ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ: Германия, Италия, Франция, Швейцария - 2
(продолжение::::начало - здесь)
1. Маленькие итальянские городки с точки зрения бесцельно колесящего путешественника устроены как лабиринт - наподобие печатающихся на последних страницах журналов для детей («Помогите Мышонку добраться до Сыра»): дорожное движение организовано так, чтобы максимально затруднить доступ к главным достопримечательностям. В ход идут и прямые запреты проезда, и знаки одностороннего движения и - венец романской предприимчивости - полузапрещающий белый круг с красной каймой, под которым красуется табличка, ограничивающая права понаехавших; бывалые люди рассказывают, что за ней обычно таится фотокамера, фиксирующая отчаянные метания нарушителей: следом приходит штрафная квитанция. Пышной маленькой Виченце мы, похоже, помогли справиться с бюджетным кризисом, поскольку пару раз пришлось заехать под самый знак, но выхода не было: лил дождь, навигатор решительно отказывался прокладывать альтернативный путь, а сзади прерывисто гудели довольные автохтоны, провидя процветание. Наконец, после череды хаотических метаний, мы выкатились на запланированную площадь: слева была картинная галерея, а прямо перед нами, за маленьким мокрым садиком, набитым растерянными скульптурами, вход в Театр Олимпико - незаконченную работу позднего Палладио.
2. Посещение последнего представляет собой до некоторой степени идеальную жертву Мельпомене: небольшой зал с резко вздымающимися рядами деревянных скамей, отполированных вековым ерзаньем, на удивление полон: молчаливые зрители под немигающим взглядом служительницы взбираются в сумрачную крутизну и некоторое время в гулкой тишине сидят, разглядывая резьбу, лепнину и декорации. Последние, к слову сказать, изображают три пестрые улицы, расходящиеся от сцены - перспектива передана настолько мастерски, что они кажутся необыкновенно длинными, тогда как в действительности весьма невелики; в годы, когда здесь еще ставились спектакли, массовку вдали изображали дети или карлики, наряженные во взрослую одежду - деталь, многое объясняющая в национальном психологическом устройстве. Некоторое время просидев и вообразив многотысячную толпу предшественников, так же теряющуюся во временной перспективе, как воображаемые актеры - в оптической, можно двигаться к выходу - мимо непременного сувенирного магазина под непроходящий дождь. Собрание соседствующей пинакотеки обширно и изысканно, хотя взгляд, набравшийся венецианской надменности, невольно скользит между картин, ни на чем особенно не задерживаясь; очень хорош Маффеи с его розово-синими пейзажами (как будто все запечатленные сцены происходят на закате либо на рассвете) и совершенно восхитителен хиромант Пиетро делла Веккья, вернее, не он сам, а его клиент, на простоватом лице которого отразилась вся гамма его небогатых чувств - и любопытство к предсказанию, и страх перед будущим и - не знаю уж, как это можно передать - легкое удивление от того, какую причудливую инкарнацию (пожилой скучающий еврей) выбрал Мак-Фатум для своих предсказаний.
3. В принципе, Виченца заслуживает большего, нежели трехчасовая прогулка - одних зданий, построенных Палладио, здесь едва ли не десяток, но время поджимает и мы успеваем увидеть лишь еще одно из них - знаменитую виллу Ротонда, стоящую на отшибе. В ней, судя по всему, живут - для посещения она открыта один день в году - поэтому, как бедные дети в святочном рассказе, мы вынуждены таращиться на нее сквозь внушительной высоты забор и ряды фруктовых деревьев: вполоборота к шоссе на небольшом холме стоит здание цвета слоновой кости с изящными пропорциями. (Не знаю, наследие это романтизма или коллекционерский опыт, но к любым безупречно сохранившимся памятникам поневоле испытываешь легкое недоверие: как будто аутентичность предмета может быть подтверждена лишь начавшимся тлением). Преодолев легкие затруднения при въезде на шоссе (бешеная череда развязок и круговых движений заставляет паниковать и навигатор, и водителя), мы берем направление на Кремону и под усилившимся дождем едем среди колосящихся полей равнинной Ломбардии.
