Ректор РАНХиГС Владимир МАУ: "Для реформ нужна не "фаза цикла", а спрос на них" (ИНТЕРВЬЮ) (оконч.)
Начало:
https://loxovo.livejournal.com/8163144.html
"Конкурентные преимущества - человеческий капитал, инфраструктура и госуправление"
- Вы в свое время писали, что кризис может привести к изменению управления социально-экономическими процессами - в целом про мировую экономику, а не отдельно про Россию. В нашей стране сформировался государственно-монополистический капитализм. После кризиса 2008-2009 гг. вырос и госсектор, и влияние государства на бизнес. Видите ли вы возможность сломить этот тренд?
- Является ли эта тенденция вечной? Нет, не является. Будет ли она доминировать в ближайшие годы? Скорее всего, да. Из истории видно, что приватизация может решать три задачи: фискальную (пополнение казны), экономическую (появление эффективного собственника) и политическую (обеспечение стабильности власти). Приватизация 90-х гг. решала в основном задачи политической стабилизации и выхода из революционной трансформации и по этому критерию была очень успешной.
Сейчас же политической задачи нет. Фискальной тоже - это невозобновляемый источник доходов. И эффективный стратегический собственник в нынешней геополитической ситуации также вряд ли придет. Мы когда-то не хотели допустить приватизацию «красными директорами», так вот, всякая приватизация сейчас будет де-факто приватизацией менеджментом. И это будет дешевая приватизация - активы недооценены. Да, огосударствление неэффективно, но я не уверен, что разгосударствление повысит эффективность в данной ситуации. Я не вижу ни путей, ни механизмов, ни смысла приватизации, как бы идеологически (как либеральный экономист) я не считал частную собственность более предпочтительной. Со временем ситуация должна, конечно, измениться.
- Вы подчеркивали, что концентрироваться на росте ВВП не стоит. У нас есть условный таргет - расти на уровне общемировых темпов. Такой ориентир все-таки нужен?
- Я бы сказал, что российская экономика должна расти темпами выше, чем в Германии, и ниже, чем в Китае. Ориентир нужен, но с одной поправкой: отчитываться о достижении цели надо не на ближайших выборах, а в учебниках по экономической истории лет через десять. Темпы роста в 1987-1988 гг. в СССР возрастали ценой быстрого роста бюджетного дефицита и госдолга, но это оказалось стимулированием тяжелобольного, который не выдержал такого лечения и вскоре умер. Из застойной экономики мы получили разбалансированную и падающую.
ВВП - это совокупность продаж товаров и услуг за год, если цена снижается быстрее, чем растет качество, то благосостояние растет, а ВВП может и тормозиться. Наиболее яркий пример - iPhone. Он заменяет множество устройств, которые в совокупности стоили бы гораздо больше iPhone.
Поэтому сейчас показателями позитивных сдвигов была бы динамика частных инвестиций и благосостояния, диверсификация экспорта, а также низкая инфляция, от которой зависит доступность кредита. А рост экономики должен быть устойчивым в среднесрочной перспективе и сопровождаться структурной модернизацией.
- Вы настаивали, что увеличение инвестиций в человеческий капитал и инфраструктуру даст как раз долгосрочный рост.
- Это часть проблемы, о которой я говорил. Инвестиции в человеческий капитал (в частности, в образование) исключительно важны для долгосрочного роста экономики и благосостояния, но их эффекты проявляются только со временем.
Есть еще один аспект, который важно учитывать. В отличие от индустриальной эпохи сейчас невозможно определить отрасли, в которые государство вкладывало бы ресурсы и получало бы мощный эффект. Вместо передовых отраслей имеет смысл обсуждать передовые технологии - в каждой отрасли есть как передовые предприятия, так и отсталые. А поскольку технологии меняются очень быстро, то практически невозможно устанавливать их в качестве приоритетов государственной политики. Из этого вытекают два вывода.
Первый: приоритетами государства становятся не отрасли и даже не технологии, а обеспечение необходимой для их развития среды. Конкурентные преимущества страны обеспечивают человеческий капитал, инфраструктура и качество госуправления. На это ориентируется бизнес при принятии инвестиционных решений. Сегодня во всех предвыборных программах западных лидеров - от Трампа до Макрона - говорится об ужасной инфраструктуре и недостаточном человеческом капитале. У нас же эта повестка традиционная - что такое человеческий капитал и инфраструктура, как не «дураки и дороги»? Еще в конце 1880 г. министр финансов Александр Абаз, представляя основы бюджетной политики Государственному совету России, предлагал сократить расходы по военному ведомству и на госуправление и наращивать расходы «на училища и школы, на устройство судебной части и на пути сообщения».
