Екатерина БЕЛЫХ (Рейферт), жена Никиты Белых: Страх давно заменила ярость
СИЗО-1 Матросская тишина. http://www.сизо-матросска.рф
Неделю назад, за пару дней до суда и оглашения приговора (необходимо было Никиту перед судом поддержать, ведь очень важно видеть близкого человека перед тяжелым моментом) - была на свидании.
Желтый дом, изолятор, на окнах решетки.
Время от времени приезжают местные автозаки, у входа дежурит суровый конвой с табельным, автоматами, курят. По трамвайным путям гремит трамвай, перед ним бежит крошечная девушка в смешных уггах, оглядывается, потерялась. На свидание бежит, думаю. В первый раз, поэтому и потерялась.
Справа от входа, на углу здания - бюро передач. Туда нужно заранее записываться через электронную очередь, иначе нет смысла приходить, передавать целесообразно то, чего нет в ассортименте магазина на сайте. Лимит посылки в месяц - 30 килограмм, потому подбирать стоит аккуратно, можно не уложиться.
Слева - низкая металлическая дверь с надписью «краткосрочные свидания». Открывается дверь в 9 утра, но с 8 часов уже очередь, как правило, человек 7-8, иногда больше. Чтобы попасть на свидание, нужно потратить половину дня или целый день, многие из пришедших работают в графике, у кого-то дети в детском саду находятся до определенного времени, каждый выкраивает время так, чтобы успеть.
В Матросскую тишину адвокаты попадают по предварительной записи через электронную очередь. Регистрироваться и записываться нужно быстро и заранее, с краткосрочными свиданиями даже попроще, на мой взгляд. Они общаются в следственных кабинетах, без стекол. Родственники на краткосрочных свиданиях - только через стекло.
Я должна была выехать из области в 6, но легла спать в 4 и из-за хронической уже усталости полуторогодового забега по изоляторам и судам проспала на час. Приехала в 8:30 - не успела первой занять очередь. Пятая по списку, в больницу. Все стоят на морозе, боясь упустить место в очереди. Снегопад, ёжатся. На двери висит пофамильный список на подачу документов. Иду в машину, припарковалась рядом, все равно все пройдут, незачем беспокоиться. Тем не менее, все тревожатся. Это особенное состояние, ведь час свидания два раза в неделю - катастрофически мало, мало, так много нужно сказать…
За дверью небольшая комната, прохладно. В этой комнате бок о бок все скопом: жены, любовницы, подруги, матери, отцы, сестры и братья, друзья и у всех узнаваемый взгляд. Говорят, чекистов можно по глазам вычислить, по стальному блеску. А здесь… здесь другой оттенок. В основном, безысходность.
В Матросске два изолятора, по сути - больница (77/1) и режимная часть. В режимной части даже есть храм. Должно быть два списка на подачу документов, люди стоят, переминаясь с ноги на ногу. Спрашиваю - где второй, в больницу? Не понимают, о чем речь. Видимо, кто-то выбросил, должны были вчера составить еще. Беру лист, ручку, всех записываю, вешаю на дверь. Мужчина, очень приличный, интеллигентный, лет 50, пытается встать в очередь. Абсолютно потерян. Грамотная речь, осознанный, много боли. Спрашивает, зачем список, куда. Пытается понять, в какой список записываться - в разные части разные списки и заявления. Пришел впервые за 4 года увидеть сына - его перевели в больницу недавно. Не понимает пока, что как устроено. Страшно, конечно, видеть любимого человека за решеткой или в наручниках. Любому человеку. Особенно, если он не виноват. Невиновен. Мужчина пытается шутить. Понимает, что мне не страшно. Понимает интуитивно, чувствует, пока я помогаю остальным то подать документы, то разобраться, куда какое заявление писать, раздаю ручки-листы и пишу заявление на вход на обратной стороне разрешения из суда.
Почему не страшно? Потому что страх давно заменила ярость. Холодная, глубокая и, как ни странно, это придает сил. Это бронежилет от любого сарказма, зла, несправедливости. Ярость почти спортивная (знаю как человек, прошедший много различных спаррингов в разных единоборствах), когда нужно стиснуть зубы и идти вперед. Мобилизирует отлично. Хорошо бы при этом не утратить человечность и по сторонам оглядываться, пока получается. Здесь спасает только юмор.
Женщины в очереди смотрят на мои теплые угги и советуются в следующий раз тоже одеться потеплее - в комнате холодно очень.
