Дмитрий ТРАВИН: Поколение неудачников. Сможет ли нынешняя молодежь изменить систему?
Как бы ни была конформистски настроена молодежь, ее симпатии к путинской автократии будут убывать
Митинг на Манежной площади в Москве
Гипотеза, согласно которой после Путина у нас велика вероятность демократизации политической системы, часто наталкивается на распространенное представление, будто нынешняя автократия плодит конформистскую молодежь, никакой демократии не желающую. Думается, однако, что в реальности конформизм с демократизацией вполне совместимы. Чтобы разобраться в этом, следует понять, как в принципе могут происходить перемены.
Существуют два сценария участия молодого поколения в трансформации политического режима. Первый можно условно назвать сценарием «арабской весны», второй - сценарием горбачевской перестройки.
Настоящих буйных мало
По сценарию «арабской весны» молодежь должна выступить основной движущей силой перемен. Жестко идеологизированные, бесстрашные и бескомпромиссные, ненавидящие существующий режим молодые люди выходят на площадь, проводят многотысячные митинги, кричат, протестуют. От мирных действий они временами переходят к насильственным, вступают в столкновения с полицией. Они не готовы ждать, они желают победы оппозиции здесь и сейчас, они верят в то, что жизнь быстро изменится в лучшую сторону, если удастся переменить власть.
В этом сценарии элиты ведут себя сравнительно пассивно. Или, точнее, они действуют через бунтующую толпу. Оппозиционные идеологи заряжают ее идеями, подстрекают к активным действиям. Стоящие на страже режима генералы, наоборот, стремятся сдержать активность масс, не дать им совершить переворот и привести к власти контрэлиту, которая руководит протестующими. При этом как представители контрэлиты, так и представители элиты правящей не могут раскачать лодку без толпы. У контрэлиты для этого не хватает сил, а правящая элита вполне удовлетворена сложившимся положением и ничего не стремится менять.
Если мы представляем себе будущие перемены в России подобным образом, то, естественно, ждем от нашей молодежи сильной ненависти к авторитарному режиму, большой любви к демократии, бескомпромиссности, готовности жертвовать собой, равнодушия к карьере, к деньгам, к устройству личной жизни. И поскольку ничего подобного мы у подавляющего большинства молодых людей не находим, то делаем пессимистические выводы о том, что будущие конформисты вслед за путинской автократией обязательно создадут себе новую, что вечно они будут поклоняться всяким жестоким вождям и что в России существует некий ужасный культурный код, отделяющий нас от всего цивилизованного мира.
Больше социализма или больше человечности?
Однако если вместо того, чтобы создавать в своей голове фантастический мир юношей с горящими глазами и святой ненавистью к тирании, мы посмотрим на то, как реально в недавнем прошлом осуществлялись у нас перемены, то обнаружим совершенно иной сценарий. Горбачевская перестройка начиналась со смерти нескольких престарелых вождей и смены целого поколения правителей. На смену брежневскому поколению, размышлявшему по принципу «лишь бы не было войны», пришло поколение шестидесятников, желавшее социализма с человеческим лицом. Народные массы при этом на первых порах были совершенно пассивны. Люди прекрасно понимали, что никакая низовая активность в СССР не допускается, никакие митинги с требованием придать социализму человеческое лицо невозможны. Поэтому народ тихо сидел дома перед телевизором и лишь откликался на новые идеи, провозглашавшиеся Горбачевым. Узкая группа диссидентов вела себя значительно активнее, но не она определяла ход перемен.
Низы стали определять ход истории лишь тогда, когда верхи раскололись. То есть когда обнаружилось, что новое поколение правителей разделилось на конфликтующие группы, что оно не едино во взглядах на социализм с человеческим лицом - одни хотят больше социализма, а другие больше человечности. В этой ситуации правители стали апеллировать к массам, ища у них поддержки своих идей. Началась умеренная демократизация, состоялись первые выборы, появился съезд народных депутатов, который, с одной стороны, вроде бы представлял собой агрессивно-послушное большинство, а с другой - не проявлял особого желания вернуть страну в ту ситуацию, которая была до 1985 года.