4. Я очень люблю Кремону: североитальянское довольство окрашено здесь специфической местной сумасшедшинкой: так, например, один из двух четырехзвездочных отелей города (внутренние коридоры которого, кстати, сделаны а) черными б) выпукло-вогнутыми в) зеркальными) имеет удивительное обыкновение в августе закрываться на каникулы - явление, кажется, в гостиничном бизнесе невиданное. Заселение в оставшийся сопряжено с некоторыми трудностями: он расположен на центральной площади города, куда въезд машинам настрого запрещен: автомобиль можно поставить в гараж и оттуда дотащить чемоданы вручную. «Вот Себастьян поможет вам», - кивнула регистраторша на своего собеседника - тот закатил глаза и неуклюже воспроизвел покорный взгляд своего тезки, каким тот глядит на разбойников в перерыве между четвертой и пятой стрелами. Мы вежливо отказались; Себастьян вежливо постарался скрыть облегчение. Если б наш чемодан был оборудован одометром, то на нем прибавилась бы минимум миля, причем по булыжной мостовой; впрочем, путешественник, волокущий багаж мимо баптистерия, бывает вознагражден понимающе-сочувственным взглядом: это смотрит каменный сфинкс, с почти живым страданием поддерживающий на своем хребте массивную колонну. Сфинксов (или это львы особого кремонского вида?) здесь, кстати, полно - и их яркие гримасы, выражающие разную степень изнеможения, находятся в прямой зависимости от тяжести доставшегося груза: отчего-то их мимика не оставляет равнодушным человека, без всякого сочувствия минующего обычно отряды атлантов.
5. В позапрошлом году мы приехали сюда поздним вечером и вдруг попали в шумное народное гуляние: по главным площадям (коих здесь, впрочем, две и одна переходит в другую) бродили толпы веселого народа; в воздухе носилась удивительная смесь звуков - на каждом углу притулились один, два, три музыканта (и почти никто - со скрипочкой местного производства), изо всех сил старавшихся перещеголять соседей истовостью исполнения. Под черной колоннадой классического портика бесновалось энергичное подобие Gogol Bordello: псевдоцыганский табор с гитаристом-виртуозом. В крестьянской простоте мы решили, что так здесь встречают каждый уикенд, но ошиблись: в этот раз город был полон, но сравнительно тих. На другое утро обе площади были заполнены фургонами и шатрами бродячей ярмарки; торговали в основном, увы, китайским ширпотребом (слово, которое я не любил, пока вдруг не осознал его толкиенской этимологии), но один из углов был отдан выставке местных достижений: оливки, сыр. У прилавка с последним коренастая итальянка сложно объясняла свой заказ продавцу: у ее ног, чаруемый запахами, переминался раскормленный лабрадор в красном ошейнике.
6. Дорога из Кремоны в Канны - одна из самых красивых, которые мне доводилось видеть: широченное (и забитое в августе) шоссе, идущее от Генуи вдоль побережья, вяло извивается вдоль невысоких гор, то и дело ныряя в тоннели; мы начали их считать, но сбились где-то на сотне, всего их примерно сто пятьдесят. По случаю субботы на дороге был невиданный аншлаг; пробка перед последней итальянской заставой (где взимается немаленький toll) растянулась километров на пятнадцать в одном измерении (и часа на два во втором). Во Франции, где взимание мзды отчасти передоверено бездушным машинам (бросаешь монетки в кольцо наподобие баскетбольного и шлагбаум вздымается), дело пошло веселее и спустя час с небольшим мы заселились в непривычно забитый под завязку отель на рабочей окраине Канн.