Подаю документы, здороваюсь с конвоем, пропускаю потерянную девушку, выясняется, что ее мужа привезли два дня назад только, объясняю в очереди новичкам, как проходит свидание: несколько комнат, в ряд выстроены «ячейки», разговаривать можно по телефону, между вами стекло; есть правила цензуры - нельзя общаться на иностранных языках, можно только на понятные темы. Про СМИ не стоит. Есть час. Телефон и личные вещи перед проходом в изолятор сдаются, но проще оставить в машине. Обычно оставляю и верхнюю одежду (карманы, ну мало ли), сотрудники беспокоятся, говорят, замерзну. Отвечаю, что холода уже физически не ощущаю и неважно это, благодарю.
Мужчина начинает говорить со мной, из-за спины… мол, так дорого все - мы пенсионеры с женой, пусть и не бедные, но как же это все тянуть… Спрашивает про интернет-магазин, а то жена с передачами за сутки очередь занимает. Объясняю, что система удобная, на сайте Матросски или даже прямо здесь в терминале можно пополнить счет, и заключенные выбирают сами, что купить, а можно заказать сразу. Можно заказывать комплексные обеды из ресторана, выбор есть. Так не во всех изоляторах, рассказываю, в чем разница. Система действительно очень удобная.
Комната потихоньку наполняется людьми, уже человек 25. Мой собеседник рассказывает о том, что у его жены плохие отношения с сыном, и он не знает как себя там вести. Голос тихий, остановиться сложно. Думает, то ли отчитать его, сына… (пытается засмеяться)… Говорю, что нужно поддержать. Потому что ему тяжелее. На самом деле, глядя на этих людей, у меня еще вопрос, кому тяжелее, но это не озвучиваю. В прошлый раз точно так же разговаривала женщина, почти речитативом, минут 30: о себе, о сыне, о несправедливости, в итоге расплакалась.
Слышат мою фамилию из окошка - кто-то отворачивается, кто-то, наоборот, вопросы задает.
В комнату врывается бойкая бабушка лет 80, улыбается, со всеми здоровается, лукаво смотрит на меня, говорит: «Ты, девочка, далеко не уходи». Она опоздала на подачу заявлений (принимают до 11 часов), но не унывает. Задорный блеск в глазах, подбадривает всех на прощание, мол, не сдаваться и не унывать, и так же стремительно убегает.
Мужчина вздыхает: «…что же эта система с нашими родными людьми делает…телефоны, стекла…как же унизительно…»
Это стадия принятия. Или адаптации, адаптивность у всех разная. Я считаю, можно сколько угодно удивляться, но слезами горю не поможешь. Поворачиваюсь к нему, объясняю: «Бросьте печалиться. Порадуйтесь лучше, вы же сына увидите. Поговорите с ним. Пусть так. Я полтора года мужа увидеть не могла, я понимаю. Но этот час - это лучше, чем ничего».
Простые радости. Редкие ценные моменты.
У всех своя реакция на горе. Кто-то пытается улыбаться. Другие плачут. Многие молча смотрят в пол. Разговаривают с кем-либо конкретным, со всеми сразу, но больше сами с собой.
Постоянные ходоки общаются, здороваются, погоду обсуждают, передачи. Две женщины лет 50 (хозотряд, проходят первыми) пытаются поделить первое место в очереди. Я читаю книгу Юкио Мисима «Бегущие кони», иногда отвлекаюсь на диалоги. Здороваюсь с сотрудницей изолятора, она улыбается, берет мой паспорт. Вопреки расхожим мнениям, 80% сотрудников изоляторов - абсолютно нормальные люди. Многие вовлекаются, хотя стараются не показывать. Еще в Лефортово, перезнакомившись с большей половиной местных адвокатов в курилке, много об этом дискутировали. Для себя я сформировала мнение очень четко: все мы люди. В форме или без, это не суть важно. У них очень трудная работа, по-своему. Каждый день сталкиваться с чужим горем, поневоле вырабатывается броня, чтобы не озвереть. Остаться человеком - это задача, многие остаются. Кто-то - нет…Кое-кто изначально деревянный, в этом случае профессия выбирает человека, и не достучаться. А некоторые начинают в церковь ходить, молиться.
Мужчина продолжает говорить. Я вижу, чувствую, что адаптации нет, он до сих пор не осознает, в какой беде их семья оказалась, и ему страшно. Идти туда - страшно. Сыну в глаза смотреть и не подать вида, что страшно - страшно. И больно ему. И обидно, потому что сын его там не должен находиться. Описывает состав (так обычно в этих диалогах-монологах и происходит, выговориться хочется, только бы кто услышал…) - нет состава, подставился парень. Может, подставили.
