена в новогоднюю ночь 1906 года и, возможно, 1-го февраля 1906 года; последние сведения о ней относятся к 1918 году, когда она организовала в Петрограде театр марионеток (Смирнова Н. И. Советский театр кукол. 1918-1932. М., 1963. С. 93); о двух других лицах сведений у меня не имеется.
29 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1683. Л. 7 - 8 об.
==
Окончание - здесь