7. При нашем распорядке окружающего многолюдства особо не чувствуешь: беспокойная натура гонит с морского берега в тот ранний час, когда среднестатистический сосед, доедая круассан, лениво заботится о креме от загара. Для прованского прибрежья у нас припасена серия вадемекумов: сборники пешеходных маршрутов, раздаваемые в местных турбюро. Содержащаяся там инструкция с подробной картой напоминает то ли поиск сокровищ, то ли скаутскую забаву: «оставив машину на лесной парковке шоссе D2245 в 500-х метрах от поворота на дорогу без указателя, идите на север по тропинке» и т.д.; на местности указания подкреплены намалеванными на валунах или стволах деревьях разноцветными метками. В конце дороги обычно полагается приз - или развалины римского лагеря (груда грубоотесанных камней, поросших плодоносящей ежевикой), или горное озеро, или неожиданный вид ослепительной красоты. Времяпрепровождение это здесь не особенно популярно - бывает, что на восьмикилометровом маршруте встретишь одну-две компании, а бывает, что и вообще никого. На третий день мы выбрали себе тропинку, начинающуюся недалеко от горного, прилипшего к скале над Грассом, восхитительного Гурдона; подъезжая к нему по извилистой дорожке, я вдруг увидел начертанную на асфальте гигантскими белыми буквами надпись: «Парни! Немного еще. Нет дороги обратной» - и, признаться, оторопел. Как на грех, спутники мои были отвлечены кто чем; в ответ на мой сдавленный рассказ посыпались предположения одно остроумнее другого (вспоминали и красное вино, и переутомление, и небрежение регулярными визитами к офтальмологу); я обиженно молчал, вцепившись в руль, пока из-за поворота не выплыло: «Костя Олег Тима Володя молодцы» - теперь была моя очередь одиноко торжествовать. Скучное предположение о недавних велогонках было без удовольствия принято - но еще несколько дней я не без трепета вглядывался в попутные граффити, опасаясь увидеть под колесами очередное валтасарово предупреждение.
8. В пешеходных путеводителях маршруты разделяются на средне- и высокогорные; несколько раз пройдя первые, мы задумались о вторых. Один из них показался особенно соблазнительным - на двух-с-половиной-километровой высоте, в самом сердце национального парка Меркантор, среди угрюмых безлесных вершин на французско-итальянской границе есть перевал La Bonette, считающийся самым высоким проезжим перевалом Европы - он и служит отправной точкой небольшой горной прогулки. Ехать от Канн туда километров сто - сначала безыскусная автострада до Ниццы, где следует повернуть на трансальпийское извилистое шоссе к Греноблю (однажды мы ехали по нему в обратном направлении и разъяренный навигатор, вопреки логике, все время настаивал на левом повороте; прислушавшись к его доводам, мы свернули и быстро уперлись в запертые ворота ниццкого крематория). Проехав некоторое время в этом направлении, нужно свернуть направо, на совсем уж сомнительную дорожку, украшенную знаками, предупреждающими о камнепадах; рассуждая о галльской мнительности, мы ехали среди невысоких склонов, как вдруг раздался шумный звяк - это камешек, скатившийся с горы, приземлился нам на крышу; я прибавил скорость.
9. Дорога неприметно забирает вверх и навигатор, переведенный в режим показа высоты, фиксирует 500, 600, 700 метров над уровнем моря. После очередного поворота путник вдруг оказывается в небывалых фиолетовых декорациях - по обе стороны дороги вздымаются скалы самого необычного цвета, который только можно вообразить - как будто здесь снимали клип Питера Габриэля, да забыли убрать за собой: все вокруг, кроме редких зарослей и встречных машин, переливается оттенками сиреневого и лилового; еще километров десять спустя эффект пропадает. Тем временем термометр падает градусов на пятнадцать, а по обочинам начинают мелькать грозные предупреждающие щиты национального парка - костры нельзя, собаку нельзя... лес редеет и расступается. Очередная серия серпантинных разворотов выводит вдруг к разрушенной деревне: ровные и почти одинаковые дома из желтого песчанника стоят двумя аккуратными рядами вдоль шоссе, но каждый из них - калека: кто без стены, а у кого-то крыша провалилась. У въезда в город мертвых дорогу пересекает вальяжный сурок - и скрывается в желтоватой траве. По степени руинированности зданий я предполагал как минимум 16 век и феодальную усобицу, но нет - какая-то беда случилась в последнюю войну, а энтропия все уравняла. Чуть выше излучина дороги открывает лакомый ракурс для фотографирования; выйдя из машины на холод, вдруг видим на отлогом склоне внизу картину альпийского быта - огромное овечье стадо, грациозно поправляемое пастушьими собаками под непрерывное позвякивание паствы. Прохлада вредит созерцательности, да и призрак близящегося вечера не дает задуматься, так что грузимся в задыхающуюся от высоты Хонду и едем дальше, к вершине.