Сложилось неустойчивое равновесие. И демократия не побеждала, и тоталитаризм не мог взять реванш. Лишь в этой ситуации низы стали играть собственную активную роль в политике. Вместо локальных диссидентских групп возникли массовые общественные движения. Тысячи людей начали выходить на митинги, понимая, что теперь репрессии им не грозят. Пресса оказалась радикальнее начальства. Только после двух-трех лет подобной активности общество стало настолько сильным, чтобы сыграть самостоятельную роль в защите той властной группировки, которая была ему симпатична в августе 1991 года. А в октябре 1993-го проявила свою активность и другая часть общества.
Широкие массы в перестроечном сценарии трансформации режима выступили не основной движущей силой перемен (как в сценарии «арабской весны»), а скорее арбитром в споре различных групп элиты, не сумевших удержать конфликт в узком кругу и вынужденных апеллировать к народу. Если бы этот конфликт удалось мирно разрешить в верхах без апеллирования к массам (как в Китае), то никакой низовой активности вообще не возникло бы, либо она оказалась бы быстро подавлена по сценарию бойни на площади Тяньаньмэнь.
Социальный лифт застрял
Если мы хотим понять, что может ожидать нас в будущем, стоит не сочинять в голове сценарии, не имеющие отношения к российским реалиям, а посмотреть на то, что может получиться исходя из известных фактов российской истории. О том, что после Путина вероятность раскола элиты на конкурирующие группировки достаточно велика, я писал. Велика и вероятность того, что расколотая элита будет апеллировать к массам. И здесь важно понять, как массы (основу которых к тому времени составит нынешняя молодежь) на этот вызов откликнутся.
Как откликнулась молодежь, сформировавшаяся в брежневскую эпоху, на вызов горбачевской перестройки? Очень прагматично. Можно сказать, что в долгосрочной перспективе она поддержала то, о чем долго мечтала, решительно отвергла то, что всей душой ненавидела, и равнодушно отнеслась к тому, чего толком не понимала. Поддержали массы все то, что помогало избавиться от осточертевших товарных дефицитов советской эпохи. То есть по большому счету рыночную экономику. Пусть уродливую, пусть патерналистскую, пусть сильно искаженную этатизмом и коррупцией. Но все же рыночную. Идею вернуть советское плановое хозяйство с дефицитами в придачу сегодня не предлагает ни одна реальная политическая сила, поскольку понимает, что такой системы народ не хочет. А вот демократию наше общество, по сути дела, не поддержало. Не потому, что принципиально ее отвергало, а потому, что не понимало, зачем нужна какая-то иная демократия помимо наступившей через какое-то время путинской.
Изучение опыта горбачевской перестройки показывает, что из того, какие идеи вызревают у молодежи в самый мрачный застойный период, во многом вырастают те задачи, которые ставит перед собой общество в эпоху перемен. Что же вызревает в головах молодых людей сейчас?
Если бы путинская экономическая модель развития всегда оставалась столь же успешной, как в период высоких цен на нефть, авторитарная система вряд ли вызвала бы недовольство масс. Радикализм, свойственный молодежи, с возрастом исчез бы. Люди приходили бы к выводу о необходимости твердой власти, обеспечивающей обществу высокооплачиваемые рабочие места. И потому даже в условиях раскола элит в сложный постпутинский период Кремлю нетрудно было бы восстановить автократию приблизительно по тому же сценарию, по которому она была восстановлена у нас примерно к 2003 году.