А я ничем ему помочь не могу. Вообще ничем. Подбодрить разве что? Тоже можно навредить, не стоит обнадеживать: это повод начать себя жалеть, а ведь нельзя позволять себе таких излишеств. Поэтому говорю, чтобы брал себя в руки и сына не расстраивал подобными настроениями.
Сколько их всего, 600 000? А вместе с родными? А сколько из них действительно заслужили наручники и решетки?
Выхожу в 9 - забрали заявления, свидание в 14:30 - надо ждать. Объясняю новичкам, где поблизости можно поесть, в 4 километрах отель Holiday inn, куда идти за кофе - в конце улицы есть заправка и там продают просто отличный, сама направляюсь в машину спать - у меня там еда, вода, сигареты, плед, ноутбук. За 1,5 года жизни около Лефортово уже привыкла спать, есть и работать таким образом. На улице холодно, ждать несколько часов, зову потерянную девушку в машину погреться, она закоченела у входа. А мой собеседник из очереди не может остановиться - он идет вместе со мной к машине и говорит, говорит, говорит. И так жутко от этой боли, так хочется помочь - а нечем.
Практически все жены заключенных, которые приходят впервые, постаревшие и заплаканные. Отцы - седеют. Нет у нас в стране людей несчастнее, правда. Им и на нескольких работах приходится работать, и детей тянуть, и проходить через бесконечные очереди, заявления, рамки и металлоискатели. Но, есть удивительное качество - у них во взгляде не только безысходность. Любовь. Такая хорошая, человеческая, самоотверженная любовь. Не только к своим. Ко всему вообще живому, независимо от того, за оно или против. К жизни. Может быть, настоящие ценности так и познаются, кто знает. Свобода - она внутри, как бы странно это ни звучало. И путь наружу она всегда найдет.
Главное воли не терять. Веры.
Отделять внешнее от внутреннего. И помнить, что всё проходит.
И письма писать вот здесь https://fsin-pismo.ru/
О том, что всё пройдет.
Напишите тоже.
СИЗО-1, Матросская тишина. Белых Никите Юрьевичу 1975 г.р.
Эхо Москвы, 05.02.2018
https://echo.msk.ru/blog/k_reifert/2142690-echo/
Оригинал: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1812337208816614&set=a.359937397389943.94127.100001210585292&type=3&theater
Неделю назад, за пару дней до суда и оглашения приговора (необходимо было Никиту перед судом поддержать, ведь очень важно видеть близкого человека перед тяжелым моментом) - была на свидании.
Желтый дом, изолятор, на окнах решетки.
Время от времени приезжают местные автозаки, у входа дежурит суровый конвой с табельным, автоматами, курят. По трамвайным путям гремит трамвай, перед ним бежит крошечная девушка в смешных уггах, оглядывается, потерялась. На свидание бежит, думаю. В первый раз, поэтому и потерялась.
Справа от входа, на углу здания - бюро передач. Туда нужно заранее записываться через электронную очередь, иначе нет смысла приходить, передавать целесообразно то, чего нет в ассортименте магазина на сайте. Лимит посылки в месяц - 30 килограмм, потому подбирать стоит аккуратно, можно не уложиться.
Слева - низкая металлическая дверь с надписью «краткосрочные свидания». Открывается дверь в 9 утра, но с 8 часов уже очередь, как правило, человек 7-8, иногда больше. Чтобы попасть на свидание, нужно потратить половину дня или целый день, многие из пришедших работают в графике, у кого-то дети в детском саду находятся до определенного времени, каждый выкраивает время так, чтобы успеть.
В Матросскую тишину адвокаты попадают по предварительной записи через электронную очередь. Регистрироваться и записываться нужно быстро и заранее, с краткосрочными свиданиями даже попроще, на мой взгляд. Они общаются в следственных кабинетах, без стекол. Родственники на краткосрочных свиданиях - только через стекло.
Я должна была выехать из области в 6, но легла спать в 4 и из-за хронической уже усталости полуторогодового забега по изоляторам и судам проспала на час. Приехала в 8:30 - не успела первой занять очередь. Пятая по списку, в больницу. Все стоят на морозе, боясь упустить место в очереди. Снегопад, ёжатся. На двери висит пофамильный список на подачу документов. Иду в машину, припарковалась рядом, все равно все пройдут, незачем беспокоиться. Тем не менее, все тревожатся. Это особенное состояние, ведь час свидания два раза в неделю - катастрофически мало, мало, так много нужно сказать…
За дверью небольшая комната, прохладно. В этой комнате бок о бок все скопом: жены, любовницы, подруги, матери, отцы, сестры и братья, друзья и у всех узнаваемый взгляд. Говорят, чекистов можно по глазам вычислить, по стальному блеску. А здесь… здесь другой оттенок. В основном, безысходность.