(окончание следует)
1. Маленькие итальянские городки с точки зрения бесцельно колесящего путешественника устроены как лабиринт - наподобие печатающихся на последних страницах журналов для детей («Помогите Мышонку добраться до Сыра»): дорожное движение организовано так, чтобы максимально затруднить доступ к главным достопримечательностям. В ход идут и прямые запреты проезда, и знаки одностороннего движения и - венец романской предприимчивости - полузапрещающий белый круг с красной каймой, под которым красуется табличка, ограничивающая права понаехавших; бывалые люди рассказывают, что за ней обычно таится фотокамера, фиксирующая отчаянные метания нарушителей: следом приходит штрафная квитанция. Пышной маленькой Виченце мы, похоже, помогли справиться с бюджетным кризисом, поскольку пару раз пришлось заехать под самый знак, но выхода не было: лил дождь, навигатор решительно отказывался прокладывать альтернативный путь, а сзади прерывисто гудели довольные автохтоны, провидя процветание. Наконец, после череды хаотических метаний, мы выкатились на запланированную площадь: слева была картинная галерея, а прямо перед нами, за маленьким мокрым садиком, набитым растерянными скульптурами, вход в Театр Олимпико - незаконченную работу позднего Палладио.
2. Посещение последнего представляет собой до некоторой степени идеальную жертву Мельпомене: небольшой зал с резко вздымающимися рядами деревянных скамей, отполированных вековым ерзаньем, на удивление полон: молчаливые зрители под немигающим взглядом служительницы взбираются в сумрачную крутизну и некоторое время в гулкой тишине сидят, разглядывая резьбу, лепнину и декорации. Последние, к слову сказать, изображают три пестрые улицы, расходящиеся от сцены - перспектива передана настолько мастерски, что они кажутся необыкновенно длинными, тогда как в действительности весьма невелики; в годы, когда здесь еще ставились спектакли, массовку вдали изображали дети или карлики, наряженные во взрослую одежду - деталь, многое объясняющая в национальном психологическом устройстве. Некоторое время просидев и вообразив многотысячную толпу предшественников, так же теряющуюся во временной перспективе, как воображаемые актеры - в оптической, можно двигаться к выходу - мимо непременного сувенирного магазина под непроходящий дождь. Собрание соседствующей пинакотеки обширно и изысканно, хотя взгляд, набравшийся венецианской надменности, невольно скользит между картин, ни на чем особенно не задерживаясь; очень хорош Маффеи с его розово-синими пейзажами (как будто все запечатленные сцены происходят на закате либо на рассвете) и совершенно восхитителен хиромант Пиетро делла Веккья, вернее, не он сам, а его клиент, на простоватом лице которого отразилась вся гамма его небогатых чувств - и любопытство к предсказанию, и страх перед будущим и - не знаю уж, как это можно передать - легкое удивление от того, какую причудливую инкарнацию (пожилой скучающий еврей) выбрал Мак-Фатум для своих предсказаний.
3. В принципе, Виченца заслуживает большего, нежели трехчасовая прогулка - одних зданий, построенных Палладио, здесь едва ли не десяток, но время поджимает и мы успеваем увидеть лишь еще одно из них - знаменитую виллу Ротонда, стоящую на отшибе. В ней, судя по всему, живут - для посещения она открыта один день в году - поэтому, как бедные дети в святочном рассказе, мы вынуждены таращиться на нее сквозь внушительной высоты забор и ряды фруктовых деревьев: вполоборота к шоссе на небольшом холме стоит здание цвета слоновой кости с изящными пропорциями. (Не знаю, наследие это романтизма или коллекционерский опыт, но к любым безупречно сохранившимся памятникам поневоле испытываешь легкое недоверие: как будто аутентичность предмета может быть подтверждена лишь начавшимся тлением). Преодолев легкие затруднения при въезде на шоссе (бешеная череда развязок и круговых движений заставляет паниковать и навигатор, и водителя), мы берем направление на Кремону и под усилившимся дождем едем среди колосящихся полей равнинной Ломбардии.