Однако путинская экономическая модель, скорее всего, уже никогда не станет успешной. Реальная перспектива на ближайшие годы - стагнация экономики со все усиливающейся социальной дифференциацией. Соответственно, нынешняя молодежь никогда не станет столь успешной, как те поколения, которые сформировали путинизм. Они смогли быстро пробиться в жизнь: сначала потому, что их отцы уступили свои места, не вписавшись в рынок 1990-х, а затем потому, что быстрый рост 2000-х создал множество новых рабочих мест. Для нынешней молодежи обилия новых рабочих мест нет, а социальные лифты не функционируют, поскольку наверху сидят их отцы, не желающие отправляться на пенсию.
Сегодня в жизнь входит поколение неудачников. Не в том смысле, что это плохое поколение: молодежь растет замечательная. А в прямом смысле слова: поколение, которому не улыбнулась такая удача, как тем, кто входил в жизнь раньше.
Конформисты за перемены
Как бы ни была конформистски и карьеристски настроена сегодняшняя молодежь, ее симпатии к путинской автократии будут по объективным причинам убывать. Конформизм и карьеризм удерживают, естественно, от выхода на протесты и порождают желание, чтобы систему изменил кто-то другой. Но если этот другой появится и разрешит безопасно выбирать новую систему, велика вероятность, что выбор новых поколений будет не в пользу автократии, клептократии и геронтократии, лишающих страну возможностей для дальнейшего развития.
Если в советскую эпоху формировалась прагматичная молодежь, желающая полных прилавков, то сегодня формируется молодежь, желающая в условиях уже существующих полных прилавков иметь хорошие рабочие места. Эти места можно получить лишь в том случае, если осуществить кое-какие перемены. Но нынешняя власть перемены осуществлять не хочет. Именно поэтому нужна такая политическая система, при которой власть будет меняться.
Эту простую мысль, конечно, и в будущем усвоят далеко не все. Какое-то число сторонников сильной руки наверняка сохранится. Важно лишь, чтобы в новых поколениях их не было так много, как в поколении путинском.
Демократизацию формируют не широкие массы, а элиты, расколотые на конкурирующие группы и вынужденные достигать компромиссных соглашений. Массы же могут (как было в начале 2000-х) стать орудием в руках той небольшой группы, которая захочет восстановить автократию. Если же эти массы (или хотя бы их значительная часть) более или менее понимают опасность автократии, ее восстановление становится чрезвычайно сложной задачей. Поэтому вероятность демократизации России после Путина достаточно велика.
Дмитрий ТРАВИН - политолог, экономист и публицист, исследователь политических процессов современной России. К. э. н.
Окончил экономический факультет ЛГУ (1983). Учился на одном курсе с Андреем Илларионовым и Алексеем Кудриным.
В 1991 г. работал в Комитете по экономической реформе Ленгорисполкома. Затем преподавал на факультете менеджмента и факультете международных отношений СПбГУ, в Высшей школе экономики. Доцент факультета журналистики СПбГУ. С 2008 г. - профессор факультета экономики, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Участник исследования российской переходной экономики, изучения опыта реформ и модернизации в других странах. Автор книги (в соавторстве с М.Дмитриевым) "Российские банки на исходе золотого века". Исследователь пенсионной реформы в России. Редактор книги "Пенсионная реформа в России: причины, содержание, перспективы".
Обозреватель ряда СМИ Санкт-Петербурга. Автор многочисленных аналитических публикаций в ведущих российских СМИ, учебных пособий.
Лауреат Международной Леонтьевской медали "За вклад в реформирование экономики" (2008).
https://ru.wikipedia.org/wiki/Травин,_Дмитрий_Яковлевич
http://www.baltpp.ru/a/2013/08/15/Dmitrij_JAkovlevich_Travin/
http://www.cogita.ru/analitka/otkrytye-diskussi/dmitrii-travin-o-zhizni-posle-protestov/image_preview
Republic (бывший Slon), 16.01.2019
https://republic.ru/posts/92836
Примечание: все выделения в тексте - мои.