Второй вывод: сейчас технологический рывок нельзя обеспечить путем концентрации средств в руках государства. В индустриальную эпоху страны, успешно решавшие задачи догоняющей модернизации (Германия, Япония, СССР), выделялись повышенной по сравнению с самыми развитыми странами долей бюджета в ВВП. В последние же полвека все успешные примеры сокращения разрыва «догоняющей» страной - это случаи, когда бюджетная нагрузка была ниже, чем в развитых странах.
- В принятом бюджете структура расходов в целом консервируется.
- Бюджетный маневр сейчас находится в центре экспертной и политической дискуссии. Необходимо увеличить долю статей, относимых к производительным расходам, обеспечивающим рост экономики и благосостояния. В наше время к ним относят прежде всего человеческий капитал и инфраструктуру. Впрочем, дискуссия о производительных и непроизводительных расходах восходит еще к Адаму Смиту, который к непроизводительному относил труд чиновников, судей, священников, солдат, врачей, музыкантов, домашних слуг (хотя и подчеркивал их высокую важность для общества).
Есть достаточно широкое понимание необходимости маневра. Но остается, например, вопрос основного источника: изменение бюджетного правила (увеличение цены отсечения нефти, при которой рассчитывается бюджет), номинальное перераспределение средств или перераспределение по мере роста доходов бюджета. На мой взгляд, решение, как осуществлять маневр, еще не выработано. Сложно забирать деньги из одних отраслей и передавать другим. Политически приемлемый маневр должен, как правило, сопровождаться перераспределением дополнительных доходов от экономического роста, а не сокращением номинальных расходов.
- А обсуждается ли повышение налогов для проведения маневра?
- Эксперты должны обсуждать все варианты. По моему мнению, совокупная налоговая нагрузка не должна увеличиваться. Стабильность налоговой системы лучше, чем ее частые изменения. А если и менять, то повышая косвенные налоги и снижая прямые.
Впрочем, мне ближе позиция поиска внутренних резервов, есть много возможностей оптимизации расходов и повышения эффективности. Дать денег - самое простое. Но это не сработает без изменения структуры отраслей. Сейчас мы обсуждаем попадание наших университетов в рейтинги, и это становится самоцелью, как выполнение плана в СССР. А ведь успешные университеты - это те, куда приезжают иностранные студенты и где учатся взрослые люди, а не только выпускники школ, которые стопроцентно нацелены на высшее образование. Если взрослые люди готовы приходить в университет и платить за обучение - это показатель его качества безотносительно места в Шанхайском рейтинге или рейтинге The Times.
Иногда достаточно просто не мешать. Например, коммерческому образованию. Мы привыкли по опыту 1990-х гг., что частные деньги в образовании лишь компенсируют нехватку государственных. Но богатое общество имеет больше возможностей для частных инвестиций в человеческий капитал. Чем оно богаче, тем относительно меньше люди тратят на свое материальное содержание и больше на развитие. В этом смысле увеличение доли частных денег в образовании очень хороший показатель. Скажем, в РАНХиГС подавляющее большинство обучающихся - взрослые, приходящие сюда в середине профессиональной карьеры за новыми знаниями и квалификациями. И это реальный показатель качества учебного заведения.
Лет 15 назад отношение к платному образованию было такое: «Я вам заплатил - вы должны меня учить и ничего не требовать». Сейчас совершенно иначе: «Я инвестирую в обучение деньги и время, почему мне легко учиться? Почему от меня мало требуют?» Поэтому государство должно не только помогать университетам деньгами - хотя я как ректор полностью «за», - но и понимать, кому и зачем оно помогает. Я все это к тому, что финансово-экономическая модель образования не сводится к бюджетному маневру или повышению зарплат.
- Российское образование и здравоохранение достаточно конкурентоспособны, чтобы их можно было экспортировать?
- Учреждения образования и здравоохранения разные. Есть более конкурентоспособные, есть менее. Правительство выдвинуло экспорт образования в качестве одного из приоритетных проектов. Наша академия активно включилась в эту работу. В частности, на нашей базе создается центр компетенций по экспорту образования. Поставлена задача резко нарастить количество иностранных студентов и, соответственно, доходов от экспорта. Разумеется, есть объективные ограничения - мы не можем занять, скажем, треть мирового рынка образования, как англоговорящие страны. Но существенно расширить свою долю можем. Есть сильные сферы: математика, частично - инженерия, искусство, музыка, и, как ни покажется кому-то странным, высоким спросом у иностранцев пользуются социально-управленческие компетенции. Рынок - прежде всего постсоветское пространство, но не только.