В Матросске два изолятора, по сути - больница (77/1) и режимная часть. В режимной части даже есть храм. Должно быть два списка на подачу документов, люди стоят, переминаясь с ноги на ногу. Спрашиваю - где второй, в больницу? Не понимают, о чем речь. Видимо, кто-то выбросил, должны были вчера составить еще. Беру лист, ручку, всех записываю, вешаю на дверь. Мужчина, очень приличный, интеллигентный, лет 50, пытается встать в очередь. Абсолютно потерян. Грамотная речь, осознанный, много боли. Спрашивает, зачем список, куда. Пытается понять, в какой список записываться - в разные части разные списки и заявления. Пришел впервые за 4 года увидеть сына - его перевели в больницу недавно. Не понимает пока, что как устроено. Страшно, конечно, видеть любимого человека за решеткой или в наручниках. Любому человеку. Особенно, если он не виноват. Невиновен. Мужчина пытается шутить. Понимает, что мне не страшно. Понимает интуитивно, чувствует, пока я помогаю остальным то подать документы, то разобраться, куда какое заявление писать, раздаю ручки-листы и пишу заявление на вход на обратной стороне разрешения из суда.
Почему не страшно? Потому что страх давно заменила ярость. Холодная, глубокая и, как ни странно, это придает сил. Это бронежилет от любого сарказма, зла, несправедливости. Ярость почти спортивная (знаю как человек, прошедший много различных спаррингов в разных единоборствах), когда нужно стиснуть зубы и идти вперед. Мобилизирует отлично. Хорошо бы при этом не утратить человечность и по сторонам оглядываться, пока получается. Здесь спасает только юмор.
Женщины в очереди смотрят на мои теплые угги и советуются в следующий раз тоже одеться потеплее - в комнате холодно очень.
Подаю документы, здороваюсь с конвоем, пропускаю потерянную девушку, выясняется, что ее мужа привезли два дня назад только, объясняю в очереди новичкам, как проходит свидание: несколько комнат, в ряд выстроены «ячейки», разговаривать можно по телефону, между вами стекло; есть правила цензуры - нельзя общаться на иностранных языках, можно только на понятные темы. Про СМИ не стоит. Есть час. Телефон и личные вещи перед проходом в изолятор сдаются, но проще оставить в машине. Обычно оставляю и верхнюю одежду (карманы, ну мало ли), сотрудники беспокоятся, говорят, замерзну. Отвечаю, что холода уже физически не ощущаю и неважно это, благодарю.
Мужчина начинает говорить со мной, из-за спины… мол, так дорого все - мы пенсионеры с женой, пусть и не бедные, но как же это все тянуть… Спрашивает про интернет-магазин, а то жена с передачами за сутки очередь занимает. Объясняю, что система удобная, на сайте Матросски или даже прямо здесь в терминале можно пополнить счет, и заключенные выбирают сами, что купить, а можно заказать сразу. Можно заказывать комплексные обеды из ресторана, выбор есть. Так не во всех изоляторах, рассказываю, в чем разница. Система действительно очень удобная.
Комната потихоньку наполняется людьми, уже человек 25. Мой собеседник рассказывает о том, что у его жены плохие отношения с сыном, и он не знает как себя там вести. Голос тихий, остановиться сложно. Думает, то ли отчитать его, сына… (пытается засмеяться)… Говорю, что нужно поддержать. Потому что ему тяжелее. На самом деле, глядя на этих людей, у меня еще вопрос, кому тяжелее, но это не озвучиваю. В прошлый раз точно так же разговаривала женщина, почти речитативом, минут 30: о себе, о сыне, о несправедливости, в итоге расплакалась.
Слышат мою фамилию из окошка - кто-то отворачивается, кто-то, наоборот, вопросы задает.
В комнату врывается бойкая бабушка лет 80, улыбается, со всеми здоровается, лукаво смотрит на меня, говорит: «Ты, девочка, далеко не уходи». Она опоздала на подачу заявлений (принимают до 11 часов), но не унывает. Задорный блеск в глазах, подбадривает всех на прощание, мол, не сдаваться и не унывать, и так же стремительно убегает.