СМ. ТАКЖЕ:
Дмитрий ТРАВИН: Как "путинисты" похоронят путинизм. Возможные сценарии раскола элит
Персоналистский авторитарный режим слабее, чем может показаться нам сегодня
https://loxovo.livejournal.com/8352240.html
Митинг на Манежной площади в Москве
Гипотеза, согласно которой после Путина у нас велика вероятность демократизации политической системы, часто наталкивается на распространенное представление, будто нынешняя автократия плодит конформистскую молодежь, никакой демократии не желающую. Думается, однако, что в реальности конформизм с демократизацией вполне совместимы. Чтобы разобраться в этом, следует понять, как в принципе могут происходить перемены.
Существуют два сценария участия молодого поколения в трансформации политического режима. Первый можно условно назвать сценарием «арабской весны», второй - сценарием горбачевской перестройки.
Настоящих буйных мало
По сценарию «арабской весны» молодежь должна выступить основной движущей силой перемен. Жестко идеологизированные, бесстрашные и бескомпромиссные, ненавидящие существующий режим молодые люди выходят на площадь, проводят многотысячные митинги, кричат, протестуют. От мирных действий они временами переходят к насильственным, вступают в столкновения с полицией. Они не готовы ждать, они желают победы оппозиции здесь и сейчас, они верят в то, что жизнь быстро изменится в лучшую сторону, если удастся переменить власть.
В этом сценарии элиты ведут себя сравнительно пассивно. Или, точнее, они действуют через бунтующую толпу. Оппозиционные идеологи заряжают ее идеями, подстрекают к активным действиям. Стоящие на страже режима генералы, наоборот, стремятся сдержать активность масс, не дать им совершить переворот и привести к власти контрэлиту, которая руководит протестующими. При этом как представители контрэлиты, так и представители элиты правящей не могут раскачать лодку без толпы. У контрэлиты для этого не хватает сил, а правящая элита вполне удовлетворена сложившимся положением и ничего не стремится менять.
Если мы представляем себе будущие перемены в России подобным образом, то, естественно, ждем от нашей молодежи сильной ненависти к авторитарному режиму, большой любви к демократии, бескомпромиссности, готовности жертвовать собой, равнодушия к карьере, к деньгам, к устройству личной жизни. И поскольку ничего подобного мы у подавляющего большинства молодых людей не находим, то делаем пессимистические выводы о том, что будущие конформисты вслед за путинской автократией обязательно создадут себе новую, что вечно они будут поклоняться всяким жестоким вождям и что в России существует некий ужасный культурный код, отделяющий нас от всего цивилизованного мира.
Больше социализма или больше человечности?
Однако если вместо того, чтобы создавать в своей голове фантастический мир юношей с горящими глазами и святой ненавистью к тирании, мы посмотрим на то, как реально в недавнем прошлом осуществлялись у нас перемены, то обнаружим совершенно иной сценарий. Горбачевская перестройка начиналась со смерти нескольких престарелых вождей и смены целого поколения правителей. На смену брежневскому поколению, размышлявшему по принципу «лишь бы не было войны», пришло поколение шестидесятников, желавшее социализма с человеческим лицом. Народные массы при этом на первых порах были совершенно пассивны. Люди прекрасно понимали, что никакая низовая активность в СССР не допускается, никакие митинги с требованием придать социализму человеческое лицо невозможны. Поэтому народ тихо сидел дома перед телевизором и лишь откликался на новые идеи, провозглашавшиеся Горбачевым. Узкая группа диссидентов вела себя значительно активнее, но не она определяла ход перемен.
Низы стали определять ход истории лишь тогда, когда верхи раскололись. То есть когда обнаружилось, что новое поколение правителей разделилось на конфликтующие группы, что оно не едино во взглядах на социализм с человеческим лицом - одни хотят больше социализма, а другие больше человечности. В этой ситуации правители стали апеллировать к массам, ища у них поддержки своих идей. Началась умеренная демократизация, состоялись первые выборы, появился съезд народных депутатов, который, с одной стороны, вроде бы представлял собой агрессивно-послушное большинство, а с другой - не проявлял особого желания вернуть страну в ту ситуацию, которая была до 1985 года.