Хорошее образование и здравоохранение требуют не только бюджетных вливаний, но и эффективного спроса. Если люди со средствами учатся и лечатся за границей, а сюда приезжают, напротив, те, у кого спрос на качество заниженный, то это тормозит развитие человеческого капитала. Это путь к деградации.
"Часть функций государства будет отмирать"
- Какие еще риски для экономики сейчас вы видите?
- Популизм во всех формах, прежде всего - экономический. К счастью, российское руководство не проявляет склонности к экономическому популизму.
Далее, риск политики ускорения номинального роста экономики ценой структурной деградации и макроэкономического разбалансирования. Налицо опасная ловушка: практически все, что позволяет продемонстрировать высокие темпы роста в ближайшие 2-3 года, вредно для долгосрочного роста, а что хорошо для роста долгосрочного, не дает результатов, которые можно продемонстрировать избирателю немедленно.
Риски бегства креативного класса. Если 40 лет назад человек, желая жить в развитой стране, должен был работать над тем, чтобы ее модернизировать, то теперь ситуация изменилась. Для многих транзакционные издержки отъезда гораздо ниже, чем созидательная деятельность дома. Я имею в виду даже не физический отъезд. Если люди ведут бизнес здесь, а услуги образования и медицины получают за рубежом, то это тормозит формирование эффективных институтов человеческого капитала.
Ну и традиционный риск - отсутствие интереса к частному бизнесу, стремление одних детей, как правило из богатых семей, работать в госкорпорациях, других, обычно из бедных, - в силовых структурах. Это очень неустойчивая конструкция с точки зрения и социальной стабильности, и долгосрочного роста.
- А риски демографической ямы?
- Проблема сокращения численности трудоспособного населения очень серьезная. Это аргумент в пользу повышения пенсионного возраста: повышение на пять лет добавляет 9 млн трудоспособного населения. Есть и структурный аспект: как говорит [директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС] Татьяна Малева, на пенсию уходит последнее работающее поколение. Поэтому пенсионный возраст имеет смысл поднять еще и для того, чтобы удержать его в производстве. Кстати, это одна из причин «странности» российского рынка труда, которую некоторые исследователи описывают как неадекватность, а мне она кажется вполне оправданной - предприятия в кризис в ответ на снижение спроса сокращают не численность работников, а рабочий день или зарплаты. Потому что, уволив работников, многих из них потом, когда кризис закончится, уже не вернуть и не заменить. Это же не финансовый аналитик и не брокер, которого сегодня уволил, а завтра нанял.
Современный мир пока не знал экономического роста без роста численности населения. Как компенсировать недостаток помимо повышения пенсионного возраста? Наиболее распространенные предложения последних 20 лет - стимулирование внешней миграции. Но приезжают-то к нам в основном не высокообразованные люди, а неквалифицированная рабочая сила. Это еще один серьезный долгосрочный вызов. Поэтому внешняя миграция, по моему мнению, не дает в обозримом будущем решения демографической проблемы. Но мы недооцениваем возможности внутренней миграции. Необходимо стимулировать концентрацию населения в точках роста.
- В условиях сокращения трудоспособного населения что делать с пенсионной системой?
- Повышением пенсионного возраста всех проблем точно не решить. Его повышение, если сэкономленные деньги не забирать на другие статьи бюджета, позволило бы увеличить пенсию старшим пенсионным возрастам, сделать ее более адресной. Но это все равно не решит проблемы достойной пенсии. Нынешние пенсионные системы в развитых странах (включая СССР) формировались в других демографических условиях, когда ожидаемая продолжительность жизни составляла 45-50 лет, т. е. была существенно ниже пенсионного возраста. Поэтому для сохранения нынешней системы в неизменном виде и недопущения сильного снижения уровня жизни при выходе на пенсию надо обсуждать пенсионный возраст не в 60-65, а примерно в 80 лет. Понятно, что это политически неприемлемо. Нужно искать другие механизмы.
Государственная пенсия - это часть бюджетной системы, а значит, должна быть такой, какую государство и общество могут себе позволить. Какой она будет в ближайшие 3-5 лет - вопрос более политический, чем экономический. Надо понять, какую долю ВВП страна готова расходовать на пенсии и как эти расходы соотносятся с другими статьями - от обороны до здравоохранения. Готовы ли граждане платить дополнительные взносы в Пенсионный фонд? Поскольку никто, похоже, к этому не готов, то необходимо обсудить другие пенсионные модели.