4. Я очень люблю Кремону: североитальянское довольство окрашено здесь специфической местной сумасшедшинкой: так, например, один из двух четырехзвездочных отелей города (внутренние коридоры которого, кстати, сделаны а) черными б) выпукло-вогнутыми в) зеркальными) имеет удивительное обыкновение в августе закрываться на каникулы - явление, кажется, в гостиничном бизнесе невиданное. Заселение в оставшийся сопряжено с некоторыми трудностями: он расположен на центральной площади города, куда въезд машинам настрого запрещен: автомобиль можно поставить в гараж и оттуда дотащить чемоданы вручную. «Вот Себастьян поможет вам», - кивнула регистраторша на своего собеседника - тот закатил глаза и неуклюже воспроизвел покорный взгляд своего тезки, каким тот глядит на разбойников в перерыве между четвертой и пятой стрелами. Мы вежливо отказались; Себастьян вежливо постарался скрыть облегчение. Если б наш чемодан был оборудован одометром, то на нем прибавилась бы минимум миля, причем по булыжной мостовой; впрочем, путешественник, волокущий багаж мимо баптистерия, бывает вознагражден понимающе-сочувственным взглядом: это смотрит каменный сфинкс, с почти живым страданием поддерживающий на своем хребте массивную колонну. Сфинксов (или это львы особого кремонского вида?) здесь, кстати, полно - и их яркие гримасы, выражающие разную степень изнеможения, находятся в прямой зависимости от тяжести доставшегося груза: отчего-то их мимика не оставляет равнодушным человека, без всякого сочувствия минующего обычно отряды атлантов.
5. В позапрошлом году мы приехали сюда поздним вечером и вдруг попали в шумное народное гуляние: по главным площадям (коих здесь, впрочем, две и одна переходит в другую) бродили толпы веселого народа; в воздухе носилась удивительная смесь звуков - на каждом углу притулились один, два, три музыканта (и почти никто - со скрипочкой местного производства), изо всех сил старавшихся перещеголять соседей истовостью исполнения. Под черной колоннадой классического портика бесновалось энергичное подобие Gogol Bordello: псевдоцыганский табор с гитаристом-виртуозом. В крестьянской простоте мы решили, что так здесь встречают каждый уикенд, но ошиблись: в этот раз город был полон, но сравнительно тих. На другое утро обе площади были заполнены фургонами и шатрами бродячей ярмарки; торговали в основном, увы, китайским ширпотребом (слово, которое я не любил, пока вдруг не осознал его толкиенской этимологии), но один из углов был отдан выставке местных достижений: оливки, сыр. У прилавка с последним коренастая итальянка сложно объясняла свой заказ продавцу: у ее ног, чаруемый запахами, переминался раскормленный лабрадор в красном ошейнике.
6. Дорога из Кремоны в Канны - одна из самых красивых, которые мне доводилось видеть: широченное (и забитое в августе) шоссе, идущее от Генуи вдоль побережья, вяло извивается вдоль невысоких гор, то и дело ныряя в тоннели; мы начали их считать, но сбились где-то на сотне, всего их примерно сто пятьдесят. По случаю субботы на дороге был невиданный аншлаг; пробка перед последней итальянской заставой (где взимается немаленький toll) растянулась километров на пятнадцать в одном измерении (и часа на два во втором). Во Франции, где взимание мзды отчасти передоверено бездушным машинам (бросаешь монетки в кольцо наподобие баскетбольного и шлагбаум вздымается), дело пошло веселее и спустя час с небольшим мы заселились в непривычно забитый под завязку отель на рабочей окраине Канн.
