ЧЕТЫРЕ ПЕРЕВОДА БАЛЬМОНТА ИЗ КИТАЙСКИХ ПОЭТОВ
(Для высокочтимой mingqi, которая помогла мне разобраться с китайскими именами в библиографическом указателе, перепечатываю четыре текста из книги: Бальмонт К. Д. Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. <Берлин>. 1923.
Покуда они перепечатывались, а голова была пуста, я поневоле размышлял - отчего для нашей поэзии Китай, в отличие от Японии, никогда не был ни объектом деятельного интереса, ни источником образцов для переложений? Довольно подробный реестр переводов в библиографии Скачкова насчитывает менее двухсот единиц: это, конечно, не исчерпывающая картина состояния дел, но вполне объективная. Вымышленный китайский поэт Мяу-Бяу-Пхун, герой пьесы Полевого, своим комическим именем и аккуратными речами, кажется, воплощает комплекс представлений русского литератора о своем юго-восточном коллеге, сохранившихся без изменения чуть ли не до 1910-х годов («Свирель Китая», которую безжалостный библиограф называет «вольным переводом с плохого французского перевода» - едва ли не первый в новой русской поэзии взгляд через Амур).
Гумилев в интервью 1917 года говорит неожиданную вещь: «Новая поэзия ищет простоты, ясности и достоверности. Забавным образом все эти тенденции невольно напоминают нам о лучших произведениях китайских поэтов, и интерес к последним явственно увеличивается в Англии, Франции и России». Спустя несколько месяцев этот интерес будет жестко простимулирован извне - когда Харбин и Шанхай станут приютом для беглой русской Музы… но тем временем я допечатал последнее из четырех стихотворений).
У ВРАТ ЗАКАТНЫХ
(Чи-Кинг)
НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
У врат Закатных, городских,
Красавиц юных рой,
Как тучек легких и сквозных
Толпа, весной, с зарей.
Но что мне в том, но что мне в том,
Что зорится в них кровь?
В покрове белом и густом
Вот здесь - моя любовь.
У врат Восточных, городских,
Красавиц нежных рой,
Как хоровод цветов лесных,
Что расцвели с весной.
Но что мне в том, но что мне в том,
Что вешняя в них кровь?
В покрове белом и густом
Вот здесь - моя любовь.
НЕНЮФАРЫ
(Чанг-Чанг-Линг <Ван Чан-Лин>)
Ненюфары, кувшинки, листами так схожи с цветной кисеей,
А цветы их так розовы нежно румянцем смеющихся лиц,
Что не знают глаза, где листы - кисеи, где цветок тут - речной,
Лишь по пению - девушек видишь, меж трав, меж речных верениц.
В оны дни здесь любимицы Тцу, и красавицы Ю здесь толпой
Ненюфары срывали, река так была кисеей их нежна,
Что теперь каждый венчик дрожит перед каждой поющей сестрой,
И в ночи над рекою ведет их толпу снеговая Луна.
В УРОВЕНЬ С ВОДОЙ
(Тху-фу <Ду Фу>)
Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод,
И взор мой так быстро следит за теченьем реки.
Прозрачная ночь, в облаках, обняла небосвод,
Прозрачная ночь и в воде, где дрожат огоньки.
Чуть тучка, блестя, пред Луной в высоте промелькнет,
Я вижу в реке, как той тучки скользит хризолит.
И кажется мне, что ладья моя в Небе плывет,
И кажется мне, что любовь моя в сердце глядит.
ПРЕД СУМРАКОМ НОЧИ
(КРИК ВОРОНОВ)
(Ли-тай-пе <Ли Бо>)
В облаке пыли Татарские лошади с ржаньем промчалися прочь.
В пыльной той дымности носятся вороны, - где б скоротать эту ночь.
Близятся к городу, скрытому в сумраке, ищут на черных стволах.
Криком скликаются, ворон с подругою, парно сидят на ветвях.
Бранный герой распростился с супругою, бранный герой - на войне.
Вороны каркают в пурпуре солнечном, красная гарь на окне.
К шелковой ткани она наклоняется, только что прыгал челнок.
Карканье воронов слыша, замедлила, вот замирает станок.
Смотрит в раскрытые окна, где зорями дразнят пурпурности штор.