И мы постепенно к этому движемся: увеличивается когорта людей, которые не планируют в пожилом возрасте жить на государственную пенсию. В богатом обществе люди сами заботятся о своей пенсии, комбинируя ее из четырех элементов: государственной пенсии, частных пенсионных накоплений, вложений в недвижимость (в бумаги) и в семью. По опыту последних 50 лет мы знаем, что любой из этих элементов может не реализоваться: государство может оказаться банкротом, частные фонды могут разориться в кризис, ценные бумаги - обесцениться, как и недвижимость, семья может подвести. Но все-таки комбинация из четырех элементов дает больше устойчивости. А государство может и должно предложить пенсию как заявительное привязанное к возрасту пособие по бедности или инвалидности. Может быть, сохранится номинальная универсальная пенсия.
- В 2009 г. вы писали, что кризис носит структурный характер и предполагает серьезное обновление структуры мировой экономики и технологической базы. Прошли годы. Как мировая экономика обновилась?
- Очевидно, что тормозится глобализация и появляются новые отрасли производства. Усиливается роль внутреннего спроса - в Китае, возможно в Германии. В России внутренний рынок достаточно узок, но, похоже, у нас тоже усиливается роль внутреннего спроса. Как раз накануне думал, что нужно найти эту свою старую статью и проанализировать отмеченные тогда тенденции.
- А как технологическая революция может изменить роль государства? Например, индустриальная революция привела к исчезновению сословного общества.
- Похоже, что мы находимся накануне реализации нескольких прогнозов мыслителей прошлого, причем как левых, так и правых. Часть функций государства, как и прогнозировали левые, будет отмирать - посреднических и экономических. Платформенные решения радикально изменяют некоторые функции государства. А тема «государство как платформа» становится одной из ключевых.
Изменения на рынке труда, появление искусственного интеллекта могут существенно изменить соотношение свободного и рабочего времени. У раннего Маркса был тезис, что богатство общества будет определяться свободным, а не рабочим временем. Мы к этому идем, и чем меньше времени требует работа, необходимая для удовлетворения базовых материальных потребностей, тем больше остается времени для своего развития.
Структурные кризисы прошлого вели к глубоким изменениям в системе глобальных валют. Новый структурный кризис должен был повлечь за собой создание новых валютных конфигураций. Десять лет назад на эту тему высказывались разные соображения - о перспективах роли юаня или о росте значения региональных резервных валют. Но сейчас на повестку выходят криптовалюты. Пока трудно сказать, какую роль они будут играть в ближайшее время. Но стратегически, по-видимому, роль эта будет значительной. Речь не конкретно о биткойне - будущие криптовалюты будут отличаться от нынешних, как современные самолеты - от машины братьев Райт. Но в любом случае мы находимся в начале реализации прогноза уже праволиберальных экономистов о том, что более эффективными будут частные валюты. Как с банками - банковские услуги будут, а банки могут исчезнуть. Может возникнуть и ситуация «центробанки без валют». Что такое центральные банки в условиях частных денег? Это один из вопросов, который будет актуальным в обозримом будущем.
Наконец, остается открытым, пожалуй, самый фундаментальный вопрос экономической теории и экономической истории: почему начался современный экономический рост (в середине XVIII в.) и навсегда ли он? Вопрос, имеющий огромное значение - и теоретическое, и практическое. Придет ли мир в состояние, когда благосостояние будет расти, а экономика - нет? Но это тема совсем другого разговора.
Владимир МАУ - ректор РАНХиГС
Родился в 1959 г. в Москве. Окончил Московский институт народного хозяйства им. Плеханова в 1981 г. Занимался научными исследованиями в Институте экономики АН СССР, Институте экономической политики Академии народного хозяйства при Совете министров СССР, Институте экономики переходного периода. Преподавал в МГУ им. М. В. Ломоносова, государственном университете «Высшая школа экономики», московском центре Стэнфордского университета США. Доктор экономических наук. С 1991 г. участвовал в разработке и практической реализации курса экономических реформ в России
1992 советник председателя правительства РФ по 1993 г.