Сложилось неустойчивое равновесие. И демократия не побеждала, и тоталитаризм не мог взять реванш. Лишь в этой ситуации низы стали играть собственную активную роль в политике. Вместо локальных диссидентских групп возникли массовые общественные движения. Тысячи людей начали выходить на митинги, понимая, что теперь репрессии им не грозят. Пресса оказалась радикальнее начальства. Только после двух-трех лет подобной активности общество стало настолько сильным, чтобы сыграть самостоятельную роль в защите той властной группировки, которая была ему симпатична в августе 1991 года. А в октябре 1993-го проявила свою активность и другая часть общества.
Широкие массы в перестроечном сценарии трансформации режима выступили не основной движущей силой перемен (как в сценарии «арабской весны»), а скорее арбитром в споре различных групп элиты, не сумевших удержать конфликт в узком кругу и вынужденных апеллировать к народу. Если бы этот конфликт удалось мирно разрешить в верхах без апеллирования к массам (как в Китае), то никакой низовой активности вообще не возникло бы, либо она оказалась бы быстро подавлена по сценарию бойни на площади Тяньаньмэнь.
Социальный лифт застрял
Если мы хотим понять, что может ожидать нас в будущем, стоит не сочинять в голове сценарии, не имеющие отношения к российским реалиям, а посмотреть на то, что может получиться исходя из известных фактов российской истории. О том, что после Путина вероятность раскола элиты на конкурирующие группировки достаточно велика, я писал. Велика и вероятность того, что расколотая элита будет апеллировать к массам. И здесь важно понять, как массы (основу которых к тому времени составит нынешняя молодежь) на этот вызов откликнутся.
Как откликнулась молодежь, сформировавшаяся в брежневскую эпоху, на вызов горбачевской перестройки? Очень прагматично. Можно сказать, что в долгосрочной перспективе она поддержала то, о чем долго мечтала, решительно отвергла то, что всей душой ненавидела, и равнодушно отнеслась к тому, чего толком не понимала. Поддержали массы все то, что помогало избавиться от осточертевших товарных дефицитов советской эпохи. То есть по большому счету рыночную экономику. Пусть уродливую, пусть патерналистскую, пусть сильно искаженную этатизмом и коррупцией. Но все же рыночную. Идею вернуть советское плановое хозяйство с дефицитами в придачу сегодня не предлагает ни одна реальная политическая сила, поскольку понимает, что такой системы народ не хочет. А вот демократию наше общество, по сути дела, не поддержало. Не потому, что принципиально ее отвергало, а потому, что не понимало, зачем нужна какая-то иная демократия помимо наступившей через какое-то время путинской.
Изучение опыта горбачевской перестройки показывает, что из того, какие идеи вызревают у молодежи в самый мрачный застойный период, во многом вырастают те задачи, которые ставит перед собой общество в эпоху перемен. Что же вызревает в головах молодых людей сейчас?
Если бы путинская экономическая модель развития всегда оставалась столь же успешной, как в период высоких цен на нефть, авторитарная система вряд ли вызвала бы недовольство масс. Радикализм, свойственный молодежи, с возрастом исчез бы. Люди приходили бы к выводу о необходимости твердой власти, обеспечивающей обществу высокооплачиваемые рабочие места. И потому даже в условиях раскола элит в сложный постпутинский период Кремлю нетрудно было бы восстановить автократию приблизительно по тому же сценарию, по которому она была восстановлена у нас примерно к 2003 году.
Однако путинская экономическая модель, скорее всего, уже никогда не станет успешной. Реальная перспектива на ближайшие годы - стагнация экономики со все усиливающейся социальной дифференциацией. Соответственно, нынешняя молодежь никогда не станет столь успешной, как те поколения, которые сформировали путинизм. Они смогли быстро пробиться в жизнь: сначала потому, что их отцы уступили свои места, не вписавшись в рынок 1990-х, а затем потому, что быстрый рост 2000-х создал множество новых рабочих мест. Для нынешней молодежи обилия новых рабочих мест нет, а социальные лифты не функционируют, поскольку наверху сидят их отцы, не желающие отправляться на пенсию.