Мужчина вздыхает: «…что же эта система с нашими родными людьми делает…телефоны, стекла…как же унизительно…»
Это стадия принятия. Или адаптации, адаптивность у всех разная. Я считаю, можно сколько угодно удивляться, но слезами горю не поможешь. Поворачиваюсь к нему, объясняю: «Бросьте печалиться. Порадуйтесь лучше, вы же сына увидите. Поговорите с ним. Пусть так. Я полтора года мужа увидеть не могла, я понимаю. Но этот час - это лучше, чем ничего».
Простые радости. Редкие ценные моменты.
У всех своя реакция на горе. Кто-то пытается улыбаться. Другие плачут. Многие молча смотрят в пол. Разговаривают с кем-либо конкретным, со всеми сразу, но больше сами с собой.
Постоянные ходоки общаются, здороваются, погоду обсуждают, передачи. Две женщины лет 50 (хозотряд, проходят первыми) пытаются поделить первое место в очереди. Я читаю книгу Юкио Мисима «Бегущие кони», иногда отвлекаюсь на диалоги. Здороваюсь с сотрудницей изолятора, она улыбается, берет мой паспорт. Вопреки расхожим мнениям, 80% сотрудников изоляторов - абсолютно нормальные люди. Многие вовлекаются, хотя стараются не показывать. Еще в Лефортово, перезнакомившись с большей половиной местных адвокатов в курилке, много об этом дискутировали. Для себя я сформировала мнение очень четко: все мы люди. В форме или без, это не суть важно. У них очень трудная работа, по-своему. Каждый день сталкиваться с чужим горем, поневоле вырабатывается броня, чтобы не озвереть. Остаться человеком - это задача, многие остаются. Кто-то - нет…Кое-кто изначально деревянный, в этом случае профессия выбирает человека, и не достучаться. А некоторые начинают в церковь ходить, молиться.
Мужчина продолжает говорить. Я вижу, чувствую, что адаптации нет, он до сих пор не осознает, в какой беде их семья оказалась, и ему страшно. Идти туда - страшно. Сыну в глаза смотреть и не подать вида, что страшно - страшно. И больно ему. И обидно, потому что сын его там не должен находиться. Описывает состав (так обычно в этих диалогах-монологах и происходит, выговориться хочется, только бы кто услышал…) - нет состава, подставился парень. Может, подставили.
А я ничем ему помочь не могу. Вообще ничем. Подбодрить разве что? Тоже можно навредить, не стоит обнадеживать: это повод начать себя жалеть, а ведь нельзя позволять себе таких излишеств. Поэтому говорю, чтобы брал себя в руки и сына не расстраивал подобными настроениями.
Сколько их всего, 600 000? А вместе с родными? А сколько из них действительно заслужили наручники и решетки?
Выхожу в 9 - забрали заявления, свидание в 14:30 - надо ждать. Объясняю новичкам, где поблизости можно поесть, в 4 километрах отель Holiday inn, куда идти за кофе - в конце улицы есть заправка и там продают просто отличный, сама направляюсь в машину спать - у меня там еда, вода, сигареты, плед, ноутбук. За 1,5 года жизни около Лефортово уже привыкла спать, есть и работать таким образом. На улице холодно, ждать несколько часов, зову потерянную девушку в машину погреться, она закоченела у входа. А мой собеседник из очереди не может остановиться - он идет вместе со мной к машине и говорит, говорит, говорит. И так жутко от этой боли, так хочется помочь - а нечем.
Практически все жены заключенных, которые приходят впервые, постаревшие и заплаканные. Отцы - седеют. Нет у нас в стране людей несчастнее, правда. Им и на нескольких работах приходится работать, и детей тянуть, и проходить через бесконечные очереди, заявления, рамки и металлоискатели. Но, есть удивительное качество - у них во взгляде не только безысходность. Любовь. Такая хорошая, человеческая, самоотверженная любовь. Не только к своим. Ко всему вообще живому, независимо от того, за оно или против. К жизни. Может быть, настоящие ценности так и познаются, кто знает. Свобода - она внутри, как бы странно это ни звучало. И путь наружу она всегда найдет.
Главное воли не терять. Веры.
Отделять внешнее от внутреннего. И помнить, что всё проходит.
И письма писать вот здесь https://fsin-pismo.ru/
О том, что всё пройдет.
Напишите тоже.
СИЗО-1, Матросская тишина. Белых Никите Юрьевичу 1975 г.р.
Эхо Москвы, 05.02.2018
https://echo.msk.ru/blog/k_reifert/2142690-echo/
Оригинал: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1812337208816614&set=a.359937397389943.94127.100001210585292&type=3&theater