1997 Руководитель Рабочего центра экономических реформ при правительстве Российской Федерации
2002 Ректор Академии народного хозяйства при правительстве Российской Федерации
2010 Ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте Российской Федерации (РАНХиГС)
"Ведомости", 14.01.2018
https://www.vedomosti.ru/economics/characters/2018/01/14/747718-dlya-reform-faza-tsikla-spros
ИЗ КОММЕНТАРИЕВ
mambazoo 07:05 15.01.2018
Единственный вывод из статьи - чувак хорошо устроился и он тоже за стабильность ))
https://loxovo.livejournal.com/8163144.html
"Конкурентные преимущества - человеческий капитал, инфраструктура и госуправление"
- Вы в свое время писали, что кризис может привести к изменению управления социально-экономическими процессами - в целом про мировую экономику, а не отдельно про Россию. В нашей стране сформировался государственно-монополистический капитализм. После кризиса 2008-2009 гг. вырос и госсектор, и влияние государства на бизнес. Видите ли вы возможность сломить этот тренд?
- Является ли эта тенденция вечной? Нет, не является. Будет ли она доминировать в ближайшие годы? Скорее всего, да. Из истории видно, что приватизация может решать три задачи: фискальную (пополнение казны), экономическую (появление эффективного собственника) и политическую (обеспечение стабильности власти). Приватизация 90-х гг. решала в основном задачи политической стабилизации и выхода из революционной трансформации и по этому критерию была очень успешной.
Сейчас же политической задачи нет. Фискальной тоже - это невозобновляемый источник доходов. И эффективный стратегический собственник в нынешней геополитической ситуации также вряд ли придет. Мы когда-то не хотели допустить приватизацию «красными директорами», так вот, всякая приватизация сейчас будет де-факто приватизацией менеджментом. И это будет дешевая приватизация - активы недооценены. Да, огосударствление неэффективно, но я не уверен, что разгосударствление повысит эффективность в данной ситуации. Я не вижу ни путей, ни механизмов, ни смысла приватизации, как бы идеологически (как либеральный экономист) я не считал частную собственность более предпочтительной. Со временем ситуация должна, конечно, измениться.
- Вы подчеркивали, что концентрироваться на росте ВВП не стоит. У нас есть условный таргет - расти на уровне общемировых темпов. Такой ориентир все-таки нужен?
- Я бы сказал, что российская экономика должна расти темпами выше, чем в Германии, и ниже, чем в Китае. Ориентир нужен, но с одной поправкой: отчитываться о достижении цели надо не на ближайших выборах, а в учебниках по экономической истории лет через десять. Темпы роста в 1987-1988 гг. в СССР возрастали ценой быстрого роста бюджетного дефицита и госдолга, но это оказалось стимулированием тяжелобольного, который не выдержал такого лечения и вскоре умер. Из застойной экономики мы получили разбалансированную и падающую.
ВВП - это совокупность продаж товаров и услуг за год, если цена снижается быстрее, чем растет качество, то благосостояние растет, а ВВП может и тормозиться. Наиболее яркий пример - iPhone. Он заменяет множество устройств, которые в совокупности стоили бы гораздо больше iPhone.
Поэтому сейчас показателями позитивных сдвигов была бы динамика частных инвестиций и благосостояния, диверсификация экспорта, а также низкая инфляция, от которой зависит доступность кредита. А рост экономики должен быть устойчивым в среднесрочной перспективе и сопровождаться структурной модернизацией.
- Вы настаивали, что увеличение инвестиций в человеческий капитал и инфраструктуру даст как раз долгосрочный рост.
- Это часть проблемы, о которой я говорил. Инвестиции в человеческий капитал (в частности, в образование) исключительно важны для долгосрочного роста экономики и благосостояния, но их эффекты проявляются только со временем.
Есть еще один аспект, который важно учитывать. В отличие от индустриальной эпохи сейчас невозможно определить отрасли, в которые государство вкладывало бы ресурсы и получало бы мощный эффект. Вместо передовых отраслей имеет смысл обсуждать передовые технологии - в каждой отрасли есть как передовые предприятия, так и отсталые. А поскольку технологии меняются очень быстро, то практически невозможно устанавливать их в качестве приоритетов государственной политики. Из этого вытекают два вывода.
Первый: приоритетами государства становятся не отрасли и даже не технологии, а обеспечение необходимой для их развития среды. Конкурентные преимущества страны обеспечивают человеческий капитал, инфраструктура и качество госуправления. На это ориентируется бизнес при принятии инвестиционных решений. Сегодня во всех предвыборных программах западных лидеров - от Трампа до Макрона - говорится об ужасной инфраструктуре и недостаточном человеческом капитале. У нас же эта повестка традиционная - что такое человеческий капитал и инфраструктура, как не «дураки и дороги»? Еще в конце 1880 г. министр финансов Александр Абаз, представляя основы бюджетной политики Государственному совету России, предлагал сократить расходы по военному ведомству и на госуправление и наращивать расходы «на училища и школы, на устройство судебной части и на пути сообщения».