Сегодня в жизнь входит поколение неудачников. Не в том смысле, что это плохое поколение: молодежь растет замечательная. А в прямом смысле слова: поколение, которому не улыбнулась такая удача, как тем, кто входил в жизнь раньше.
Конформисты за перемены
Как бы ни была конформистски и карьеристски настроена сегодняшняя молодежь, ее симпатии к путинской автократии будут по объективным причинам убывать. Конформизм и карьеризм удерживают, естественно, от выхода на протесты и порождают желание, чтобы систему изменил кто-то другой. Но если этот другой появится и разрешит безопасно выбирать новую систему, велика вероятность, что выбор новых поколений будет не в пользу автократии, клептократии и геронтократии, лишающих страну возможностей для дальнейшего развития.
Если в советскую эпоху формировалась прагматичная молодежь, желающая полных прилавков, то сегодня формируется молодежь, желающая в условиях уже существующих полных прилавков иметь хорошие рабочие места. Эти места можно получить лишь в том случае, если осуществить кое-какие перемены. Но нынешняя власть перемены осуществлять не хочет. Именно поэтому нужна такая политическая система, при которой власть будет меняться.
Эту простую мысль, конечно, и в будущем усвоят далеко не все. Какое-то число сторонников сильной руки наверняка сохранится. Важно лишь, чтобы в новых поколениях их не было так много, как в поколении путинском.
Демократизацию формируют не широкие массы, а элиты, расколотые на конкурирующие группы и вынужденные достигать компромиссных соглашений. Массы же могут (как было в начале 2000-х) стать орудием в руках той небольшой группы, которая захочет восстановить автократию. Если же эти массы (или хотя бы их значительная часть) более или менее понимают опасность автократии, ее восстановление становится чрезвычайно сложной задачей. Поэтому вероятность демократизации России после Путина достаточно велика.
Дмитрий ТРАВИН - политолог, экономист и публицист, исследователь политических процессов современной России. К. э. н.
Окончил экономический факультет ЛГУ (1983). Учился на одном курсе с Андреем Илларионовым и Алексеем Кудриным.
В 1991 г. работал в Комитете по экономической реформе Ленгорисполкома. Затем преподавал на факультете менеджмента и факультете международных отношений СПбГУ, в Высшей школе экономики. Доцент факультета журналистики СПбГУ. С 2008 г. - профессор факультета экономики, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Участник исследования российской переходной экономики, изучения опыта реформ и модернизации в других странах. Автор книги (в соавторстве с М.Дмитриевым) "Российские банки на исходе золотого века". Исследователь пенсионной реформы в России. Редактор книги "Пенсионная реформа в России: причины, содержание, перспективы".
Обозреватель ряда СМИ Санкт-Петербурга. Автор многочисленных аналитических публикаций в ведущих российских СМИ, учебных пособий.
Лауреат Международной Леонтьевской медали "За вклад в реформирование экономики" (2008).
https://ru.wikipedia.org/wiki/Травин,_Дмитрий_Яковлевич
http://www.baltpp.ru/a/2013/08/15/Dmitrij_JAkovlevich_Travin/
http://www.cogita.ru/analitka/otkrytye-diskussi/dmitrii-travin-o-zhizni-posle-protestov/image_preview
Republic (бывший Slon), 16.01.2019
https://republic.ru/posts/92836
Примечание: все выделения в тексте - мои.
СМ. ТАКЖЕ:
Дмитрий ТРАВИН: Как "путинисты" похоронят путинизм. Возможные сценарии раскола элит
Персоналистский авторитарный режим слабее, чем может показаться нам сегодня
https://loxovo.livejournal.com/8352240.html