Вечер разорванный в ночь превращается, черным становится взор.
Молча идет на постель одинокую, вот, уронила слезу.
Слезы срываются, ливнем срываются, - дождь в громовую грозу.
Покуда они перепечатывались, а голова была пуста, я поневоле размышлял - отчего для нашей поэзии Китай, в отличие от Японии, никогда не был ни объектом деятельного интереса, ни источником образцов для переложений? Довольно подробный реестр переводов в библиографии Скачкова насчитывает менее двухсот единиц: это, конечно, не исчерпывающая картина состояния дел, но вполне объективная. Вымышленный китайский поэт Мяу-Бяу-Пхун, герой пьесы Полевого, своим комическим именем и аккуратными речами, кажется, воплощает комплекс представлений русского литератора о своем юго-восточном коллеге, сохранившихся без изменения чуть ли не до 1910-х годов («Свирель Китая», которую безжалостный библиограф называет «вольным переводом с плохого французского перевода» - едва ли не первый в новой русской поэзии взгляд через Амур).
Гумилев в интервью 1917 года говорит неожиданную вещь: «Новая поэзия ищет простоты, ясности и достоверности. Забавным образом все эти тенденции невольно напоминают нам о лучших произведениях китайских поэтов, и интерес к последним явственно увеличивается в Англии, Франции и России». Спустя несколько месяцев этот интерес будет жестко простимулирован извне - когда Харбин и Шанхай станут приютом для беглой русской Музы… но тем временем я допечатал последнее из четырех стихотворений).
У ВРАТ ЗАКАТНЫХ
(Чи-Кинг)
НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
У врат Закатных, городских,
Красавиц юных рой,
Как тучек легких и сквозных
Толпа, весной, с зарей.
Но что мне в том, но что мне в том,
Что зорится в них кровь?
В покрове белом и густом
Вот здесь - моя любовь.
У врат Восточных, городских,
Красавиц нежных рой,
Как хоровод цветов лесных,
Что расцвели с весной.
Но что мне в том, но что мне в том,
Что вешняя в них кровь?
В покрове белом и густом
Вот здесь - моя любовь.
НЕНЮФАРЫ
(Чанг-Чанг-Линг <Ван Чан-Лин>)
Ненюфары, кувшинки, листами так схожи с цветной кисеей,
А цветы их так розовы нежно румянцем смеющихся лиц,
Что не знают глаза, где листы - кисеи, где цветок тут - речной,
Лишь по пению - девушек видишь, меж трав, меж речных верениц.
В оны дни здесь любимицы Тцу, и красавицы Ю здесь толпой
Ненюфары срывали, река так была кисеей их нежна,
Что теперь каждый венчик дрожит перед каждой поющей сестрой,
И в ночи над рекою ведет их толпу снеговая Луна.
В УРОВЕНЬ С ВОДОЙ
(Тху-фу <Ду Фу>)
Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод,
И взор мой так быстро следит за теченьем реки.
Прозрачная ночь, в облаках, обняла небосвод,
Прозрачная ночь и в воде, где дрожат огоньки.
Чуть тучка, блестя, пред Луной в высоте промелькнет,
Я вижу в реке, как той тучки скользит хризолит.
И кажется мне, что ладья моя в Небе плывет,
И кажется мне, что любовь моя в сердце глядит.
ПРЕД СУМРАКОМ НОЧИ
(КРИК ВОРОНОВ)
(Ли-тай-пе <Ли Бо>)
В облаке пыли Татарские лошади с ржаньем промчалися прочь.
В пыльной той дымности носятся вороны, - где б скоротать эту ночь.
Близятся к городу, скрытому в сумраке, ищут на черных стволах.
Криком скликаются, ворон с подругою, парно сидят на ветвях.
Бранный герой распростился с супругою, бранный герой - на войне.
Вороны каркают в пурпуре солнечном, красная гарь на окне.
К шелковой ткани она наклоняется, только что прыгал челнок.
Карканье воронов слыша, замедлила, вот замирает станок.
Смотрит в раскрытые окна, где зорями дразнят пурпурности штор.
Вечер разорванный в ночь превращается, черным становится взор.
Молча идет на постель одинокую, вот, уронила слезу.
Слезы срываются, ливнем срываются, - дождь в громовую грозу.