Второй вывод: сейчас технологический рывок нельзя обеспечить путем концентрации средств в руках государства. В индустриальную эпоху страны, успешно решавшие задачи догоняющей модернизации (Германия, Япония, СССР), выделялись повышенной по сравнению с самыми развитыми странами долей бюджета в ВВП. В последние же полвека все успешные примеры сокращения разрыва «догоняющей» страной - это случаи, когда бюджетная нагрузка была ниже, чем в развитых странах.
- В принятом бюджете структура расходов в целом консервируется.
- Бюджетный маневр сейчас находится в центре экспертной и политической дискуссии. Необходимо увеличить долю статей, относимых к производительным расходам, обеспечивающим рост экономики и благосостояния. В наше время к ним относят прежде всего человеческий капитал и инфраструктуру. Впрочем, дискуссия о производительных и непроизводительных расходах восходит еще к Адаму Смиту, который к непроизводительному относил труд чиновников, судей, священников, солдат, врачей, музыкантов, домашних слуг (хотя и подчеркивал их высокую важность для общества).
Есть достаточно широкое понимание необходимости маневра. Но остается, например, вопрос основного источника: изменение бюджетного правила (увеличение цены отсечения нефти, при которой рассчитывается бюджет), номинальное перераспределение средств или перераспределение по мере роста доходов бюджета. На мой взгляд, решение, как осуществлять маневр, еще не выработано. Сложно забирать деньги из одних отраслей и передавать другим. Политически приемлемый маневр должен, как правило, сопровождаться перераспределением дополнительных доходов от экономического роста, а не сокращением номинальных расходов.
- А обсуждается ли повышение налогов для проведения маневра?
- Эксперты должны обсуждать все варианты. По моему мнению, совокупная налоговая нагрузка не должна увеличиваться. Стабильность налоговой системы лучше, чем ее частые изменения. А если и менять, то повышая косвенные налоги и снижая прямые.
Впрочем, мне ближе позиция поиска внутренних резервов, есть много возможностей оптимизации расходов и повышения эффективности. Дать денег - самое простое. Но это не сработает без изменения структуры отраслей. Сейчас мы обсуждаем попадание наших университетов в рейтинги, и это становится самоцелью, как выполнение плана в СССР. А ведь успешные университеты - это те, куда приезжают иностранные студенты и где учатся взрослые люди, а не только выпускники школ, которые стопроцентно нацелены на высшее образование. Если взрослые люди готовы приходить в университет и платить за обучение - это показатель его качества безотносительно места в Шанхайском рейтинге или рейтинге The Times.
Иногда достаточно просто не мешать. Например, коммерческому образованию. Мы привыкли по опыту 1990-х гг., что частные деньги в образовании лишь компенсируют нехватку государственных. Но богатое общество имеет больше возможностей для частных инвестиций в человеческий капитал. Чем оно богаче, тем относительно меньше люди тратят на свое материальное содержание и больше на развитие. В этом смысле увеличение доли частных денег в образовании очень хороший показатель. Скажем, в РАНХиГС подавляющее большинство обучающихся - взрослые, приходящие сюда в середине профессиональной карьеры за новыми знаниями и квалификациями. И это реальный показатель качества учебного заведения.
Лет 15 назад отношение к платному образованию было такое: «Я вам заплатил - вы должны меня учить и ничего не требовать». Сейчас совершенно иначе: «Я инвестирую в обучение деньги и время, почему мне легко учиться? Почему от меня мало требуют?» Поэтому государство должно не только помогать университетам деньгами - хотя я как ректор полностью «за», - но и понимать, кому и зачем оно помогает. Я все это к тому, что финансово-экономическая модель образования не сводится к бюджетному маневру или повышению зарплат.
- Российское образование и здравоохранение достаточно конкурентоспособны, чтобы их можно было экспортировать?
- Учреждения образования и здравоохранения разные. Есть более конкурентоспособные, есть менее. Правительство выдвинуло экспорт образования в качестве одного из приоритетных проектов. Наша академия активно включилась в эту работу. В частности, на нашей базе создается центр компетенций по экспорту образования. Поставлена задача резко нарастить количество иностранных студентов и, соответственно, доходов от экспорта. Разумеется, есть объективные ограничения - мы не можем занять, скажем, треть мирового рынка образования, как англоговорящие страны. Но существенно расширить свою долю можем. Есть сильные сферы: математика, частично - инженерия, искусство, музыка, и, как ни покажется кому-то странным, высоким спросом у иностранцев пользуются социально-управленческие компетенции. Рынок - прежде всего постсоветское пространство, но не только.