7. При нашем распорядке окружающего многолюдства особо не чувствуешь: беспокойная натура гонит с морского берега в тот ранний час, когда среднестатистический сосед, доедая круассан, лениво заботится о креме от загара. Для прованского прибрежья у нас припасена серия вадемекумов: сборники пешеходных маршрутов, раздаваемые в местных турбюро. Содержащаяся там инструкция с подробной картой напоминает то ли поиск сокровищ, то ли скаутскую забаву: «оставив машину на лесной парковке шоссе D2245 в 500-х метрах от поворота на дорогу без указателя, идите на север по тропинке» и т.д.; на местности указания подкреплены намалеванными на валунах или стволах деревьях разноцветными метками. В конце дороги обычно полагается приз - или развалины римского лагеря (груда грубоотесанных камней, поросших плодоносящей ежевикой), или горное озеро, или неожиданный вид ослепительной красоты. Времяпрепровождение это здесь не особенно популярно - бывает, что на восьмикилометровом маршруте встретишь одну-две компании, а бывает, что и вообще никого. На третий день мы выбрали себе тропинку, начинающуюся недалеко от горного, прилипшего к скале над Грассом, восхитительного Гурдона; подъезжая к нему по извилистой дорожке, я вдруг увидел начертанную на асфальте гигантскими белыми буквами надпись: «Парни! Немного еще. Нет дороги обратной» - и, признаться, оторопел. Как на грех, спутники мои были отвлечены кто чем; в ответ на мой сдавленный рассказ посыпались предположения одно остроумнее другого (вспоминали и красное вино, и переутомление, и небрежение регулярными визитами к офтальмологу); я обиженно молчал, вцепившись в руль, пока из-за поворота не выплыло: «Костя Олег Тима Володя молодцы» - теперь была моя очередь одиноко торжествовать. Скучное предположение о недавних велогонках было без удовольствия принято - но еще несколько дней я не без трепета вглядывался в попутные граффити, опасаясь увидеть под колесами очередное валтасарово предупреждение.
8. В пешеходных путеводителях маршруты разделяются на средне- и высокогорные; несколько раз пройдя первые, мы задумались о вторых. Один из них показался особенно соблазнительным - на двух-с-половиной-километровой высоте, в самом сердце национального парка Меркантор, среди угрюмых безлесных вершин на французско-итальянской границе есть перевал La Bonette, считающийся самым высоким проезжим перевалом Европы - он и служит отправной точкой небольшой горной прогулки. Ехать от Канн туда километров сто - сначала безыскусная автострада до Ниццы, где следует повернуть на трансальпийское извилистое шоссе к Греноблю (однажды мы ехали по нему в обратном направлении и разъяренный навигатор, вопреки логике, все время настаивал на левом повороте; прислушавшись к его доводам, мы свернули и быстро уперлись в запертые ворота ниццкого крематория). Проехав некоторое время в этом направлении, нужно свернуть направо, на совсем уж сомнительную дорожку, украшенную знаками, предупреждающими о камнепадах; рассуждая о галльской мнительности, мы ехали среди невысоких склонов, как вдруг раздался шумный звяк - это камешек, скатившийся с горы, приземлился нам на крышу; я прибавил скорость.
9. Дорога неприметно забирает вверх и навигатор, переведенный в режим показа высоты, фиксирует 500, 600, 700 метров над уровнем моря. После очередного поворота путник вдруг оказывается в небывалых фиолетовых декорациях - по обе стороны дороги вздымаются скалы самого необычного цвета, который только можно вообразить - как будто здесь снимали клип Питера Габриэля, да забыли убрать за собой: все вокруг, кроме редких зарослей и встречных машин, переливается оттенками сиреневого и лилового; еще километров десять спустя эффект пропадает. Тем временем термометр падает градусов на пятнадцать, а по обочинам начинают мелькать грозные предупреждающие щиты национального парка - костры нельзя, собаку нельзя... лес редеет и расступается. Очередная серия серпантинных разворотов выводит вдруг к разрушенной деревне: ровные и почти одинаковые дома из желтого песчанника стоят двумя аккуратными рядами вдоль шоссе, но каждый из них - калека: кто без стены, а у кого-то крыша провалилась. У въезда в город мертвых дорогу пересекает вальяжный сурок - и скрывается в желтоватой траве. По степени руинированности зданий я предполагал как минимум 16 век и феодальную усобицу, но нет - какая-то беда случилась в последнюю войну, а энтропия все уравняла. Чуть выше излучина дороги открывает лакомый ракурс для фотографирования; выйдя из машины на холод, вдруг видим на отлогом склоне внизу картину альпийского быта - огромное овечье стадо, грациозно поправляемое пастушьими собаками под непрерывное позвякивание паствы. Прохлада вредит созерцательности, да и призрак близящегося вечера не дает задуматься, так что грузимся в задыхающуюся от высоты Хонду и едем дальше, к вершине.
(окончание следует)