Хорошее образование и здравоохранение требуют не только бюджетных вливаний, но и эффективного спроса. Если люди со средствами учатся и лечатся за границей, а сюда приезжают, напротив, те, у кого спрос на качество заниженный, то это тормозит развитие человеческого капитала. Это путь к деградации.
"Часть функций государства будет отмирать"
- Какие еще риски для экономики сейчас вы видите?
- Популизм во всех формах, прежде всего - экономический. К счастью, российское руководство не проявляет склонности к экономическому популизму.
Далее, риск политики ускорения номинального роста экономики ценой структурной деградации и макроэкономического разбалансирования. Налицо опасная ловушка: практически все, что позволяет продемонстрировать высокие темпы роста в ближайшие 2-3 года, вредно для долгосрочного роста, а что хорошо для роста долгосрочного, не дает результатов, которые можно продемонстрировать избирателю немедленно.
Риски бегства креативного класса. Если 40 лет назад человек, желая жить в развитой стране, должен был работать над тем, чтобы ее модернизировать, то теперь ситуация изменилась. Для многих транзакционные издержки отъезда гораздо ниже, чем созидательная деятельность дома. Я имею в виду даже не физический отъезд. Если люди ведут бизнес здесь, а услуги образования и медицины получают за рубежом, то это тормозит формирование эффективных институтов человеческого капитала.
Ну и традиционный риск - отсутствие интереса к частному бизнесу, стремление одних детей, как правило из богатых семей, работать в госкорпорациях, других, обычно из бедных, - в силовых структурах. Это очень неустойчивая конструкция с точки зрения и социальной стабильности, и долгосрочного роста.
- А риски демографической ямы?
- Проблема сокращения численности трудоспособного населения очень серьезная. Это аргумент в пользу повышения пенсионного возраста: повышение на пять лет добавляет 9 млн трудоспособного населения. Есть и структурный аспект: как говорит [директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС] Татьяна Малева, на пенсию уходит последнее работающее поколение. Поэтому пенсионный возраст имеет смысл поднять еще и для того, чтобы удержать его в производстве. Кстати, это одна из причин «странности» российского рынка труда, которую некоторые исследователи описывают как неадекватность, а мне она кажется вполне оправданной - предприятия в кризис в ответ на снижение спроса сокращают не численность работников, а рабочий день или зарплаты. Потому что, уволив работников, многих из них потом, когда кризис закончится, уже не вернуть и не заменить. Это же не финансовый аналитик и не брокер, которого сегодня уволил, а завтра нанял.
Современный мир пока не знал экономического роста без роста численности населения. Как компенсировать недостаток помимо повышения пенсионного возраста? Наиболее распространенные предложения последних 20 лет - стимулирование внешней миграции. Но приезжают-то к нам в основном не высокообразованные люди, а неквалифицированная рабочая сила. Это еще один серьезный долгосрочный вызов. Поэтому внешняя миграция, по моему мнению, не дает в обозримом будущем решения демографической проблемы. Но мы недооцениваем возможности внутренней миграции. Необходимо стимулировать концентрацию населения в точках роста.
- В условиях сокращения трудоспособного населения что делать с пенсионной системой?
- Повышением пенсионного возраста всех проблем точно не решить. Его повышение, если сэкономленные деньги не забирать на другие статьи бюджета, позволило бы увеличить пенсию старшим пенсионным возрастам, сделать ее более адресной. Но это все равно не решит проблемы достойной пенсии. Нынешние пенсионные системы в развитых странах (включая СССР) формировались в других демографических условиях, когда ожидаемая продолжительность жизни составляла 45-50 лет, т. е. была существенно ниже пенсионного возраста. Поэтому для сохранения нынешней системы в неизменном виде и недопущения сильного снижения уровня жизни при выходе на пенсию надо обсуждать пенсионный возраст не в 60-65, а примерно в 80 лет. Понятно, что это политически неприемлемо. Нужно искать другие механизмы.
Государственная пенсия - это часть бюджетной системы, а значит, должна быть такой, какую государство и общество могут себе позволить. Какой она будет в ближайшие 3-5 лет - вопрос более политический, чем экономический. Надо понять, какую долю ВВП страна готова расходовать на пенсии и как эти расходы соотносятся с другими статьями - от обороны до здравоохранения. Готовы ли граждане платить дополнительные взносы в Пенсионный фонд? Поскольку никто, похоже, к этому не готов, то необходимо обсудить другие пенсионные модели.
И мы постепенно к этому движемся: увеличивается когорта людей, которые не планируют в пожилом возрасте жить на государственную пенсию. В богатом обществе люди сами заботятся о своей пенсии, комбинируя ее из четырех элементов: государственной пенсии, частных пенсионных накоплений, вложений в недвижимость (в бумаги) и в семью. По опыту последних 50 лет мы знаем, что любой из этих элементов может не реализоваться: государство может оказаться банкротом, частные фонды могут разориться в кризис, ценные бумаги - обесцениться, как и недвижимость, семья может подвести. Но все-таки комбинация из четырех элементов дает больше устойчивости. А государство может и должно предложить пенсию как заявительное привязанное к возрасту пособие по бедности или инвалидности. Может быть, сохранится номинальная универсальная пенсия.
- В 2009 г. вы писали, что кризис носит структурный характер и предполагает серьезное обновление структуры мировой экономики и технологической базы. Прошли годы. Как мировая экономика обновилась?
- Очевидно, что тормозится глобализация и появляются новые отрасли производства. Усиливается роль внутреннего спроса - в Китае, возможно в Германии. В России внутренний рынок достаточно узок, но, похоже, у нас тоже усиливается роль внутреннего спроса. Как раз накануне думал, что нужно найти эту свою старую статью и проанализировать отмеченные тогда тенденции.
- А как технологическая революция может изменить роль государства? Например, индустриальная революция привела к исчезновению сословного общества.
- Похоже, что мы находимся накануне реализации нескольких прогнозов мыслителей прошлого, причем как левых, так и правых. Часть функций государства, как и прогнозировали левые, будет отмирать - посреднических и экономических. Платформенные решения радикально изменяют некоторые функции государства. А тема «государство как платформа» становится одной из ключевых.
Изменения на рынке труда, появление искусственного интеллекта могут существенно изменить соотношение свободного и рабочего времени. У раннего Маркса был тезис, что богатство общества будет определяться свободным, а не рабочим временем. Мы к этому идем, и чем меньше времени требует работа, необходимая для удовлетворения базовых материальных потребностей, тем больше остается времени для своего развития.
Структурные кризисы прошлого вели к глубоким изменениям в системе глобальных валют. Новый структурный кризис должен был повлечь за собой создание новых валютных конфигураций. Десять лет назад на эту тему высказывались разные соображения - о перспективах роли юаня или о росте значения региональных резервных валют. Но сейчас на повестку выходят криптовалюты. Пока трудно сказать, какую роль они будут играть в ближайшее время. Но стратегически, по-видимому, роль эта будет значительной. Речь не конкретно о биткойне - будущие криптовалюты будут отличаться от нынешних, как современные самолеты - от машины братьев Райт. Но в любом случае мы находимся в начале реализации прогноза уже праволиберальных экономистов о том, что более эффективными будут частные валюты. Как с банками - банковские услуги будут, а банки могут исчезнуть. Может возникнуть и ситуация «центробанки без валют». Что такое центральные банки в условиях частных денег? Это один из вопросов, который будет актуальным в обозримом будущем.
Наконец, остается открытым, пожалуй, самый фундаментальный вопрос экономической теории и экономической истории: почему начался современный экономический рост (в середине XVIII в.) и навсегда ли он? Вопрос, имеющий огромное значение - и теоретическое, и практическое. Придет ли мир в состояние, когда благосостояние будет расти, а экономика - нет? Но это тема совсем другого разговора.
Владимир МАУ - ректор РАНХиГС
Родился в 1959 г. в Москве. Окончил Московский институт народного хозяйства им. Плеханова в 1981 г. Занимался научными исследованиями в Институте экономики АН СССР, Институте экономической политики Академии народного хозяйства при Совете министров СССР, Институте экономики переходного периода. Преподавал в МГУ им. М. В. Ломоносова, государственном университете «Высшая школа экономики», московском центре Стэнфордского университета США. Доктор экономических наук. С 1991 г. участвовал в разработке и практической реализации курса экономических реформ в России
1992 советник председателя правительства РФ по 1993 г.
1997 Руководитель Рабочего центра экономических реформ при правительстве Российской Федерации
2002 Ректор Академии народного хозяйства при правительстве Российской Федерации
2010 Ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте Российской Федерации (РАНХиГС)
"Ведомости", 14.01.2018
https://www.vedomosti.ru/economics/characters/2018/01/14/747718-dlya-reform-faza-tsikla-spros
ИЗ КОММЕНТАРИЕВ
mambazoo 07:05 15.01.2018
Единственный вывод из статьи - чувак хорошо устроился и он тоже за стабильность ))